— В ближайшие же часы мы выполним боевую задачу, возьмем поселок, — твердо заверил маршала генерал Симоняк. И слово свое сдержал.
Перед отъездом в Ленинград Климент Ефремович переговорил с командующим Волховским фронтом. К. А. Мерецков, в частности, сообщил маршалу о том, что в районе рабочего поселка № 5 наши бойцы захватили необычный фашистский танк.
— Характерно, — добавил Кирилл Афанасьевич, — что до этого мы вели по нему артиллерийский огонь прямой наводкой. А танк шел как ни в чем не бывало, пока не угодил на заболоченный участок. Застрял. Тут-то его и захватили.
К. Е. Ворошилов отдал К. А. Мерецкову распоряжение о немедленной отправке захваченного танка в Москву, как он выразился, «на обследование».
Вскоре выяснилось, что невиданная доселе мощная бронированная машина врага — из семейства «тигров», на которые фашисты возлагали особые надежды. Но не вышло! Ибо когда гитлеровцы применили эти танки на Курской дуге, наши воины уже знали их слабые места и довольно эффективно боролись с ними.
Наступил долгожданный день 18 января 1943 года. Блокада прорвана! В районе рабочего поселка № 1 соединились войска Ленинградского и Волховского фронтов!
Было принято решение навечно запечатлеть эту встречу. Составили акт, в котором говорилось:
«18 января 1943 года в 9 часов 30 минут на восточной окраине рабочего поселка № 1, прорвав блокаду Ленинграда, встретились 1-й стрелковый батальон 123-й отдельной стрелковой бригады Ленинградского фронта во главе с заместителем командира по политчасти майором Мелконяном, старшим лейтенантом Калуговым, сержантом Анисимовым; с другой стороны — 1-й стрелковый батальон 1240-го стрелкового полка 372-й стрелковой дивизии Волховского фронта во главе с начальником 1-го отделения штадива 372 майором Мельниковым и командиром 440-й разведывательной роты старшим лейтенантом Ишимовым»[8].
Настоящий акт подписали командиры названных соединений полковник П. И. Радыгин и подполковник Ф. Ф. Шишов.
А в 11 часов 45 минут бойцы уже других частей и соединений взаимодействующих фронтов обнимались у рабочего поселка № 5.
Вечером того же дня Ленинградское радио передало:
«Блокада прорвана! Мы давно ждали этого дня. Мы всегда верили, что он придет. Мы были уверены в этом в самые черные для Ленинграда месяцы — в январе и феврале прошлого года. Наши погибшие в те дни родные и друзья, те, кого нет с нами в эти торжественные минуты, умирая, упрямо шептали: «Мы победим». Они отдали свои жизни за честь, за жизнь, за победу Ленинграда. И мы сами, каменея от горя, не в силах даже облегчить свою душу слезами, хороня их в мерзлой земле без всяких почестей, в братских могилах, вместо прощального слова клялись им: «Блокада будет прорвана. Мы победим!» Мы чернели и опухали от голода, валились от слабости с ног на истерзанных врагом улицах, и только вера в то, что день освобождения придет, поддерживала нас. И каждый из нас, глядя в лицо смерти, трудился во имя обороны, во имя жизни нашего города, и каждый знал, что день расплаты настанет, что наша армия прорвет мучительную блокаду».
И этот день пришел!
19 января К. Е. Ворошилов кроме неотложных дел по руководству боевыми действиями войск был занят подписанием представлений к правительственным наградам защитников Ленинграда, а наиболее отличившихся соединений — к присвоению звания гвардейских.
…Этот день был по-особому радостным, но в то же время и печальным для Климента Ефремовича. Радость его была ясна для всех — торжество победы! Печаль же известна только для близкого окружения маршала. Ведь ровно год назад в районе Старой Руссы на Северо-Западном фронте погиб 19-летний летчик-истребитель лейтенант Тимур Михайлович Фрунзе, его приемный сын.
А вот как Тимур вошел в семью Климента Ефремовича. Перед своей кончиной Михаил Васильевич Фрунзе, первый советский Наркомвоенмор, завещал, чтобы Климент Ефремович Ворошилов позаботился о его семье, воспитал его детей настоящими патриотами своей Родины. Когда Тимур и Таня остались сиротами, К. Е. Ворошилов обратился в ЦК ВКП(б) с письмом, в котором просил передать ему детей М. В. Фрунзе на воспитание. Эта просьба была удовлетворена. Так в 1931 году дети М. В. Фрунзе вошли в дом Климента Ефремовича.
