«Я не сдамся!» – мысленно пообещал он своему сопернику, и приготовился к борьбе за свою женщину и свою честь.

«У этого человека нет чести» – размышляла о своем враге Надин. Ее раздражало присутствие в зале Ордынцева. Она ведь так и не выяснила, узнал ли князь ее накануне или нет. Пока он никак не дал ей понять, что видел ее на Неглинной. Она специально провоцировала на грубость, но Ордынцев и бровью не повел. Похоже, что ей все-таки повезло остаться неузнанной.

«Чего бояться? Даже если он и узнал меня, то не станет сплетничать, – уговаривала она саму себя. – Ну, а если станет болтать, то Шереметев защитит честное имя своей невесты».

Надин вдруг поняла, что Шереметева зовут так же, как и ее недруга. В этом было что-то неправильное, тревожное. Почему такое совпадение? Два Дмитрия Николаевича, только один – ангел, а другой – демон. Она не настолько глупа, чтобы не понимать, где белое, а где черное. Надин поискала глазами Ордынцева и увидела, как тот что-то читает, спрятавшись в нише окна. Она еще успела подумать, что в гостях этого не делают, а потом все вылетело у нее из головы – в дверях появился Шереметев. Его взгляд обежал зал и сразу отыскал Надин. Она заметила, как вспыхнули его черные глаза, а на пухлых губах расцвела улыбка, сделав их необыкновенно привлекательными.

«Он – красавец, – поняла Надин. – Что за глупая мысль пришла мне в голову? Ему не нужны никакие усы. У ангелов усов не бывает».

Она чуть не запрыгала от нетерпения, пока Шереметев приветствовал хозяйку дома и графиню Румянцеву, и замерла от восторга, когда граф направился к ней.

– Добрый вечер, сударыни, – учтиво поклонился он обеим сестрам Чернышевым, а потом, обращаясь к Надин, добавил: – Надежда Александровна, ваша бабушка позволила мне немного побеседовать с вами.

Отменная сообразительность не подвела молодую графиню и на сей раз – предлог нашелся сразу:

– Я с удовольствием услышу ваше суждение о той опере, которую мы будем сегодня слушать, – сообщила она.

Надин поднялась с дивана и медленно двинулась вдоль колонн. Кавалер послушно шел за ней. Она остановилась только у третьей колонны, теперь они стояли на виду у всего общества. Если граф не хотел связывать себя серьезными отношениями, он должен был прервать их рискованный тет-а‑тет и отвести ее обратно к бабушке и княгине Зизи, но Шереметев без видимых колебаний остался рядом с ней.

– Вам нравится «Итальянка в Алжире»? – спросил он.

– Мне нравится главная героиня, – отозвалась Надин, мысленно поздравив себя с тем, что вовремя успела узнать у сестры сюжет оперы. – Мне понятен ее характер, да и поступки тоже.

– Но не каждая девушка решится, рискуя жизнью, отправиться на поиски своего любимого.

– Это как раз естественно, – опустив ресницы, убежденно заявила Надин, – по крайней мере, для меня.

– Вы хотите сказать, что сами могли бы пуститься в полное опасностей путешествие ради спасения дорогого вам человека?

– А как же иначе? – изумилась Надин, – разве можно смириться, если еще не все возможности помочь близкому человеку исчерпаны?

Она с радостью отметила слезы умиления, блеснувшие в темных глазах Шереметева. Он даже прижал руку к сердцу, когда сказал:

– Я тоже считаю, что ради любимых людей можно пожертвовать жизнью. Я сам этого, конечно, не помню, но знаю, что моих родителей связывало очень сильное чувство. После смерти матери отец не захотел жить – и угас…

– Мои тоже очень любили друг друга, мама до сих пор верна памяти отца, и если бы не мы – наверное, ушла бы в монастырь, – согласилась с ним Надин. – Я думаю, что найти свою вторую половину – большое счастье, не всем так везет.

Она чуть слышно вздохнула. Уловка подействовала:

– Вы обязательно будете счастливы, я уверен в этом! – с воодушевлением воскликнул ее кавалер. – Вы достойны этого, как никто другой.

