В то же время при осаде Амиды (359) хиониты участвовали в штурме крепостных укреплений (Amm. Marc. XIX. 2. 3), что говорит об их способности воевать как в конном, так и пешем строю.
К IV столетию относится и упоминание о таких союзниках персов, как албаны (Amm. Marc. XVIII. 6. 22; XIX. 2. 3) и сегестанцы (Amm. Marc. XIX. 2. 3). Подобно хионитам, они участвовали в походе Шапура 359 г.
Албаны — жители Кавказской Албании, располагавшейся на территории современного Азербайджана. Аммиан Марцеллин описывает сцену, в которой царь албанов (как и царь хионитов) ехал верхом рядом с Шапуром II (Amm. Marc. XVIII. 6. 22), что говорит о том, насколько важное значение шаханшах придавал союзу с албанами. Это становится еще более понятным, если учесть, что Албания граничила с Арменией и Иберией, всегда бывшими камнем преткновения в римско-персидских отношениях, а потому являлась удобным плацдармом для вторжений на их территорию.
Сегестанцев — жителей Сегестана (Сакастана), области на востоке Ирана, потомков осевших здесь во II в. н.э. саков — Аммиан характеризует как «самых жестоких из всех воителей», располагавших отрядами боевых слонов (Amm. Marc. XIX. 2. 3). Именно последнее обстоятельство обусловливало тактические задачи сегестанцев в военных планах персов. Кроме того, Сегестан, судя по всему, являлся на каком-то этапе посредником в обеспечении Сасанидов боевыми слонами, доставлявшимися из Индии.
Достаточно часто византийские историки отмечают в качестве союзников персов гуннов (Proc. Bell. Pers. I. 3. 4; 8. 13; 15. 1; 21. 13, 27; II. 26. 5; Men. Fr. 23. 1; Theophan. A. M. 6013, 6020). Однако этот этноним является собирательным обозначением для различных этносов, участвовавших в продвижении гуннских орд на запад Евразии и оказавшихся на границах сасанидского Ирана. Да и сами авторы, упоминающие гуннов, зачастую оговаривают, какой именно «гуннский» народ они имеют в виду в том или ином конкретном случае. В этом ряду необходимо назвать эфталитов (Proc. Bell. Pers. I. 3. 4; 8. 13; Себеос. XXVI), проживавших в основном в приграничных с Персией областях Средней Азии, и сабир (Proc. Bell. Pers. I.
15. 1; Agath. III. 17, 18; Men. Fr. 23.1) — кочевников, населявших область на западном побережье Каспия севернее Кавказского хребта (территорию современного Дагестана). Кроме того, Прокопий называет союзных персам гуннов массагетами (Proc. Bell. Pers. I. 13–15, 28) или же просто гуннами без каких-либо уточнений (Proc. Bell. Pers. II. 26. 5–8). В двух последних случаях трудно выявить какие-либо детали, связанные с вооружением и тактикой действий упомянутых Прокопием племен. Однако об эфталитах и сабирах подобные данные существуют. Эфталиты, как было отмечено выше, являлись легковооруженными всадниками-лучниками, о чем, помимо иконографии, свидетельствует тот же Прокопий (Proc. Bell. Pers. I. 1.7. 8). Сабиры (или савиры) на поле боя выступали как тяжеловооруженные конные воины — именно так идентифицирует их Агафий, упоминающий о двухтысячном отряде сабир, воевавших на стороне Византии (Agath. III. 17).
В VI в. союзниками Ирана являлись аланы (Proc. Bell. Goth. IV. 1, 3, 8; Theophyl. III. 9. 7). Ираноязычные племена аланов населяли огромную территорию от Южного Приуралья до Северного Причерноморья. Часть из них в IV–V вв. оказалась вовлечена в Великое переселение народов и, присоединившись к вандалам и готам, проникла в Западную Европу, дойдя до самой Испании.
Подобно многим другим северным соседям Персии и Византии, аланы служили, в зависимости от обстоятельств, на стороне обеих держав. Главным мотивом, определявшим внешнеполитические пристрастия аланов, являлись размеры денежных сумм, получаемых ими от своих могущественных соседей в обмен на военную помощь. Наиболее активно участвовали аланы в византийско-персидских войнах в середине VI в. В 540-х гг. часть аланов, по всей видимости, поддерживала Византию, получая от нее (как и сабиры) денежное вознаграждение (Proc. Bell Pers. IL 29. 29; 30. 28). Впоследствии, в 50-е гг. VI в., аланы упоминаются в источниках уже в качестве союзников персов: Прокопий Кесарийский отмечает, что «это племя независимое; по большей части оно было союзным персам и ходило походом на римлян и на других врагов персов» (Proc. Bell Goth. IV. 1, 3, 8).