Со временем Тимур окончил 2-ю Московскую артиллерийскую спецшколу. Но затем по зову сердца поступил в военное авиационное училище летчиков — знаменитую Качу. Здесь его близкими друзьями стали братья Степан и Владимир Микояны, тоже курсанты-качинцы. Вместе учились летному мастерству, обретали надежные крылья.
«Эх, Климент Ефремович, если бы я только мог описать Вам, какое у меня было ощущение, когда я в первый раз поднялся в воздух, — восторженно сообщал в одном из своих курсантских писем Тимур. — Какая уж там артиллерия! Теперь я уже имею 2 часа 44 минуты налета (с инструктором, конечно). Инструктор у нас замечательный — лейтенант Коршунов, он окончил Качу отличником и имеет уже три выпуска. Вот только обидно до смерти: самый разгар полетов, а завтра проклятый выходной день! А летать убийственно хочется!»
Через два с половиной месяца после начала войны лейтенант Т. М. Фрунзе, с отличием окончив училище, отбыл в боевую авиационную часть.
Климент Ефремович вспоминал, что перед самой отправкой на фронт они вместе с Тимуром посетили в Куйбышеве музей М. В. Фрунзе. И здесь он обратил внимание своего молодого питомца на тот факт, что Михаил Васильевич начал славный путь коммуниста в девятнадцать лет. А он, Тимур, в эти же годы встал на путь военного летчика.
Вскоре лейтенант Т. М. Фрунзе прибыл в 161-й истребительный авиаполк, который входил в Московскую зону ПВО. Начались первые боевые вылеты.
Затем их полк перебазировался на Северо-Западный фронт, где обстановка в то время была особенно тяжелой. Но перед отправкой на новое место произошло следующее: по распоряжению какого-то «доброжелателя» Тимура захотели было оставить под Москвой, в другом полку. Возмущенный такой «заботой», лейтенант срочно едет к К. Е. Ворошилову и просит его вмешаться, оградить от ненужной опеки. Доказывает, что под Москвой сейчас уже легче, а там, на Северо-Западном….
И Климент Ефремович удовлетворил просьбу своего воспитанника. Тимур вместе с боевыми друзьями отбыл на Северо-Западный фронт.
И снова вылеты, жаркие воздушные схватки. На счету лейтенанта Фрунзе уже не один сбитый фашистский стервятник. Но 19 января 1942 года отважный истребитель, сын легендарного советского военачальника, геройски погиб в неравном бою. Жертвуя собой, Тимур до последнего патрона защищал жизнь своего ведущего, своего командира.
Здесь хотелось бы сказать и о том, что Климент Ефремович очень тепло отзывался о дочери М. В. Фрунзе — Татьяне Михайловне Фрунзе и ее муже Анатолии Георгиевиче Павлове. Он высоко ценил их трудолюбие и скромность.
Во время боев за Мгу (дело было уже после прорыва блокады Ленинграда) Климент Ефремович Ворошилов в сопровождении генерала К. А. Мерецкова прибыл на КП одной из вырвавшихся вперед наших дивизий. Но едва он успел выслушать доклад комдива, как неподалеку вспыхнула ожесточенная стрельба. Выяснилось, что в район КП прорвалась группа фашистских автоматчиков, которых поддерживали самоходные орудия.
Вот как вспоминал впоследствии об этом неприятном эпизоде Кирилл Афанасьевич Мерецков:
«…Связываюсь по телефону с 7-й гвардейской танковой бригадой и приказываю прислать на выручку танки. Комбриг докладывает, что все боевые машины выполняют задание, налицо один танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе. Делать нечего. Пока пара танков мчится к КП, организуем круговую оборону подручными средствами… Минут пятнадцать отбивались. Но вот показались наши танки. Сразу же бойцы поднялись в атаку, следуя за танками, смяли фашистов и отбросили на полкилометра, а потом подоспевшая пехота завершила разгром прорвавшейся вражеской группы. Когда стрельба улеглась, в блиндаж вошел танкист, весь в копоти, и доложил: «Товарищ генерал армии, ваше приказание выполнено. Прорвавшийся противник разгромлен и отброшен!» Ворошилов вгляделся в танкиста и воскликнул — Кирилл Афанасьевич, да ведь это твой сын! Климент Ефремович видел моего сына еще до войны и теперь сразу узнал его. Лейтенант Владимир Мерецков командовал танковым взводом в 7-й гвардейской танковой бригаде…Помню, на вопрос К. Е. Ворошилова: «Этот сын — твой единственный?» — я ответил: «Все бойцы тут дети мои», — но внутренне гордился сыном, тем, что в свои 18 лет он честно и верно служит Родине».
8
ЦАМО СССР, ф. 309, оп. 4073, д. 171, л. 83.