- Ты, Ваньша, служи, и ни о чём тутошнем не тревожься. Справимся! Делай своё дело, а коль чего нужно будет, так и стреляй. Добро и зло не могут не воевать, человеки для этой битвы Богом как раз и сотворёны. Через вражду со злом людские души ангельский чин обретают, к Престолам возводятся. Взамен отпавших за сатаной.

   Моздок.

   Хоть что-нибудь рассмотреть в знакомом по теленовостям городке не удалось - отцепив от общего состава, их вагоны сразу же перенаправили на ночёвку в тупиковый загашник.

   - Старый, давай к столу, пока тушёнка не кончилась. А то скоро машины подгонят, перегружаться будем.

   Вскрытые коробки сухпайков пакетами, банками и баночками заполняли весь столик - домашнее у всех закончилось, а так как о возможности ночёвки в тупике не додумались, то и в Волгодонске ничего "цивильного" не закупили. Заткнув завёрнутые в полотенце пасту и щётку за сетку полочки, Иван Петрович втиснулся меж уже что-то колупающими парнями и задумался: а хочется ли ему или не хочется холодной перловки со свининой?

   - Ну и чего тут думать? На службе это дело вообще не полезное, на службе нужно не думать, а конкретно действовать согласно уставу, в котором за тебя командованием уже всё предусмотрено. Короче, послушай: "Инструкция по использованию индивидуального рациона питания ИРП-П... состав... завтрак - хлебцы "армейские", две пачки... консервы мясорастительные...", ага, вот оно, главное - "рекомендации по применению ИРП-П: Мясные, мясорастительные консервы - используются как в холодном, так и в разогретом виде. Хлебцы армейские - используются в пищу вместо хлеба. Чай растворимый с сахаром - содержимое пакета высыпают в кружку и добавляют кипяток. Повидло - вскрывают непосредственно перед употреблением. Концентрат для напитков - предварительно восстанавливают, для чего содержимое пакета высыпают в кружку и заливают кипяченой водой (200-250 мл); Карамель леденцовая - используют в течение дня". Ну, и чего тут неясного для исполнения? Хлебцы - вместо хлеба, а карамель - на весь день. Даже про то, что в чай кипяток заливают, и то умные люди за нас предусмотрели. Наверно, и опытами доказали.

   Белобрысый, невысокий, но весь из себя ладный Колян, командирский шофёр, и посему крайний эстет, похоже, один за дорогу не растерял боевого задора. Подогнанная форма, новенькая портупея, сверкающая обувь, выбрит, душист - залюбуешься. Парню, видимо, очень не терпелось "на войну", он так и светился потенциальным героизмом, искренне фонтанируя боевым задором:

   -Воевода, а ты куда шеврон нашил?

   - Сюда.

   - "Сюда-а"! На сколько сантиметров он должен отступать от шва? Ну-ну, "на четыре пальца", а ещё такую военную фамилию носишь. Ровно на восемь сантиметров! Воевода, в форме должна быть щеголеватость, шик, а иначе лучше в гражданке шмыгать.

   К тому ж Колян в их закутке-купе оказался единственным "настоящим" омоновцем, поэтому, несмотря на свои двадцать два, всё время лез в лидеры. Ну, или хотя бы уж в равные к старшим.

   - Щепок, а ты кого учить вздумал? - Воевода, угрюмый пэпээсник из Октябрьского РОВД, осторожно спивал горячий "чай с сахаром" и закусывал "хлебцем армейским" с "непосредственно вскрытым" повидлом. Вздутая шея, от крупной рыжей головы плавно перерастающая в покатые плечи, выдавала серьёзного борца. - Я в этой форме девять лет хожу. Как в училище поступил в семнадцать, так с тех пор сапог не снимал.

   - Это как?

   - А так! Меня со второго курса попёрли за систематические нарушения в срочники, и сразу же в Карабах кинули. Отслужил, по дембелю дома пару месяцев попил-погулял, и такая тоска заела, что махнул в Пянж по контракту. Там в погранцах три года с таджиками роднился. И теперь в отделении только что числюсь: за это время уже три раза в Ачхой-Мартане, два раза в Шали и разок в Грозном оттянулся. Начальство радо - им же пару человек каждые полгода сюда отсылать, спецов-то жалко, а я какой мент? Одно название. Вот меня всякий раз и командируют. Мол, фамилия обязывает.

