Это как он умело обошел факт непосредственного участия Елисея в расстройстве свадьбы одного из ближайших служащих! Восхищена.

— Думаю, что с данной задачей справятся баба Яга и баба Янина. В вопросах, кто на ком жениться собирался, да кто у кого невесту увел, они лучше всех осведомлены, — предложила я.

— Думать и задания давать это дело… — начал кипятиться диктатор, — но посмотрел на мою поднятую бровь, а потом на перекошенного Елисея и продолжил: — Марии Васильевны.

— Спасибо за доверие, но одна я не справлюсь. Мне нужна Ваша помощь и поддержка, — включила я дипломатию, — а, конкретно, мне нужна помощь Бабы Яги и бабы Янины — как специалистов по колдовству, мне нужна помощь Любомира и его ребят — как военная поддержка, Тихона Игнатьевича и стрельцов — как боевого прикрытия, Елисея — как источника информации и ближайшего помощника.

Царь ответил не сразу, обдумывая мою просьбу.

— Хорошо, будут тебе помощники, а что ты, Мария Васильевна, думаешь об Елисеевом проклятье? — наконец-то поинтересовался моим мнением царь-государь.

— Я думаю, что кто-то очень влиятельный воспользовался Марфой, чтобы сгубить Елисея. Сам ли этот кто-то заколдовал иголочки те, или добыл их у сильного колдуна, пока не знаю. Но прошу подумать и ответить мне, кому и зачем понадобилось сгубить Елисея? — поделилась я своими рассуждениями.

Царь от вопроса помрачнел и отвечать не стал:

— Поздно уже, и сидеть тебе в сырости вредно. Беги домой к бабкам, сына спать укладывай. А завтра продолжите расследование, утро вечера мудреней. А мне подумать надобно.

Я настаивать на ночевке в казематах не стала, все-таки дома на перинке рядом с Ваняткой как-то привычнее.

Выйдя во двор, удивленно заметила, что уже давно вечер, и пора бы на боковую. Провожать меня вызвался Любомир с конниками, но от поездки на лошадке я отказалась, сошлись на прогулке. Только прогулка напоминала шествие, впереди нас ехали три вооруженных конника на боевых конях, далее мы с Любомиром — на пионерском расстоянии друг от друга, и позади нас — еще три вооруженных конника на все тех же боевых лошадках. И все равно, сердце учащенно билось, и в организме порхали бабочки. Выходя с царского двора, мы встретились с Тихоном и его стрельцами. Я, улыбаясь, попрощалась со старшим стрельцом, он сердито мне кивнул и, зло прищурившись, смотрел на Любомира. Желание хоть чуть-чуть побыть почти наедине с объектом моих недавних грез было столь велико, что я отмахнулась от попытки разобраться в конфликте мужчин.

Мы шли по опустевшему городу и молча бросали друг на друга многозначительные взгляды. Над нами сияло звездное небо, и огромная луна освещала дорогу. Очень хотелось взять Любомира за руку и идти рядышком.

— А давно ты, Любомир, царю служишь?

— Так еще с отрочества, — гордо ответил конник.

— А почему выбрал работу с лошадьми, а не, например, стрельца или дружинника? — пыталась я разговорить интересующего меня мужчину.

— Конники, они особицей стоят от остальных служивых. И задачи у конницы иные…

Любомир рассказывал о своей «работе» с удовольствием, а я навострила ушки, изучая мужика.

То, что он был увлечен тем делом, которым занимался, было видно сразу. В его словах слышались и ответственность за подчиненных, и важность выполняемых заданий и гордость за результаты своих решений. Рядом со мной шел МУЖЧИНА умный, спокойный и красивый. Так захотелось к нему прикоснуться и хоть чуть-чуть в этой сказке помечтать.

Я споткнулась на ровном месте, тихонько охнув. Меня тут же поддержали сильные руки. В веселых глазах читалось, что мой маневр разгадали и всячески одобряют. Сопровождавшие нас конники на своих лошадках делали вид, что ничего не замечают, но получалось это у них плохо, служивые негромко хмыкали в усы и весело насвистывали. Большие и горячие руки меня не отпустили и продолжали поддерживать дальше, будто я не споткнулась, а, напрочь, потеряла нижнюю конечность. Но, чтобы сохранить лицо, старательно прихрамывала на одну ногу.

— А что ты думаешь, Любомир, о женщинах в армии? — решила я пойти на провокацию.

