Я ныряю за ними, и чем глубже погружаюсь, тем лучше глаза привыкают к темноте. Голиаф думает, что я наконец-то играю с ним, но он кажется запутался в правилах, так что держит дистанцию ​​и плавает кругами вокруг меня, пока я постепенно ускоряюсь вниз за издевающейся надо мной связкой ключей. Поток воды, создаваемый Голиафом, нарушает траекторию падения ключей, и они, беспорядочно кружась в водовороте, мелькают то тут, то там.

Я ловлю их прямо перед тем, как они коснутся дна, так что я не должна быть слишком горда собой, когда говорю: “Ах-ха!” Не то, чтобы я спасла их от какой-либо реальной опасности, наподобие лавовой ямы или что-то вроде того, но все же меня омывает крошечное, трогательное чувство выполненного долга. Я смотрю вверх на Голиафа с торжествующей усмешкой.

Внезапно, пульс поражает меня, как удар кулака. Он пронизывает воду вокруг меня, устраняя долой возможность сбежать. Пульс настолько сильный, да к тому же, очень близко ко мне. Слишком близко. К сожалению, из-за того, что я полукровка, если я и чувствую кого-либо, то значит, он почти рядом. А уж если пульс настолько сильный - это значит, до этого кого-то, - рукой подать.

Громкий крик, полный ужаса и отчаяния, доносится со стороны пульса. Это женский крик. Девушки-Сирены.

Я уже знаю, что не смогу остаться в стороне. Я проклинаю близость крика. Достаточно близко для помощи, но слишком близко, чтобы слинять с чистой совестью.

- Голиаф. Отнеси меня на звук. Поторопись.

Он устремляется вниз. Я хватаю его за плавник. Тот факт, что меня везёт кит, я не могу полностью выбросить из головы, но кто бы ни кричал раньше, он делает это снова, и я решаю насладиться впечатлением от прогулки позже. Голиаф, кажется, чувствует срочность; мы скользим по воде быстрее, чем, по моим представлениям, он мог путешествовать. Помогает то, что каждый взмах его хвоста толкает нас вперед примерно на длину трех школьных автобусов за раз.

Но даже на такой скорости, мы не успеваем. Пульс исчезает также быстро, как и появился. Она мертва? Только не это, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Я даже ее не знаю, но распознаю то же чувство тошноты, скручивающее мой желудок. Я чувствовала то же самое, когда поняла, что на Хлою напала акула. То же самое, когда узнала, что она умерла.

И тут я вижу его. Днище лодки, подпрыгивающее на волнах над нами. Лодка. Люди. Облегчение длится всего лишь секунду. Все же, акулы были бы не самым худшим вариантом. Да, акулы молниеносны и смертельно опасны. Но акулы нападают, поражая лишь свою жертву. Они могут покалечить, они могут убить и это ужасно. Но если все кончено - то значит, кончено. Акулы уходят. Люди же, если поймают Сирену, будут возвращаться и возвращаться, пока не захватят каждый дюйм территорий Сирен.

А нападение людей будет иметь последствия для всех Сирен.

- Давай поднимемся, Голиаф. Но не до конца. Ты останешься здесь.

Глупо говорить шепотом, но это помогает мне чувствовать себя незаметнее.

Голиаф подталкивает меня вверх и я тихо достигаю поверхности, что позволяет моим глазам лишь украдкой взглянуть на волны. Мне не нравится то, что я вижу.

Молоденькая девочка-Сирена, насколько я могу судить, лет девяти или десяти, - извивается в сети рядом с бортом лодки, в которой находится двое мужчин. Они похожи, как близнецы, в одинаковых маскировочных комбинезонах,с загорелыми лицами, с кудрявыми волосами, которые торчат во все стороны из-под спортивных шапок. За одним исключением - у одного седые волосы, а у другого черные. Наиболее вероятно, что они отец и сын.

Папаша и Сынуля отчаянно тянут веревку, чтобы вытащить ее, и, кажется, озадачены ее криками. Я не уверена, что они понимают, кого они поймали, - может быть, они приняли ее за человека и подумали, что спасают ее. Что могло бы сработать ей на руку, если бы она смогла успокоиться и подумать об этом. Но она слишком запаниковала, чтобы измениться в человеческую форму. Даже сейчас она использует то небольшое количество воды, которое впитала сеть, чтобы попытаться смешаться. Ее тело выглядит, как паззл из сети, её кожи, хвоста и длинных мокрых черных волос. На это больно смотреть.

Тем более, уже слишком поздно скрыть то, кем она является. Даже сейчас, старший рыбак начинает осознавать свою фантастическую удачу, хотя неверие по-прежнему отражается на его лице.

- Русалка… - его высказывание больше походит на вопрос, чем на утверждение. - Посмотри, Дон, это настоящая живая русалка !

Тот, кого звали Доном, настолько ошарашен, что забывает держать веревку. Его только что пойманная блестящая русалка падает обратно в воду, запутавшись в своем страхе и сетях.

Я решаю, что лучшего шанса мне не предоставится. Я ныряю и зову Голиафа.

- Подними меня к лодке!

Когда девочка замечает меня - еще одного человека, по ее мнению, - она кричит снова и забывает, как близка она была к освобождению от удушающего плена в виде сети. Голиаф останавливается в паре футов под ней и я поднимаю руки.

- Все хорошо, - говорю я ей. - Я помогу тебе. Я… я тоже Сирена.

Ох, Гален меня убьет.

Моего признания достаточно, чтобы остановить ее усилия. Ее глаза вот-вот могут выскочить из ее милого личика. Однако она быстро перенастраивается, отрывая взгляд от меня, чтобы сконцентрироваться на поставленной задаче.

- Нет, это не так! - кричит она, дергая за веревку слишком хаотично, чтобы добиться успеха. - Ты просто обманываешь меня. Хитрые люди.

Но она снова делает паузу и изучает воду между нами. Я собираюсь спросить, может ли она почувствовать меня, как я чувствую ее.

Внезапно, сеть выдергивают обратно вверх. Ее крики обволакиваются находящемся выше воздухом.

Я знаю, что должна сделать. И Галену бы это не понравилось.

Но я выкидываю подобные мысли из головы. Галена здесь нет, а если бы и был, то он бы ей помог. Я это точно знаю. И я не стану терять время на раздумия. Я выныриваю на поверхность.

- Эй! А ну отпустите мою младшую сестру!

Это сбивает Дона с толку и он почти упускает веревку из рук во второй раз, но добрый старый Папаша перехватывает ее и вытягивает.

- Держи ее, Дон! Ты знаешь, насколько мы теперь богаты? Затягивай ее сюда! Я разберусь со второй.

Отлично. Сирена думает, что я человек, а люди думают, что я Сирена.

- Отпустите ее или я вызову береговую охрану, - заявляю я куда увереннее, чем себя чувствую. Как ни крути, мы с ней непохожи. У нее красивые черты Сирены, в то время как я наверняка выгляжу плавающим трупом. Но игра ведь стоит свеч, верно? - И наши родители прокуроры.

Этого хватает, чтобы приправить их энтузиазм щепоткой сомнений, отражающихся на их лицах: Русалки разговаривают? Они знают как вызвать береговой патруль? У них есть связи с прокурором? Что это только что было?

Дон мотает головой, словно пытается выйти из транса.

- Не слушай ее, Поу. Так же ведут себя русалки, помнишь? Они убивают рыбаков своими песнями! Разве ты не слышал историй? И не смотри ей в глаза, Поу. Они гипнотизируют тебя своим взглядом.

Вот дерьмо.

Но, по крайней мере, она услышала наш разговор, и кажется, наконец-то поняла, что я не с ними.

- Помоги мне! - кричит она, протягивая ко мне руки сквозь опутавшую ее сеть. Дон тычет в нее пальцем - с таким же успехом обычно тычут пальцем в картину, проверяя, высохла ли краска. Поу заливается хохотом, когда она шлепает по руке его сынулю-переростка.

Но Поу становится совсем не весело, когда она кусает за мясистую часть его собственную ладонь - в том месте, где большой палец соединяется с указательным чувствительной складкой.

- Она меня укусила! Эта маленькая ведьма меня укусила. Что теперь со мной будет, Дон? Я превращусь в русалку?

Дон насмехается над ним.

- Вы, старикашки, такие доверчивые. Все знают, нельзя превратиться в русалку от…

И это все, что я в состоянии переварить. Я ныряю ниже, заглушая звуки двоих тупиц, похожих, как две капли воды, и отчаянно гребу по-собачьи, чтобы добраться до моего любимчика кита.