   Потянулась уважительно-озадаченная пауза: вот он, живой "солдат удачи". Иван Петрович решил-таки взять хлебец, но, зацепив на него немного нехорошо пахнущей тушёнки, куснул и понял, что вполне мог бы обойтись одной галетой.

   За окном по южному быстро темнело, да и на что смотреть? - широко выгороженный колючкой тупик, где, кроме заброшенных, заросших полынью и крапивой дотов, тосковали какие-то пустые склады и кучи бросового горбыля, который разрешили использовать для костров. Разведённые по концам сцепки, эти самые костры красно высвечивали высоченную полынь, косые столбы ограды, да занятый бродячими собаками сортир. Дальше, где-то там за колючкой, за непроглядной под низко-облачным небом чёрной пустошью, дремал и, одновременно, гулял загадочный Моздок. Оттуда то и дело в зону въезжали частные таксисты, фарами просевших от перегрузки "шестёрок" и "девяток" выхватывая радостные братания подвезённых вусмерть пьяных гостей и принимающих их петрозаводцев, в отличие от сибиряков, тоже не чуравшихся "стременной".

   Сибирский ОМОН не пил. Гм, а Иван Петрович, как практически и все "приданные", оказался не готов к взаправдашнему сухому закону отряда и вёз, аккуратно завёрнутую в тёплое бельё, бутылочку настоящей "Мариинской". Правда, мучительных раздумий - куда её теперь девать, не было: в первый же вечер комвзвода Сергей Малоденко, по ходу знакомства со своими новыми подчинёнными не поленившийся провести с каждым отдельную беседу, мягко, и как бы между прочим, порекомендовал по прибытию незаметно сдать весь алкоголь командиру.

   - Вот ты, Старый, ответь: зачем тебе эта поездка? - Обломившись о Воеводу, Колян развернулся к Ивану Петровичу. - Возраст пенсионный, уважаемый, так что жена, поди, в трусости давно не обвиняет. И как, вообще-то, она тебя отпустила? Неужто так надоел? Или ты, типа, решил к пенсии льготами подразжиться?

   Этого вопроса Иван Петрович не просто ждал, а ждал давно, ждал ото всех, ибо ответ на него заготовил ещё задолго до подачи рапорта. Ответ был задуман и продуман, тщательно взвешен, аргументирован и не на раз днями и ночами обсуждён с супругой ещё с осени, поэтому, вразрез коляниной скороговорки, ответ зазвучал обстоятельно грузно:

   - И к пенсии, конечно, нужно подзаработать, чтоб не тыщу восемьсот, а две с какими-никакими копейками выходило, и льготы за "участие" - тоже дело весьма нелишнее. Да и жене от меня, действительно, неплохо б дать отдохнуть. Всё, Коленька, правильно. Но, главное, я по возвращению хочу сыну "газель" купить, "двадцать первую", которая ещё "двести двенадцать". Трёхлеточку, ну, уж не старше пяти. Что б он не хозяина, а на себя ею работал.

   - Да, я знаю! На восемьдесят лошадей: она и подешевле, и на "семьдесят-шестом" ходит! - Колян профессионально пыхнул расширившимися глазами, но Иван Петрович не дал себя перебить:

   - Он, сынок-то мой, парень очень правильный. С головой и с руками, женился недавно, ребёнка ждут. Вот и мы с женой и порешили, что ему такое в самый раз для начала своей жизни будет, он подарок не профукает. Тут ведь, бойцы, понимать нужно, что не всем служить на роду прописано. Не все ж, как мы, без устава не знают, что им и когда делать, а есть такие, кто вполне умеют и сами собой покомандовать. Умеют вне системы жить.

   Иван Петрович наслаждался: вокруг все как-то разом смутились, даже жевать перестали - действительно, в армии и органах одно, тут рамки справа-слева, сверху-снизу, вся жизнь прописана на двадцать лет, и как бы иной раз служба не доставала, но оказаться в автономном плавании... без гарантированного оклада и распорядка... это, правда, не для каждого.

   - Глубокая, однако, мысль. - Колян первый опомнился. - А только ты-то, Старый, если честно, и сам тоже боишься без командования остаться? Давно ведь свой срок выслужил, а чего за погоны-то держишься? И где это у нас, в конвойке, что ли, такое долголетие дозволяют?