Голос Кира... рассказывает: о себе, о родителях, об учёбе, о друзьях, о первой девушке, что-то про своё детство, про "выживание отдельно". Как только Кир остыл после оргазма, освободился от судорожного дыхания, успокоился, я сам попросил его, расфокусировано глядя в потолок: "Рассказывай". Он не стал уточнять: "Что?" или "Зачем?" Он просто заговорил.

Я слушал и рассеянно перебирал, ласкал пальцы моего мальчика. Слушал? Отдельные разрозненные слова нехотя цеплялись за моё сознание, но тут же соскальзывали. Голова была пустой. Рука Кира уже привычно в моей и сейчас этого было достаточно. Я вожу вверх-вниз по каждому из пальцев, чуть задерживаюсь на каждой фаланге, и слушаю такие, казалось бы, знакомые мне буквы... слоги... В какие слова их складывать? Зачем?

Сергей вбирал, впитывал голос Кира, его самого, наслаждался близостью наконец полученного тела, насыщался им и... совсем не слышал, того, что ему рассказывали. Всё это было не важно. Сейчас не важно. Кир, лежащий рядом и доверчиво вложивший в его руку свою и, может даже поверивший ему – это главное.

Кир рассказывал. Много и подробно, будто бы тоже хотел насытиться... вниманием Сергея, его желанием слушать, знать. Но Сергей сейчас утолял другой свой голод. Поэтому он пропустил почти театрализованное представление Кира о менеджере-Тамаре, грозившей выгнать студента за "приставание к клиентам". А зря – Кир был мастер рассказывать "по ролям":

- Представляешь, Ар придумал, как отшивать их. Помогало, - Кир с опаской покосился на Сергея, прикидывая, помнит ли тот, как этот способ опробовали на нём самом. Не дождавшись реакции, он успокоился и даже изобразил гримасу, с какой Ар, ёрничая, в первый раз демонстрировал ему этот чудодейственный способ.

Ничего не слышал Сергей и про ректора, что на прошлой неделе недвусмысленно дал понять, что отчисление не за горами: много накопилось пропусков и хвостов. Пропустил и грустную историю про развод родителей и непростые взаимоотношения с отцом.

Он был занят. Очень. Он так и не выпустил руки Кира: "Чуть позже, надо дотронуться, взять левую... Хочу".

Приподнявшись на локте, Сергей повернулся всем телом к Киру, наклонился над его лицом. Кир замолк, внимательно смотрел на него: губы, глаза, снова губы. Протянул руку, дотронулся до губ пальцем. Сергей словил его движение губами. Прихватил палец. Чуть задержал. Улыбнулся.

Кир нравился ему таким: серьёзным, чуточку настороженным, сосредоточенным. Теперь Сергей знал, какой он, каким может быть. И тем интереснее было ему наблюдать за Киром, соединять в своей голове две картинки – "до" и "после", "тогда" и "сейчас".

Он смотрел на лицо человека, того самого человека – "единственного" и "навсегда". Надо же... Если бы его попросили описать Кира тогда, в тот самый беспросветный период напрасного катания на заправку (чтобы только видеть его), то он бы не смог. Услышав в вечер спора от Сашки, что Кир – красивый, Сергей опешил. Он не мог понять, почему не видел этого. И сейчас разглядывая его, обласкивая взглядом каждую чёрточку всё равно не углядывал "красивого Кира". Светлые волосы, прямой нос, губы, глаза – всё как у людей. Ничего выдающегося. Хотя нет. Есть.

"Только одно выделяет его из серой людской массы – этот невозможно упёртый парень – МОЙ. Только МОЙ. Здесь каждая мышца сейчас расслабленного лица, каждая ресничка, каждый волосок, каждый изгиб тела – принадлежат мне. Он невероятно МОЙ". Это сводило его с ума, будоражило кровь, сбивало дыхание. И сейчас, глядя на двигающиеся губы Кира (он снова что-то увлечённо рассказывал), он снова не слышал ни слова, не понимал.

"Другая рука... Хочу другую руку..." Кир замолкает и, словно угадывая, протягивает ко мне руку и касается моего лица, ведёт пальцем по носу, переходит на губы и, не задерживаясь, сползает на шею. Повторяет за мной? Замирает во впадинке между ключицами:

- Ты ведь ничего не слышал, из того, что я говорил?

