— Это почти обидно, — я терпеливо позволила ему проверить, хоть это и смущало. — Я просто стараюсь помочь.

— Я ведь уже говорил, не надо заставлять себя, — Ворх, снова раздраженный и виноватый, чуть повернулся, чтобы видеть меня.

— Что заставлять? Я действительно хочу помочь. Тебе мало того, что я не ушла сегодня, хотя Андрей тянул весьма настойчиво? Это еще не повод мне верить?

— Вот я и пытаюсь понять, что с тобой случилось, — магистр тоже осторожно приобнял меня одной рукой, заставив нервно вздрогнуть. — Вот видишь, тебе по-прежнему неприятно, ты сразу занервничала. Так зачем заставлять себя?

Я так и замерла, переваривая его слова.

— Мне не неприятно. Просто очень непривычно, — осторожно начала я. — И я нервничаю, потому что не знаю, какой реакции от тебя ждать. Но я не хочу, чтобы ты и дальше чувствовал вину за случившееся. Я сама виновата, так что успокойся, ты ничего страшного не сделал, я в порядке.

— Это называется «ничего страшного»? — он свободной рукой дернул за край ворота, открыв-таки свежий след на правом плече. — Я собственными руками Трэса в реку макал за такое.

— Поэтому ты теперь весь мокрый? — я рассмеялась. — И что, помогает?

— Нет, — признался Ворх с явной досадой.

— Перестань. Вот метка была действительно очень болезненная. А это так, мелочи, быстро заживет. И да, терпи, это для твоей же пользы.

Ворх тяжело вздохнул и стянул рубашку на этот раз с левого плеча. Осторожно провел пальцем по краю метки. Это тут же отозвалось практически электрическим разрядом в ней. Я даже дернулась от неожиданности. А еще вспомнила, как похоже дернуло его укус на правом плече, когда он дотронулся до него давно, еще в казарме.

— Почему метка реагирует так же, как и старый укус? — не удержалась я.

Ворх в ту же секунду убрал руки. Я едва успела ощутить его испуг, граничащий с паникой, тут же подавленный привычным раздражением.

— Что случилось? — я просто опешила от такой неожиданной реакции. Тронула уже едва различимый отпечаток зубов на изгибе шеи справа, — Что-то не так с тем следом?

Магистр выдохнул, облокотился на стол:

— Нет. Извини, все в порядке. Не хотел опять делать больно.

— И из-за этого столько страха? — хмыкнула я. — Ты еще страннее обычного. Пойдем спать, уже поздно.

— Иди, я позже приду.

— Что, опять? — я провела по мокрым волосам, задержала руку на затылке, — Давай я сама тебя макну в воду, и на этом успокоимся. Пойдем спать, не дури. Вередан вон жалуется, что ты про него забыл.

— Хорошо, — он нехотя поднялся и пошел в комнату, на ходу стянув мокрую майку.

Я глянула на уже подмоченную рубашку, но снимать ее не стала, сама высохнет. Зато, как назло, вспомнила слова Айны про метку. И заметила, идя следом, что она уже благополучно перетекла на плечи, а с них и на лопатки стала наползать. Да и бока мужчины уже были покрыты рисунком.

— Это нормально? — я обогнала его уже в комнате, потрясенно глядя на едва различимое глазом движение некоторых линий. — Она уже и на спине.

— Да, обычное дело, — Ворх достал из шкафа сухую майку и надел ее, снова спрятав метку, но не смог скрыть смущения, хоть и короткого. — Ложись, будем с артефактом разбираться.

Проснувшись среди ночи от ощущения боли в груди, я осторожно приподнялась на локте, стараясь не потревожить магистра, так как его рука все еще была у меня на спине под рубашкой. Он снова тяжело дышал. Я тронула его лоб, горячий.

— Вот что с тобой делать? — я провела ладонью по его щеке с едва наметившейся щетиной.

Перед глазами встала картинка из моего видения. Изможденный Ворх уже есть, так что и Волчонок, видимо, уже истекает кровью, если уж это была аллегория его Зверя. Или это был лишь плод моего больного воображения? Но если это правда, то времени уже почти нет. Как там Вару мне напророчила? Могу спасти ценой своего сердца? Пусть бы и так. Я согласна. Может, я просто стала оборотнем, а может, смирилась с тем, что люблю его несмотря ни на что. Хоть и не за что. Скорее, вопреки всему. Любовь зла, полюбишь и злого декана.

