Звонок в дверь и, без паузы, поворот ключа в замке. Это Елена Андреевна.

‒ Задержалась, ‒ сказала она, войдя в большую комнату, где он стоял, обратившись к окну, чтобы она не увидела его лица.

Он не ответил и не обернулся. Надо бы, но не смог. Она видимо почувствовала это и тут же вышла. Через пару минут послышался шум воды в ванной. Забралась под душ.

Хорошо, что она уже пришла. В ее присутствии почему-то всегда все упрощается. Хорошо, что он не ушел ночевать на работу. Замучил бы себя…

‒ Спасибо за кран, ‒ сказала Елена Андреевна, выйдя из ванной с полотенцем на голове.

Он был уже на кухне.

‒ У Вас сигарет случайно нет?

‒ Есть, ‒ ответила она без удивления. ‒ Сейчас.

Она ушла в свою комнату и он услышал скрип замочка ее секретера. Удивился, ‒ зачем там сигареты держать? Послышался щелчок захлопывания и через несколько секунд она положила на стол нераспечатанную пачку "Марльборо" и красивую, тяжелую зажигалку.

‒ На балкон иди. Я пока тут постряпаю.

Балкон тут же, от кухни. Маленький, как и в большинстве сталинских домов, не сравнить с их почти лоджией… Зажигалка оказалось совсем еще не пользованной и, видимо, очень дорогой, язычок пламени имел очень своеобразную форму и какой-то особенный, завораживающий цвет; Виктор уставился в него глазами и вдруг четко как бы ощутил в собственном теле сиюминутное биение Иринкиного сердца и понял, что она сейчас находится под этим парнем у них на балконе, том, что из их спальни, застекленном… и увидел ее глазами пятно на потолке, то самое, плохо закрашенное… потому что она лежала сейчас на матраце лицом вверх…

С ним нередко так бывает, что он как бы ее глазами видит то, что она на самом деле видит в тот же момент, находясь на отдалении от него.

Он несколько раз тряхнул головой. Видение не исчезло. Да, она лежит. И ей очень сейчас приятно. Жутко приятно, потому что сердце ее колотится, как…

Дрожащей рукой зажег сигарету. Затянулся. Закашлялся. Он не был курящим.

‒ Э, да ты сегодня совсем как ухажер, ‒ послышалось из кухни. ‒ А сам почему не поел?

Он не ответил.

‒ Ну и хорошо. Поедим вместе. Будешь?

‒ Да вообще-то не хочется…

‒ Совсем немного. За компанию.

‒ Хорошо.

Она умела есть красиво. И у нее этому научилась Ирина. И дети тоже. И он, воспитанный деревней. Она была из тех людей, которым хочется подражать.

‒ Подожди.

Она вышла и тут же вернулась с бутылкой дорогой немировской.

‒ Глотни. Только совсем немножко.

Поставила перед ним рюмку.

‒ Давай, давай. Не бойся, я за тобой присмотрю.

Она явно уже почувствовала, что с ним что-то неладно. Но она никогда не лезет в душу. Это же Елена Андреевна.

Такую водку можно не закусывать. Он опрокинул в пищевод полную рюмку одним махом. И ему почудилось, будто сразу вслед за глотком зашипели где-то за грудиной горячие угольки. Приятно ударило в голову.

‒ Ира звонила?

‒ Да, ‒ поспешно соврал он, заметив особенность интонации и ее периферический взгляд, ‒ у нее все в порядке.

Теперь он почувствовал, что она тоже была внутренне напряжена, а после его слов вдруг расслабилась, успокоилась, пришла в свое обычное состояние.

И он тоже вдруг успокоился. Вдруг подумал, что даже если Елена Андреевна и узнает правду, ничего плохого не произойдет. Им бояться нечего. Пусть узнает. Не от него, конечно. От него она ничего не услышит. Но Ирка потом вполне может проболтаться… Хотя еще неизвестно, какой след на самом деле оставит у нее эта ночь… Нет, в любом случае проболтается. Это же Ирка. Она все еще как дитя.

Вот, опять непроизвольно задрожала рука, от пальцев до самого плеча. Что это они там такое делают? И Елена Андреевна заметила. Хорошо, что никак не отреагировала, а то пришлось бы плести какую-нибудь чепуху. Стала рассказывать о своей работе.

Она молодец. Постепенно развязала язык и ему, он тоже заговорил о работе, всякое-разное, что ей действительно могло быть интересно.