Снимаю с груди его руку, подношу её к губам. Заждался... Запястье, открытая ладонь, перевернуть руку, каждый палец, каждую косточку губами, языком, зубами прихватить, прикусить и всё время – в глаза: "Тебе нравится, Кир?"

- Ты ведь мне расскажешь ещё раз, завтра? – не отрицаю я, прервавшись на миг, чтобы взять в рот указательный палец и начать посасывать его.

Кир кивает, дыхание сбилось – не до слов.

- И послезавтра...

Его губы приоткрыты.

- ...и через неделю...

Кир не отрывает глаз от моего рта.

- ...и через год.

Следит за моим языком.

- Расскажешь мне? – любуюсь эмоциями на его лице.

Глаза моего мальчика туманятся, грудь под рубашкой начинает ходить быстрее. Кивает.

"Нет, Кир, на сегодня хватит. Продолжим завтра, всерьёз. Тебе всё понравится, уверен".

- Спать? – выпуская руку, наклоняюсь ниже и, не дожидаясь ответа, прохожу невесомыми поцелуями по его губам. Напоследок звонко чмокаю в нос. - Да?

- Здесь? - видно, что он разочарован. Хочет ещё? Не-е-ет. Всё завтра.

- Пошли спать, - зову настойчивее.

- А ты... – не даю ему договорить.

Мне не надо сейчас вопросов, ответов, мне просто нужен Кир под боком в моей постели. Ещё раз звонко чмокаю Кира, но уже в губы – запечатываю вместе со следующими словами. Поднимаюсь с пола. Протягиваю руку Киру. Не берёт, встаёт сам. Краснеет. Оглядел себя – вид у него ещё тот: перекошенная полурасстёгнутая рубашка, ветровка. Тяну за рукав:

- Снимешь?

Кир кивает, начинает её стягивать, избегая смотреть на меня. Иду за банным халатом – не хочу смущать его, вижу, что ему неуютно в таком виде.

Как он улыбается мне, как смотрит, когда видит меня, вернувшегося, с халатом. Помогаю ему одеться: стоит смущённый и благодарный. Глядя на такого Кира моё сердце делает дополнительный толчок, выбиваясь из обычного ритма. Вспыхнувший в животе тугой жар, опускается ниже. Член, мгновенно наливаясь кровью, чуть не вспрыгивает. О как! Кир, тебе нельзя так улыбаться – я кончу в секунду. Притягиваю Кира к себе. В халате. Обнимаю. Стесняется. Пытается завязать пояс – руки оказываются зажатыми между нами. Убираю его руки, расцепляю, развожу в стороны. "Хочу почувствовать тебя Кир. Пожалуйста". Не сопротивляется – руки вдоль тела, чуть прижимаю их к бокам: "Так держи, так. Запомнил?" Развожу полы халата в разные стороны. Да! Теперь полотенце – к чёрту. Прижимаю своего мальчика к себе. Чувствую, всего чувствую...

Вот ведь несносный! Всё делает по своему – не стоит спокойно: выскальзывает из моих рук и скидывает с себя халат. Прижимается всем телом, рвано выдыхает. Это выше моих сил!

Я сам не смогу до завтра – не вытерплю.

Глава восемнадцатая

Кир лихорадочно цепляется за меня руками, прижимается ко мне. Лизнул в плечо... Любопытно... Он хотел?.. Притормаживаю, жду, что будет дальше.

Лизнул ещё раз и... прикусывает зубами. Так и знал! Это интересно... Так хочешь?

Я видел, что хочет, но и отчаянно трусит при этом. Улыбаясь ему в макушку я еле сдерживался, чтобы не начать успокаивать его, как маленького. Мне было нужно, чтобы он сам созрел, попросил, а не закрывался и вздрагивал, как недавно от каждого моего движения.

- Серёж, я... Ты думаешь... – слова у него кончились.

- Кир, пойдём в кровать? Там скажешь, ладно? – отцепляю его от себя, поднимаю халат с пола, набрасываю. – Идём?

Не дождавшись ответа от него, тяну его за собой за пустой рукав.

Кровать. Одеяло и халат на полу.

Говорил только я.

Долгая растяжка. Бесконечная. Много смазки. Очень много.