— Я уже, вроде, со всем смирилась, все простила, даже переспала с ним. Что еще я должна сделать? — тихо спросила я в пустоту.

— Даже не знаю, что тебе сказать, — ответил Вередан. — Прими ты его уже хоть как-нибудь. Что еще ты не пробовала?

— Такое чувство, что все, — я вздохнула и осторожно прислонилась лбом к виску мужчины. — Держись, не умирай.

Ворх никак не реагировал, и хотя я уже привыкла, что он в последнее время спит очень крепко, но это настораживало. Раньше хоть прижимал к себе крепче, не просыпаясь.

— Моя кровь помогла бы? — спросила я у Вередана.

— Не тот случай, прости, малышка. Даже опосредовано, через ведьму, ты уже сделала все, что могла.

— Плохо.

— И не говори.

— А ты? Ты ведь Клинок Судеб.

— Я могу только пересекать нити. Но не воскрешать.

— А если перенестись в прошлое? Если как-то предотвратить все это?

— Мне очень лестно, но ты меня переоцениваешь, — фыркнул клинок. — Я еще не в полной силе, ничего не выйдет, да и твоего темного источника маловато для такого финта. Он еще жив, делай сейчас все, что можешь, потом будет поздно.

Мне стало тяжело дышать, горло сдавило от осознания того, что у нас действительно практически не осталось времени. Скоро он умрет, тогда я уже не смогу ничего сделать. И, скорее всего, очень быстро покину мир живых следом за ним, потому что начнется уже нешуточная охота за моей кровью. Но себя-то мне уже давно не жалко, я буду переживать только о том, что будет с Андреем и мамой, как тут останутся мои друзья.

— Его метка работает, — напомнил Вередан. — Ты и сама видела, какая она большая. Тут действительно есть о чем задуматься.

— И о чем же?

— Он-то тебя принимает безоговорочно, — пояснил клинок.

— И как он это делает?

— Всей душой, видимо, — вздохнул он. — Откуда ж мне знать? Я не оборотень. Но похоже на то, что ты и вправду все перепробовала.

Я тоже тяжело вздохнула, на глаза наворачивались слезы от бессилия:

— Айна что-то поняла, но ничего не объяснила. И причем тут мое упрямство?

— Вот и подумай, в чем ты упорствуешь сейчас?

— Только в том, чтобы спасти его.

Вередан замолчал, оставив меня одну со своей бедой.

Я снова легла, но сна уже не было ни в одном глазу. В темноте Ворх казался совсем бледным, он выглядел уставшим даже во сне. Черты заострились, было видно, что ему больно. Я осторожно, хоть он и спал крепко, провела кончиками пальцев по его лбу, щеке, сжатым губам, очерчивая одну из борозд шрамов.

Невольно в голову полезли мысли, вызванные словами Андрея. Я села, растревоженная ими. Зерно сомнения нашло благодатную почву. Слишком много между нами было недосказанностей, слишком много непонятных мне поступков, лжи и неприятия. Даже если сказал это и ненастоящий Андрей, то слова-то были правильные.

— Боже, ну за что ж мне все это? — я почувствовала уже свою собственную боль, прижала рукой беспокойную метку.

Зато это разбудило Ворха.

— Что случилось? — он поднял голову, быстро осмотрел меня фосфоресцирующими желтыми глазами.

— Ничего, спи.

Но он тоже сел, тяжело вздохнул. Я с досадой поняла, что к нему стало возвращаться безразличие. Слишком быстро. Да и боль усилилась.

— Прости, — я поняла, что это все из-за моих сомнений, виновато опустила голову и ткнулась лбом ему в плечо.

— Все в порядке, не переживай. Я ведь говорил, не надо заставлять себя.

— Я и не заставляла. Но все так сложно.

Ворх сидел, не двигаясь, но я чувствовала, как ему некомфортно. И его боль чувствовала, и вернувшуюся обреченность. Вот так просто, одной лишь мыслью я сломала с таким трудом наведенные мосты. Это было так нечестно, что хотелось взвыть от досады.

— Попробую еще раз подняться по течению, вдруг на другом берегу удастся найти хоть след. А ты спи, завтра будет тяжелый день, — он как-то совсем отстраненно мазнул меня пальцем по щеке, вынудив поднять голову, встал, оделся и вышел. Тихо хлопнула входная дверь.

С минуту я просидела, едва сдерживая слезы. Как-то не отпускала мысль, что он может и не вернуться в таком состоянии. И что он вообще ушел только для того, чтобы я меньше чувствовала его боль.