Наступило 31 декабря, десятый предновогодний день после начала этой истории.

Феи Леса жили теперь в Лесном Городе на шестом этаже дома четыре по Аниному переулку. На лестничную площадку, кроме их двери, выходила еще только одна — черная, всегда запертая. Старшая сестра работала в школе учительницей географии; никто и не подозревал, что она фея. А Рыжик училась в пятом классе той же школы. И о ней никто не думал, что она фея — да она почти уже и не была ею, — но зато все знали, что Рыжик играет в хоккей лучше мальчишек: шайбы она забивала по правилам, без всякого волшебства.

В тот день Рыжик быстро поднялась, оделась, умылась, но когда она уже нажала кнопку лифта, дверь соседней квартиры приотворилась, и выбежал большой черный пудель с человеческими умными глазами. Рыжик замерла от восторга, она просто не могла двинуться с места. Казалось, пудель тоже обрадовался, он сел напротив, не отрываясь смотрел ей в лицо, правой лапой ударяя по полу.

«Считает мои веснушки», — почему-то подумала Рыжик.

Пудель в самом деле ударил лапой ровно тридцать три раза, по-щенячьи завизжал от радости, виляя хвостом, подбежал вплотную, поднялся на задние лапы, а передние положил на плечи девочке; так он был выше Рыжика и еще больше походил на человека.

Рыжик погладила пуделя, а тот лизнул ей щеку. В эту секунду черная дверь распахнулась, показалась сгорбленная старуха со светящимися, как у кошки, глазами, с красным крючковатым носом до подбородка.

—      Назад! — завизжала она, взмахивая плёткой.

—      Как его зовут? — стараясь задобрить старуху, самым сладким голоском спросила Рыжик.

—      Джубабыркорбамсамплампурроргин!

—      Как, как? Джубабыр... Не выговоришь. Можно, я буду звать его Мальчик? Мальчик, ко мне!

Едва она сказала это, злая старуха ударила пуделя плеткой и затолкала в квартиру. Послышался отчаянный собачий визг. Рыжик колотила кулаками по двери и кричала:

—      Вы не смеете! Не смеете!

Через минуту все затихло. Вечером, отпросившись у сестры, Рыжик гулять не пошла, а села на ступеньки. Почти сразу соседская дверь приотворилась, в узкую щель протиснулась голова пуделя. Мальчик! — позвала Рыжик, но дверь сразу захлопнулась... Дома Рыжик подошла к сестре, склонившейся над тетрадями, обняла ее.

—      Слушай, Рыжик! — выговаривая слова отчётливо и ясно, как на уроке, сказала сестра. — Есть еще последние пятнадцать минут. Ты понимаешь, о чем я говорю?! Иди к себе и подумай.

Рыжик села на кровать, но думать не стала: «Все решено и навсегда». В доме напротив окна были празднично освещены.

—      Ну что ж, будь что будет! — Старшая Фея поставила на стол бутерброды, пирог, стакан, где покачивался синий подснежник.

Едва она вышла, Рыжик услышала, что в балконную дверь кто-то скребется. Открыла — в облаке кружащихся снежинок ворвался черный пудель.

—      Мальчик! — обрадованно воскликнула она.

Пудель, как утром, поднялся на задние лапы, а передние положил ей на плечи.

—      Ты пробрался по карнизу?! Ты догадался, что я одна и тоскую. Ты хороший, ты храбрый!

Вот тебе за это! — Она поцеловала пуделя в холодный нос.

Глядит — перед ней мальчик со знакомым лицом, с очень знакомыми глазами. На его куртке еще таяли снежинки. Рыжик стояла ошеломленная. Все, что забылось, ушло вместе с феиным детством, как по волшебству вновь возникло в сознании.

—      Ты меня спас-ла...— с трудом выговорил Мальчик.

«Спасла». Все только-только начинается»,— подумала Рыжик.

