Необходимо указать на следующие проблемы квалификации с использованием бланкетных диспозиций. Во-первых, в ряде норм с бланкетными диспозициями делаются ссылки не на конкретные законы и другие нормативные акты, а на целые правовые институты. Например, ст. 141 УК говорит о воспрепятствовании работе избирательных комиссий, о вмешательстве в осуществление избирательной комиссией, комиссией референдума ее полномочий, установленных законодательством о выборах и референдумах, что предполагает знание избирательного законодательства. В ст. 170 УК речь идет о регистрации незаконных сделок с землей. Для применения этой нормы необходимо знание земельного законодательства. При применении подобных диспозиций правоприменитель должен знать всю совокупность нормативных актов, составляющих в комплексе правовой институт, регламентирующий соответствующую сферу общественных отношений, и уметь анализировать эти нормы как в отдельности, так и в их совокупности. Во-вторых, сами законы и иные нормативные акты, на которые дается ссылка в бланкетных диспозициях, также являются нестабильными, и при квалификации преступлений правоприменитель обязан знать все изменения и дополнения, внесенные в эти акты, и уметь их оценить с точки зрения обратной силы закона.

Иные законы и подзаконные нормативные акты, как уже указывалось, не содержат признаков состава преступления, а лишь детализируют те признаки, которые указаны в уголовном законе. Исключением является положение, содержащееся в примечании 2 к ст. 228 УК, в котором сказано, что размеры средних разовых доз наркотических средств и психотропных веществ утверждаются Правительством Российской Федерации. Таким образом, крупный размер в рамках этой статьи, который является обязательным признаком состава преступления и определяет характер противоправности — уголовный, — устанавливается органом не законодательной, а исполнительной власти. В данном случае имеет место нарушение принципа разделения полномочий органов власти. Наличие норм с бланкетными диспозициями, с одной стороны, обеспечивает экономию текста уголовного закона и избавляет законодателя от необходимости детализировать в уголовном законе признаки, раскрытые в иных законах и подзаконных актах. С другой стороны, существенно затрудняет правоприменителю квалификацию преступления, а также создает опасность подмены уголовного закона подзаконными актами, нарушения прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности. и

Толкование уголовного закона, понимаемое как уяснение смысла уголовного закона, в зависимости от применяемых критериев принято классифицировать следующим образом: по субъектам (аутентическое, судебное, доктринальное); по приемам (грамматическое, систематическое, историческое и логическое); по объему (буквальное, ограничительное, распространительное). Для точной квалификации преступления недостаточно знать содержание состава преступления, необходимо правильно истолковать характеризующие его признаки, если они не раскрыты в уголовном законе. Методы толкования признаков состава преступления зачастую зависят конструирования диспозиции статей Особенной части УК в зависимости от особенностей их деления на четыре вида: простые, описательные, бланкетные и ссылочные. Однако при любом из способов законодательной техники законодатель не может и не должен дать в статье Уголовного кодекса исчерпывающего описания всех признаков определенного состава преступления. Язык закона должен отличаться лаконизмом и способностью охвата соответствующей формулировкой повторяющихся типических ситуаций[97].

Для уяснения признаков состава преступления важную роль играет судебное толкование, даваемое в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ по уголовным делам. При этом первостепенное значение для квалификации преступлений имеет выяснение вопроса об определении юридической природы разъяснений Пленума Верховного Суда РФ по вопросам применения уголовно-правовых норм и степени обязательности таких разъяснений. По мнению секретаря Пленума Верховного Суда РФ В.В. Демидова, содержащиеся в постановлении Пленума разъяснения по вопросам применения законодательства, основанные на требованиях закона и обобщениях судебной практики, в масштабах страны представляют собой своеобразную форму судебного прецедента, подлежат обязательному учету в целях вынесения законных и обоснованных приговоров, решений, определений и постановлений, поскольку они способствуют правильному толкованию и единообразному применению закона на всей территории России и помогают избежать судебных ошибок[98]. Подобного же мнения придерживается Г.И. Микеров: «Низовой суд никогда не примет решение иное, чем то, которое принял вышестоящий суд по аналогичному делу, — под угрозой его отмены. На другое решение отважится только тогда, когда сочтет, что его аргументация будет более убедительной, чем аргументы вышестоящего суда»[99].

Некоторыми авторами высказывается соображение о том, что толкование уголовного закона Пленумом Верховного Суда РФ de jure не является обязательным, но de facto оно таково[100]. А.И. Рарог логическим путем с использованием системного анализа действующего неуголовного законодательства делает вывод о том, что разъяснения Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики должны носить рекомендательный характер[101]. Для вывода об общеобязательной силе разъяснений Пленума Верховного Суда СССР и Пленумов Верховных Судов союзных республик по вопросам применения норм уголовного права до принятия Конституции РФ имелись все основания в законодательстве того периода. Так, п. «а» ст. 43 Конституций СССР 1924 г. относил к компетенции Верховного Суда СССР «дачу Верховным Судом союзных республик руководящих разъяснений по вопросам общесоюзного законодательства». Использование характеристики «руководящий характер» являлось свидетельством того, что разъяснения Верховного Суда Союза ССР были для судов страны обязательными. Конституция СССР 1936 г. уже не подчеркивала руководящего характера разъяснений Пленума Верховного Суда СССР, однако Положение о Верховном Суде СССР, принятое в 1957 г., указывало, что он имеет право давать судам руководящие указания по вопросам применения законодательства при рассмотрении судебных дел, обязательные для исполнения всеми судебными органами страны. Конституция Союза ССР 1977 г. также не содержала термина «руководящие разъяснения» для характеристики актов судебного толкования правовых норм, однако в законе СССР «О Верховном Суде СССР» ст. 3 была озаглавлена «Руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР» и указывала, что руководящие разъяснений Пленума Верховного Суда СССР обязательны для судов, других органов и должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение. Действующая Конституция РФ в ст. 126 закрепляет за Верховным Судом РФ право осуществлять надзор за деятельностью судов общей юрисдикции и давать разъяснения по вопросам судебной практики. Законодатель на уровне Конституции РФ не называет разъяснения, даваемые Верховным Судом РФ, руководящими, т. е. не подчеркивает их обязательного значения, а также наделяем Верховный Суд РФ правом давать разъяснения не по вопросам законодательства или по вопросам применения законодательства, а только по вопросам судебной практики. В соответствии с Федеральным конституционным законом от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации», «суды осуществляют судебную власть самостоятельно, независимо от чьей бы то ни было воли, подчиняясь только Конституции Российской Федерации и закону», а Верховный Суд РФ вправе давать лишь разъяснения по вопросам судебной практики. Следовательно, ни содержание Конституции РФ, ни содержание других законов не свидетельствуют о том, что разъяснения Пленума Верховного Суда РФ имеют нормативный характер и являются обязательными для судебных органов. «Разъяснения Верховного Суда по вопросам судебной практики должны носить рекомендательный характер и с учетом высокого авторитета этого органа, квалифицированности и научной обоснованности его рекомендаций служить ориентиром для правильного и единообразного применения уголовного закона»[102]. Однако специалистами приводятся достаточно широко распространенные примеры недостаточно обоснованных с точки зрения уголовного закона разъяснений Пленума Верховного суда РФ[103].