— Под страхом смерти сдавайте золото Их Величеству Скряге Первому! Тот, кто найдет и принесет золото, получит лучшее сало и лучший сыр! — каждую минуту выкликали служители в черных плащах и черных островерхих шляпах.

Рыжик стояла напротив ворот замка. Перед нею открывался высокий зал, освещенный только мигающими огоньками свечей. Посреди зала окруженный вооруженными стражниками и служителями на троне восседал Скряга; за эти годы он ужасно растолстел.

От спинки трона к вершине купола, венчающего зал, поднимался золотой прут, он поддерживал золотую тарелку, казавшуюся на страшной этой высоте чуть больше булавочной головки. Голубое сияние лилось сверху, разгоняя мрак.

«Вот оно, долгожданное Кольцо! Но как добыть его?» С лихорадочной быстротой Рыжик перебирала и отбрасывала один план за другим. И тут она увидела толстого мышиного человека, который, держа обеими руками тяжелую сумку с золотом, приближался к замку. Рыжик пошла за толстяком, как тень, повторяя каждое его движение.

—      Дорогу толстому мышечеловеку! — крикнули служители.

Часовые с алебардами расступились, толстяк шагнул уже на порог замка, но в этот момент Рыжика заметили. Со всех сторон послышалось: «Лови! Хватай! Держи!» Чья-то лапа клещами схватила плечо Феи. Она упала плашмя на землю, проскользнула между ног стражников и замешалась в толпе. Тут она чуть не столкнулась с гномом, выбежавшим ей навстречу из лопухов. Морщась, как от сильной боли, гном сказал:

—      Раз уж иначе не получается, я проведу тебя в замок. Но знай, это грозит смертью, а если ты погибнешь, я себе никогда не прощу, и никто из гномов мне не простит.

Фиолетовый гном шел впереди; было очень странно, что толпа расступалась, давая ему дорогу, хотя никто гнома не видел. Рыжик даже не заметила, как очутилась в замковом зале. Сквозь беспокойный, колеблющийся свет свечей из-под купола лилось голубое сияние желанного, но недоступного Кольца. Было очень страшно, но, скосив глаза, Рыжик увидела, что гном у нее на плече, и немного успокоилась.

—      Кто посмел впустить к Нашему Величеству рыжую нищенку?! — закаркал Скряга.— Эй, стража! Схватить негодяйку, упрятать ее в подземелье! Что-то уж слишком она похожа на Младшую Фею Леса.

Гном в ужасном волнении дергал Рыжика за мочку уха, повторяя: «Решай! Приказывай!» Стражники были уже рядом.

«Золото!» Рыжик еще не выговорила это вслух, только подумала, а гном стремглав летел вниз. Там, где он коснулся пола, мгновенно возник мешок, полный новенькими золотыми монетами.

—      Золото! Золотишечко! — каркал Скряга. — Под страхом смерти ни с места. Вы у меня все воры; к золоту подойду один я!

Переваливаясь с ноги на ногу, как утка, Скряга бросился к мешку. Он пересыпал монеты из одной руки в другую, зарывался в них острым носом, хихикал, приплясывал. Желтые кружочки из его рук стекали обратно в мешок. Какую-то странную, непонятную песенку вызванивали они!

О Рыжике все забыли. Чего еще ждать? Она вскочила на спинку опустевшего трона, охватила руками и ногами золотой прут и стала карабкаться все выше; так учила ее когда-то Белочка подниматься по гладкому стволу сосны. Вот уже золотая тарелка над головой. Рыжик протянула руку и сжала в кулаке заветное Кольцо.

Вж-жжж-жик! Рыжик соскользнула по пруту, будто упала звезда. Голубой свет достиг Скряги. Он выпрямился, увидел девочку и завизжал: «Схватить!» Может быть, тут и оборвалась бы вся эта история вместе с жизнью Рыжика, но в душном полумраке в эту самую секунду раздался тихий всплеск, будто кто-то очень маленький ударил в ладоши. Едва прозвучал еле слышный сигнал гнома, золотые монеты превратились в то, чем они были на самом деле: в багряные листья клена, бурые листья дуба, в острые желтые листья ивы. Они вылетели из мешка все сразу. Листья ивы устремились к Скряге, к служителям и стражникам, ослепляя их; и те роняли алебарды, топтались, нелепо расставив руки, будто играли в прятки, падали, натыкались друг на друга, зло и испуганно пищали.