Где-то далеко поднялись в небо разноцветные ракеты новогоднего салюта. Рыжик заторопилась. За шкафом она надела лыжный костюм, теплый свитер, повязала волосы любимым зелёным бантом... Они стояли друг против друга — мальчик и девочка. Мальчик поднял руку, и возник куст сирени. Соцветия окутывали гномов, как одеяло. «И это тебе!» — сказал Мальчик. Из темноты выплыли небольшие круглые часы с острой стальной иглой. Мальчик нажал ладонью иглу, и все остановилось. В окне напротив замерли танцующие пары, замерли снежинки. Мальчик побледнел и закусил губу. Вот он отпустил иглу — танцующие закружились в вальсе, стрелки часов продолжали вечный путь. У Мальчика из ладони капала кровь. Пока Рыжик перевязывала ему руку, Мальчик проговорил:

—      В Старом Городе часы потеряют силу: он заколдованный.

Рыжик кивнула, сделала два шага к балкону и рассмеялась:

—      Совсем забыла, что не могу больше летать. Все-таки чудно становиться человеческой девочкой!

Последняя окраинная улица оборвалась, кругом стлалось снежное поле, прорезанное узкой тропинкой, которая на горизонте тонула в чёрном лесу.

«Так я ни за что не успею,— сама себе сказала Рыжик.— Вот бы сапоги-скороходы!».

Куст сирени придвинулся, гном в красном колпаке соскочил на землю, и сразу впереди выросло бетонное здание магазина с зеркальными витринами. Неоновые светильники зажигались на фасаде: «Обувь! Обувь! Обувь!». В огромном зале рядами стояли стеклянные подставки с туфлями всех цветов и фасонов, ботинками, сапожками, сапогами-скороходами. Рыжик увидела красивые лаковые туфельки и не могла глаз оторвать от них. Конечно, она ни секунды не забывала, что ей нужно, но, так захотелось хотя бы примерить туфельки, хоть раз увидеть себя в зеркале, какая она в них.

Туфельки пришлись как раз по ноге. Рыжик, просияв, взяла покупку. Она уже приоткрыла рот, чтобы попросить показать сапоги-скороходы, но ничего и никого кругом не было: по пустынному снежному полю ветер мел поземку.

—      Профукала чудо, дура! — вслух сказала Рыжик, швыряя туфли в снег.

Сиреневый куст медленно, как бы нехотя подлетел к ней. Один гном спал, а другой, в зелёном колпаке, поднялся и сказал, отвечая на мысль, которая только пришла к Рыжику в голову:

—      Нет, нет! Чудеса не повторяются!

Рыжик заплакала; сейчас она сама себя презирала.

—      Видеть не могу, когда девчонки ревут!.. Погоди, кажется, придумал. — С этими словами Зеленый гном соскочил на землю.

Перед ним возникла скатанная зеленая ковровая дорожка. Гном легонько толкнул ее ногой, дорожка стала разматываться, но не по 31мле, а круто вверх. Гном зашагал по ней. Рыжик едва поспевала за ним. Они поднимались все выше и теперь видели позади Лесной Город в праздничных огнях, а впереди — черный лес, горы со снежными вершинами, бесконечное снежное поле, и там далеко — Старый Город.

Зеленый гном смешно прищелкнул языком, подмигнул Рыжику: «Не унывай, мол, скоро дойдем!»

Дорожка продолжала разматываться, теперь полого спускаясь над лесом, ледяными горами, снежным полем, до самого Старого Города.

Рыжик присела на корточки и заскользила все быстрее и быстрее — дорожка была гладкая, как ледяной трамплин. Ветер свистел в ушах, подошвы тонко скрипели, вершины деревьев — там, под ногами,— с глухим шумом наклоняли седые головы.

Рыжик очутилась среди лопухов, росших у края Главной площади. Впереди, шагах в трёхстах, высился огромный черный куб с черным куполом. В стене, сложенной из каменных глыб, не было окон, зияли одни- единственные ворота.

Еще не решив, что делать, Рыжик подошла к замку. Четверо часовых с длинными алебардами несли караул у ворот. Мимо сновало множество людей в мышиного цвета одеждах, с короткими серыми волосами. Они все время во что-то вглядывались, принюхивались, так сильно втягивая носом воздух, что слышался резкий свистящий звук, будто у всех тут насморк. Иногда они нагибались и, быстро перебирая длинными руками, бежали на четвереньках.