– Но вы же меня совсем не знаете, – умилилась его восторгу Надин. – Я – самая обычная девушка, у меня нет особых талантов: например, я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, даже моя младшая сестра пеняет мне за то, что я не понимаю музыки.

Она поймала строгий взгляд старой графини и объявила:

– Нам пора вернуться на свои места, похоже мы злоупотребили разрешением бабушки немного поговорить.

– Простите, это я виноват, – повинился Шереметев и предложил ей руку. – Я отведу вас обратно.

Надин лишь кивнула. Начало было положено. Все общество следило за их разговором, и во мнении света их имена теперь накрепко связаны. Этот продолжительный тет-а‑тет станут обсуждать во всех гостиных, слухи обегут все салоны обеих столиц и вернутся к графу Шереметеву с вопросом: «Что вы собираетесь делать?»

Надин надеялась, что такой благородный человек, как Дмитрий Николаевич, даст на него единственно верный ответ. Правда, ей еще предстояло получить нагоняй от бабушки, но приз в лице графа Шереметева того стоил.

«Перетерплю, – подумала она, усаживаясь на маленький диванчик рядом с сестрой. – Может, граф сделает предложение в ближайшие дни, и все закончится к обоюдному удовольствию».

Они вернулись вовремя: хозяйка поднялась из-за стола и пригласила всех гостей в музыкальный салон:

– Милости прошу, занимайте места.

Она направилась к дверям, а за ней потянулись гости. Надин и Любочка взяли под руки бабушку и последовали за остальными. На изображавшем сцену помосте уже ждали четверо музыкантов со скрипками и виолончелью. Княгиня Зинаида села за большое концертное фортепьяно, а трое певцов – два мужчины и дама, чьих имен Надин не знала, – встали впереди маленького оркестра. Сестры, ведя Марию Григорьевну, прошли в салон одними из последних. Все кресла в первых рядах оказались заняты. Надин огляделась, выбирая место, и увидела графа Шереметева. Тот махал ей рукой из предпоследнего ряда, рядом с ним оставалось еще три свободных места подряд.

– Пойдемте туда, – предложила она бабушке и, уловив мгновенную заминку Марии Григорьевны, шепнула: – Все будет хорошо, скоро он станет моим женихом.

– Ты играешь с огнем, – вздохнула старая графиня, – если бы все было так просто, не было бы ни старых дев, ни безнадежных холостяков.

– Я уверена, – напомнила Надин и потянула родных в проход между кресел. Она добралась до Шереметева, опустилась на приготовленное для нее место, ласково улыбнулась и спросила:

– Вы не знаете, кто из певцов будет петь, и какие партии?

Конечно, Дмитрий Николаевич все знал, причем досконально. Чуть склонившись к уху Надин, он начал сыпать именами итальянских артистов, объяснять, какие партии те станут петь и что за арии будут исполнены. Перейдя к персонажам оперы, граф так увлекся, что Надин потеряла нить разговора. Но она уже и не слушала рассказчика, ее заинтересовало совсем другое: за их спинами раздался шум шагов, звук отодвигаемых стульев, а потом голос Ордынцева произнес:

– Вам отсюда видно?

– Все, что мне нужно, я вижу уже сейчас, – отозвался томный женский голос.

Звуки вступивших по знаку Волконской инструментов заглушили ответ любезного кавалера, Надин слышала лишь отдельные слова, зато явно различала интимные интонации голосов. Эти двое точно были любовниками, и они уединились прямо за ее спиной. Она точно помнила, что последний ряд кресел остался свободным.

«Так они могут и обниматься. Никто не увидит, если не догадается посмотреть назад, – подумала Надин. И сразу же осознала, что у нее возникло сильное желание повернуться и испортить любовникам их уединение. Можно уронить веер и начать искать его вместе с Шереметевым. Мысль оказалась настолько забавной, что она явственно хмыкнула, но граф ее не услышал, он был увлечен музыкой. Княгиня Волконская и итальянский тенор пели любовный дуэт. Бархатное контральто женщины оттенялось сильным высоким голосом певца, музыка блистала радостью и легким кокетством, и даже Надин почувствовала изумительную гармонию исполнения и мелодии. Она скосила глаза на Шереметева и заметила отблеск слез в глазах графа, казалось, что тот просто впитывает звуки.