Характеристике образа жизни аланов и их боевых качеств посвящен один из экскурсов Аммиана Марцеллина:
Все, кто по возрасту и полу не годятся для войны, держатся около кибиток и заняты домашними работами, а молодежь, с раннего детства сроднившись с верховой ездой, считает позором для мужчины ходить пешком, и все они становятся вследствие многообразных упражнений великолепными воинами… Они очень подвижны вследствие легкости вооружения… Как для людей мирных и тихих приятно спокойствие, так они находят наслаждение в войнах и опасностях. Счастливым у них считается тот, кто умирает в бою, а те, кто доживает до старости и умирает естественной смертью, преследуются у них жестокими насмешками как выродки и трусы. Ничем они так не гордятся, как убийством человека, и в виде славного трофея вешают на своих боевых коней содранную с черепа кожу убитых (Amm. Marc. XXXI. 2. 20–22).
Примерно такими же предстают аланы и на страницах сочинения Прокопия Кесарийского, описавшего участие аланских подразделений в конкретном боевом эпизоде:
Варвары [персы и аланы. — В. Д.], не зная, как им быть (они не могли ни делать отдельных налетов, так как их противники были пехотинцами, ни привести в беспорядок их фалангу), так как их кони, испуганные остриями копий и шумом щитов, поднимались на дыбы, обратились к метанию стрел, подбодряя себя надеждой, что, благодаря массе стрел, они очень легко обратят врагов в бегство… Так как с обеих сторон пускалось очень много стрел, то и с той и с другой стороны пали многие. Персы и аланы пускали стрелы в гораздо большем числе, чем их противники. Но большинство их попадало в щиты и отскакивало от них… Один из аланов, выдающийся смелостью духа и силою тела и исключительно искусно умеющий посылать стрелы той и другой рукой, стал в самом узком месте прохода в лагерь и оказался, сверх ожидания, непреодолимой преградой для наступающих. Но Иоанн, сын Фомы, подойдя к нему очень близко, внезапно поразил его копьем, и, таким образом, римляне и лазы овладели лагерем. Из варваров очень многие были убиты тут же, остальные же удалились в отечественные пределы, как кто мог уйти (Proc. Bell. Goth. IV. 8).
Таким образом, материал источников показывает, что в составе сасанидской армии аланы, подобно другим кочевым народам, служили в основном в качестве легковооруженных конных лучников.
После включения в конце IV в. в состав Персии значительной части Армянского царства, получившей название Персоармении, участие в войнах сасанидского Ирана против империи начали принимать войска армян (Proc. Bell. Pers. I. 15. 1; ФБ. IV. 20, 55; Себеос. VII, XXI; MX. III. 25, 27). Они, в отличие от большинства других иноземных народов, воевали в составе персидского войска в качестве тяжеловооруженных всадников. В то же время может показаться несколько странным, что в качестве союзников персов армяне, обладавшие одной из лучших на Востоке кавалерией, упоминаются гораздо реже, чем, например, сарацины, гунны и некоторые другие народы. Дело, вероятно, заключается в осторожности и прозорливости персов: излишне активное привлечение армянских войск к походам против христианской Византии могло вызвать обострение ситуации (и без того всегда напряженной) в Персоармении, что Сасанидам было совершенно невыгодно. Кроме того, Армения являлась главным опорным пунктом персов в Закавказье, и часто отзывать отсюда войска было нежелательно по той причине, что это могло оголить кавказский участок персидской границы. Наконец, в отличие от многих других областей Персии, Армения по целому ряду причин имела особый статус, выражавшийся, в частности, в том, что, согласно договору, заключенному между Сасанидами и армянской знатью при разделе Армении в 387 г., армянские войска должны были всегда оставаться на родине, в связи с чем их участие в войнах за пределами Персоармении было очень редким явлением. Насколько опасным для персидских властей было нарушение данной договоренности, показывают события 40-х гг. V в., когда армянское войско было направлено на среднеазиатскую границу Персии для борьбы с эфталитами и провело там семь лет (442–449), к тому же подвергаясь притеснениям со стороны персидского командования, что вызвало сильное недовольство армянской знати и стало одной из причин мощного народно-освободительного восстания в Армении в 450–451 гг.