И они проговорили так около полутора часов и только пару раз за это время у него повторилось это странное, никогда раньше не испытываемое дрожание правой руки. Он знал, с чем оно связано, но не понимал, что оно означает.

Потом ему захотелось еще одну рюмку, кажется, уже четвертую или пятую по счету, но она почему-то возразила:

‒ Не надо Витя. Потом. Завтра. Или послезавтра. Заберешь бутылку, хоть всю сразу выпьешь. А сегодня больше не нужно.

‒ Я же почти не пил.

‒ Все равно. Не надо.

‒ Хорошо.

Принялся убирать со стола и она позволила ему это, не вмешиваясь. Потом ушла к себе.

Убрав на кухне, он пошел в другую комнату, по пути проговорив в ее полураскрытую дверь:

‒ Я тоже спать… Спокойной ночи.

Елена Андреевна не ответила, но тут же появилась в дверях вслед за ним. Сказала:

‒ Знаешь Витя, мне кажется, тебе лучше не оставаться одному. Давай посидим вместе. Завтра выходной, отоспимся. Не заснешь ты сейчас…

Он промолчал. Что тут скажешь? Она всегда все чувствует, ‒ приблизительно по сути, но всегда точно по тому, как и чем может помочь… И почти никогда в этом не ошибается…

‒ Я бы мог исправить у Вас замок. Давно обещал…

‒ Да. Он скоро совсем вывалится. Но там стучать, наверное, придется. А сейчас уже ночь. Начало первого.

‒ Может и не придется. Судя по всему, там просто шурупы повылетали.

‒ Хорошо. Попробуй.

Он последовал за ней, выдержав значительную паузу, чтобы она успела взять из своего тайного загашника ключ и перепрятать куда-нибудь то, чего ему не положено видеть.

‒ Можно, да? ‒ предупредительно спросил он, не доходя до раскрытой двери, но, не дождавшись ответа, подошел к порогу.

‒ Можно, ‒ запоздало ответила она.

Она сидела на краешке нерасстеленной постели, теребя в руках ключик, а дверца секретера оставалась закрытой.

‒ Вам может быть нужно сначала там…

Он не нашелся, как продолжить, считая, что и так понятно выразился.

Она ответила, хотя и не сразу:

‒ Да чего уж там… Открывай, смотри…

Будто согласилась себя чем-то опорочить.

‒ Я инструменты возьму, ‒ сказал он, как бы не обращая внимания на протянутый ему ключ. И, предоставляя ей добавочное время, долго возился в ящике для инструментов, лет десять назад приспособленном им в прихожей возле обувного шкафа.

‒ Какой ты, в самом деле… ‒ сказала она, вставая с постели, когда он, наконец, вернулся. Вздохнула. ‒ Точно мой Сергей…

Она не пояснила, что имеет в виду, и вышла в ванную. Ключ торчал в замке, но дверца не была открыта.

На обоих полках лежали аккуратно сложенные свертки, кипы бумаг, какие-то коробочки и… игрушки из сексшопа, имитаторы мужского полового органа. Несколько штук, все разной формы и размеров.

Надо же. Он ожидал чего угодно, только не этого…

С замком он справился быстро. Пришлось, правда, его раскрутить, разболтанные шурупы закручивались в дверцу изнутри него. Проверил пару раз на состоятельность, затем закрыл и оставил ключ в замке.

Через пару минут она вернулась. В руках она держала две рюмки и два миниатюрных бутерброда.

‒ Все-таки выпьем немного, ‒ вздохнула она.

Сама открыла бутылку и налила поровну, чуть не до краев. Он потянулся взять одну из рюмок, но она спешно опередила его.

‒ С руки.

И подала ему ее из руки в руку. Видимо, для нее это что-то особенное обозначало.

‒ Давай. За Сергея, любимого моего. За тебя. За Иринку. За Светланку. За Сережку. За всех нас.

Выпили до дна. Она будто от непривычки слегка скривилась.

‒ Я еще закурю, хорошо? ‒ спросился он.

‒ Конечно.

Он собрался было по направлению к кухне, но она остановила его за руку.

‒ Не будь один, Витя. Хватит с тебя. Кури здесь. Окно открыто.

И он передумал курить. Не любил, когда дым в комнате.

‒ Ну ладно. Пойдем. И мне что-то захотелось.

От этой рюмки Виктору стало необычно приятно и спокойно. Может быть потому, что с ее руки, ‒ подумал он.