Рыжик осторожно пробиралась через дерущуюся, визжащую толпу. Яркий зимний свет коснулся лица. Она увидела, правда, очень далеко, в конце улицы, городские ворота с высокими башнями по сторонам и только успела подумать: «Теперь все будет хорошо»,— как донеслось карканье Скряги, повторенное тысячами служителей.

— Сыр... Тысяча кругов сыра тому, кто схватит и передаст в руки Нашего Величества рыжую девочку с зеленым бантом!

Рыжик бежала что было сил. Мышиные люди гнались по пятам. До ворот оставалось тридцать... двадцать... десять шагов.

Из-за угла показалась телега с большой деревянной клеткой. Верзила живодер волочил к телеге отчаянно визжащую пегую собачонку. Рыжик заглянула в тусклые, беспощадные глаза живодера и забыла обо всем на свете. Она свернула чуть в сторону, с разбегу ударила верзилу головой в живот так, что тот, согнувшись от боли, выпустил собачонку. За эти секунды отряд стражников, пробежав вдоль городской стены, запрудил путь к воротам. Толпа придвинулась почти вплотную!

—      Назад! — крикнула Рыжик, поворачиваясь к преследователям и подняв руку с Синим Кольцом.— Назад, или я вас всех превращу снова в мышей-

Мышиные люди, скаля зубы, стали медленно пятиться. Толпа расступилась, показался серебряный помост, который держали на вытянутых вверх руках служители. Золотые ступени поднимались от помоста к трону, где восседал Скряга. Он торжествовал, жирное лицо его с оскаленными зубами ухмылялось.

—      Десять лет назад я обещал за все рассчитаться с вами, Феи Леса, — начал он, не сводя маленьких злых глаз с Рыжика. — Настал срок выполнить обещание. Будь ты Феей, ты могла бы взлететь хотя бы на башню у ворот, оглядеть оттуда Город и превратить всех моих подданных в мышей. Но ты теперь самая обыкновенная жалкая, глупая девчонка. Кольцо послушается тебя всего три раза, а потом ты в моей власти! — Скряга поднялся и прокаркал: — Ты мечтала о человеческой доле. Рыжик! Пусть же мечта исполнится, только не по воле твоей сестрицы, а по воле Нашего Величества. Эй, палачи!

Из толпы шагнуло двое палачей с секирами в руках.

—      Вот она, человеческая доля, любуйся! — Скряга снова уселся на троне и после долгого молчания закончил: — Впрочем, если ты станешь на колени и пообещаешь до смерти оставаться верной рабой Нашего Величества, пожалуй, мы смилостивимся и сохраним на твоих плечах глупую голову с зеленым бантом.

—      Хорошо..! Я подумаю...— медленно, запинаясь, ответила Рыжик.

—      Всемилостивейше даруем тебе десять минут, но ни одной секундой больше... Эй, вы! Кто шевельнется, кашлянет, переступит с ноги на ногу, пока Наше Величество изволит отдыхать, будет казнен.

Скряга привалился к спинке трона и захрапел.

Старый Город затих, застыл, словно умер. Ни шороха, ни вздоха, только храп Скряги. Среди мертвенной этой неподвижности Рыжик стрелой пробежала несколько шагов, отделявших ее от серебряного помоста; сжалась в пружину, как учил когда-то Заяц, и взметнулась в воздух прямо вверх.

И вот уже она на плечах неподвижных служителей. Еще прыжок и — дзинь! — ноги ее ударились о помост. Дзинь-дзинь-дзинь! — звенят под ногами ступеньки трона. Прыжок — Рыжик на голове Скряги, не успевшего еще проснуться. Как белка, перелетела она с плеч Скряги на стену, распахнула дверь башни и побежала выше, выше по гудящей под ногами винтовой лестнице. Вот она на вершине башни, на смотровой площадке, выше замка.

Рыжик перевела дыхание. Она осторожно опустила на каменный пол пегую собачонку, которую все время прижимала к груди, обвела взглядом Старый Город от края до края, повернула Кольцо на указательном пальце и сказала: