Директорская группа из генералов-профессоров Н.Н. Оглоблинского, Н.Ф. Дроздова, Г.Г. Кривошеина, усиленная деятельным А.Н. Крыловым, еще до принятия правительством решения о секвестре ОПЗ, преследуя единственную цель — поднять количественный выпуск 162 орудии и боеприпасов, — провела на заводах ряд важных мероприятий для этого.

Окружение Путилова, лишенное возможности получать баснословные личные премии, немедленно оказало первое тайное сопротивление. Оно, это сопротивление, лишь на непристальный взгляд могло показаться несерьезным, даже наивным: проходимец-миллионер Игнатий Манус «навеял» Распутину первый сон о том, что секвестировать ОПЗ не надо.

Правительственное решение о секвестре путиловских заводов задержалось по неведомым причинам.

Назначенный в январе 1915 года председателем Общества путиловских заводов, Крылов понимал, что встречи с бывшим председателем Путиловым не избежать. Понимал это и Путилов. Они оба весьма скрупулезно обдумывали встречу, готовились к ней.

Алексей Иванович Путилов тщательнее, чем он делал это обычно, протирал замшевой бархоткой круглые, как пятачки, стекла очков в простенькой проволочной оправе. Мало кто даже из очень приближенных к особе финансиста лиц знал, что это несложное действие трех пальцев — большого, указательного и среднего — правой руки — как признак напряжения ума, так и глубоко скрываемого волнения.

«Хм!.. «Исполняя волю…» Чью, позвольте спросить?» — думал про себя Путилов, на память читая текст уведомления, которое он получил от флота генерал-лейтенанта Крылова в связи с правительственным секвестром наложенным на время войны на Общество путиловских заводов… его заводов! «Хм, — повторил банкир и заводчик. — Иду на вы!.. Да кто ты такой, генерал?.. Да что это творится в России, в самом-то деле, что творится и во что это выльется?»

— Продолжай, продолжай, — обронил Алексей Иванович человеку, по-видимому, тайному агенту, который прекратил свой доклад и замер в обиженной позе, хотя и стоял у сюда патрона подчеркнуто независимо.

— Ею высокопревосходительство генерал по особым поручениям у морского министра Алексей Николаевич Кпылов…

— Тезка в имени… это уже кое-что… Не он ли?.. Ладно, продолжай.

— Верное слово и точная цифра, — как дьячок над покойником, выговаривал агент, — вот составляющие ума профессора, они применяются им как в жизненной практике, так и в теории…

— Хм, профессор… Но я не заказывал панегирик на генерала Крылова, между прочим, — не отрывая глаз от рук с бархоткой и очками, ровно сказал Путилов.

— Но, Алексей Иванович, вы приказали представить полную характеристику его высокопревосходительства.

— Вы там, в полиции, что же, на всех такие вот синодики настряпали? И на меня, следовательно? Хотелось бы взглянуть, как вы меня размалевали… Я просил дать мне знать о нем ровно столько, сколько нужно для усмирения гордыни и излишнего генеральского рвения.

— Неподкупен.

— Ой ли? И миллион пе примет? Что молчишь? Раздумываешь — это нам, выходит, в масть?

— Не возьмет и — мало того…

— Что же еще?

— В шею вытолкает.

— Догадки, предположения, а мне нужны твердые и верные факты.

— Вытолкает. Его превосходительство вытолкал из своего департамента — Морского технического комитета — итальянца синьора Куниберти, а из подряда, ему предназначавшегося, на представительство выделялось несколько миллионов. Сам его высокопревосходительство первый министр Столыпин, в том деле лицо очень заинтересованное, у нас располагают сведениями…

— Как, собственноручно?

— Не понимаю?

— Ну, взашей?

— До парадного швейцара в дверях кабинета.

— Н-да… Что еще… поближе к моей нужде.

— Сомнительных знакомств не числится…

— Агнец, по-вашему выходит?

— Отнюдь, но прицепиться к чему-нибудь пе представляется возможным.

— И врагов, скажешь, не имеет?

— Во множестве, но необорим ими.

— Что так?

— Любая схватка оборачивав для него пользою, даже с его превосходительством генералом Кутейниковым.

— Использовали газеты?

— И хулу, и хвалу возводили — без пользы: непререкаем авторитет.

— Ну-с, посмотрим. Спасибо тебе, а теперь ступай… Посмотрим.

Агент, сдержанно поклонившись, ушел, а Алексей Иванович, русский Крез, держатель акций многих заводов, председатель правлении нефтяных, металлургических, бумагоделательных, торгово-закупочных компаний и предприятий, глава Франко-Азиатского, что точнее, чем Русско-Азиатского и Северного банков, Путилов, заграбаставший в свои руки акционерное Общество путиловских заводов… увидел то, что заставило забыть о любимейшем занятии — чистке мундштука и протирании очков.

Его не шокировала отмеченная им сразу генеральская бесцеремонность, поставившая его, магната мирового масштаба, как^- провинившегося школяра, в угол — бывали в жизни у него переплеты и покруче. Его не встревожило профессорское заявление об экспертизе бракованных орудий, пусть себе ищут то, что всегда можно оспорить, — суд да дело, как говорится. Даже гневливо-презрительный конец их откровенного разговора: «Унтер-офицер Иванов, проводите этого господина до экипажа!» — не поразил дельца — пусть себе тешится его превосходительство.

Слова соплеменника, нагайкой отстегавшие Алексея Ивановича Путилова — Путилова! — послужили началом душевной депрессии, из которой ему уже не суждено было выбраться до самой революции.

— Заморским капиталом пробавляетесь, уважаемый! Вам Россия что поданная в отдельный кабинет пулярка в трюфелях!

Путилов вздумал было сопротивляться такому нападению со стороны правительственного председателя ОГ13 генерала Крылова, прибывшего на Конюшенную для принятия дел от него, Путилова, истинного председателя.

— Я не в услужении у вас, между прочим, ваше…

— Подобных не нанимаю — предадут, ибо семя Иудово.

— Позвольте, ваше высокопре…

— Не позволю! Всем разрешу — не вам! Не стыдно ли, русскому-то… Э, да какой вы русский, о чем это я! Как и сотоварищи ваши по банде — Шпан, Бишлягер, Манус… Ваш дед, покойный Николай Иванович Путилов, радея за русскую сталь, умер на заводе, где и похоронен, а?.. Что творите вы, не ведаете, статься может?

— Николай Иванович Путилов не мой дед, да и вообще не родственник, — только и нашел что сказать связного Алексей Иванович, прижатый безжалостными фразами генерала Крылова, как бушующим огнем.

— Тем паче! Раз вы так ретиво отмечаете мою ошибку, значит, во всем остальном я прав безусловно!

— Но моего предшественника-однофамильца свели со света, прежде обанкротив, именно такие, как Шпан: мой тезка был неосторожен и действовал слишком рискованно.

— За собственную шкуру дрожите и откровенно в том признаетесь, ну и ну! Кто-то сердобольный пожалел конца пенькового на шею вашего Шпана — эту шпану просто сослали в Сибирь, на ее горе, но дойдет веревочный конец и до него, и до других. Но не будем опережать события — всему свое время, а сейчас надобность у меня такая…

— Слушаю вас, ваше высокопревосходительство, — успел ввернуть Путилов, да так умело это сделал, что сам поразился, с каким подобострастием это у нею вышло.

— Слушайте внимательно: на акционерное общество ваших заводов наложен правительственный секвестр. Зная о готовящемся решении, вы с компанией, сочиняя вещие сны, заодно устроили дивидендно-финансовую чехарду. В итоге ее — лицевой счет пуст, вся наличность составляет 136 рублей 15 копеек, и это при 25 тысячах рабочих и двух тысячах служащих.

— Да, но…

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши извозчицкие понукания, извольте выслушать до конца! Так вот, если к полудню в субботу вы лично не обеспечите требуемыми деньгами цеховые кассы, я найду способ рассчитаться лично с вами. Замечу при этом, что дед оставил мне на память о себе «Смитт и Вессон» — громоздкая, тяжелая, но с отличным боем штуковина.

После столь сурового предупреждения и последовало приказание унтер-офицеру Иванову.