— Война — дело не женское. Тяжелое оно, грязное и страшное, — серьезно ответил обнимающий меня мужчина. Я потихоньку плавилась в его руках, мысли отказывались формулироваться.

— А как думаешь, женщина может состоять на службе у царя? — продолжила я интересоваться.

— Да что ей там делать? Государь наш строг и мудр, и не каждый боярин справится с царскими поручениями. Куда уж тут бабам. Ваше дело — замуж выходить, детей рожать да за домом следить, — покрепче прижав меня к себе, рассмеялся Любомир.

Все очарование вечера, как ветром, сдуло. Как-то неприятно, когда тебя до БАБЫ понижают. Да и выводы его рассуждений не радовали: если ты замуж вышла, то жить еще можно, а если нет, то прямой путь — в петлю. На самый крайний случай, прорубь сгодиться. Перспективка, я вам скажу, так себе. Я аккуратно высвободилась из рук конника и решила уточнить.

— А как ты считаешь, кроме как дома при муже с детьми, женщина еще, чем может заниматься? — пессимистично настроенная, задала я вопрос.

Мои действия по высвобождению не остались без внимания, но Любомир ответил:

— Если рода худого или достатка нет, то идут в услужение, хозяйство вести или деток нянчить, лекарствовать — помогают больных пользовать. Каждое серьезное служение много ума требует, да смекалки. Куда там бабе, а уж тем более, девке справиться.

Картина ясная. Лучшая из перспектив для женщины у Любомира, как бы сказали немцы «киндер, кюхе, кирхе», что в переводе значит дети, кухня, церковь. Тесновато для самореализации. Мне в этом плане Владимир Ильич ближе с его крылатым высказыванием: «Каждая кухарка должна научиться управлять государством». Ладно, пооблизывались, и буде. Да и с подобной философией он уже и не кажется таким красивым и мужественным. Ну, мужик и мужик, солдафон, только и говорящий о своей службе, ни тебе комплиментов, ни заигрываний. Чуть ногу не подвернула, чтобы прикоснуться! Ну, вот и родимый терем!

— Спасибо Вам, Любомир Батькович, за заботу. Время позднее, спокойной ночи, — я быстренько развернулась и побежала в сени, как будто и не хромала полдороги. В спине услышала, как конник со мной прощался и даже пытался остановить, но это мне было уже неинтересно.

В доме меня ждали две суровые училки, страстно желающие меня перевоспитать. Их настрой меня ничуть не взволновал.

— Добрый вечер, бабоньки, — залихватски поприветствовала я старушек.

Те, не ожидав от меня такой невоспитанности, открыли рты.

— Это я тут узнала о двух единственно возможных ипостасях женщин в вашем сказочном царстве-государстве и перспективах самореализации, — пояснила я колдуньям свое хамство. — В вашей хваленой державе я могу быть или девкой, или бабой. Пардонте, при наличии у меня Ванятки, девкой я тоже уже не могу быть. То бишь, я БАБА. Пойти работать на государственную, военную или иную службу не могу. Куда я со своим скудным умишком во взрослые мужские дела лезть буду? И разрешено мне только рожать, мужа обихаживать, да церковью любоваться. Ой, девочки, и как вы еще тут на стенки не кидаетесь? — грустно поинтересовалась я.

— Старые мы уже на такие высокие препятствия кидаться, — парировала баба Яга. — Нам бы все больше полежать.

— Полежать — это хорошо, но вот ваш патриархат меня не устраивает. Так что будем ускорять процесс расколдовывания внука вашего необузданного, и домой, — настраивалась я на деловой лад.

— Чего это Елисей — необузданный?! Я смотрю, не только он один под звездами мимо огородов да заборов в обнимку с зазнобой шастает, — пыталась меня уколоть баба Янина.

— И чем это дефилирование в обнимку с хахалем мне грозит? — насторожилась я.

— Да ничем, — пожав плечами проговорила Яга. — Ты девка свободная, то есть мужа у тебя нет, хоть и с ребенком. Замуж без твово согласия тебя не потащат.

— Значит последствий никаких, — сделала вывод я.

— Ну как никаких? — вредно ухмыльнулась Янина. — Шибко понравилась ты Любомиру. Теперь он тебе, красавица, проходу не даст, и к тебе никого не подпустит.

— Ну, я в этом вижу больше плюсов, чем минусов, — почесав нос, решила я.