Тогда Ася останавливалась поодаль и с тревогой и восхищением наблюдала, как сестра бесстрашно карабкалась по кирпичам, выискивая, где еще пробивается огонь. Чудачка, она завидовала Клаве.

После полудня огонь настолько ослаб, что можно было не опасаться большого пожара. Асина группа уже закончила свою работу и теперь расходилась по домам передохнуть. Ася решила сменить сестру: нельзя же все-таки без отдыха вторые сутки.

— Иди лучше домой! — сердито сказала ей Клава. — И слышать больше ничего не хочу.

Ася обиделась и неохотно пошла, а Клава стала подтаскивать шланг ближе к стене, около которой теплился небольшой язычок пламени. Шланг с каждой минутой становился тяжелее, горели от ссадин руки и колени. Она напрягала последние силы…

В этот миг вздрогнули под ногами кирпичи. Клаве представилось, что она проваливается в какую-то черную яму.

Сидели вечером без огня умудренная жизнью женщина и птенец с еще неокрепшими крыльями, на долю которого в шестнадцать лет выпало больше огорчений, чем хороших светлых дней.

Женщина утешала и сама не верила, что это поможет.

— Война жестокая, берет без разбору. Кто знал, что там была неразорвавшаяся бомба? И не плачь… Соседка вон получила извещение, с пятью осталась.

Женщина вспомнила о сыне: где-то он сейчас, соколик ясный!.. Может, так же вот лежит, захороненный боевыми товарищами.

— Григорьевна, почему именно Клава? — который раз в тупом недоумении переспрашивала девушка.

Перед ее глазами всплыло все детство и тот маленький клочок юности, первые радости и заботы.

— Скажи, почему Клава, а не я, не кто-нибудь?

Как могла старая женщина успокоить ее?..

Разрушенный корпус рабочие восстанавливали своими руками. Асе Марининой приходилось готовить раствор, переносить тяжести; она бралась за любую работу.

Прошлого не вернешь, его можно только представить.

А это — явь: раскрытая Книга почета, на первой странице которой портреты сестер Марининых. Один из них обведен черной каймой.

Идут годы. На завод приходят новые выпускники ремесленных училищ. В первую очередь их знакомят с Книгой почета.

1956 год.

Из-за трубы дома вылетел увесистый булыжник. Описав кривую, он ударился в днище лодки, стоявшей около старой липы. Лодка мгновенно рассыпалась.

За трубой, на крыше, раздался удивленный возглас. Этот возглас и выдал девятикласснику Жене Семенову, кто кинул камень.

— Вовка, слазь! — крикнул Женя, выходя из подъезда, где он дежурил уже часа два. — Все равно узнал, выходи!

Из-за трубы стала медленно показываться вихрастая голова Вовки Окунева. Он осмотрелся, раздумывая, куда бы улизнуть. Но единственный путь по пожарной лестнице, путь, по которому он взобрался на крышу, охранялся Женей. Делать нечего, Вовка спустился.

Женя хмуро спросил:

— Зачем разбил лодку?

— Я и не бил, — ответил Вовка. — Я только один камень бросил, а она трах… Какая же это лодка, если сразу разваливается?

— Не сегодня. Сегодня я нарочно собрал ее из обломков. Ты вчера разбил.

Вовка сиротливо оглянулся. Ему показалось, что Женя будет драться, и он, захлебываясь, обиженно заговорил:

— Тоже еще… Все один строишь. Нет бы позвал. Тоже еще… Может, и я хочу строить. У меня в сарайке, знаешь, сколько досок есть! На корабль хватит… А разбил просто так, потому что ты все один да один… У меня и инструмент есть.

— Так бы и говорил, — сразу подобрел Женя, услышав, что у Вовки есть доски и даже инструмент. — Я в том и другом очень нуждаюсь.

Ребята направились к сарайке Окуневых. Когда Вовка снял замок и настежь распахнул двери, Женя сказал:

— Может, мне лодку совсем не жалко. Другую сделать можно.

В сарайке и в самом деле было очень много досок, не на одну лодку хватит.

А на следующее утро в комнату к Жене Семенову протиснулись сразу Вовка Окунев и его одноклассник Вадим Звездов. У Вовки за ремнем был заткнут топор, Вадим держал в руке молоток.

— Вот он тоже помогал ломать твою лодку, — представил Вовка своего друга, выталкивая его вперед.

Вадим растерянно оглядывался то на Женю, то на дверь. Видимо, от встречи с Семеновым он не ждал ничего хорошего.

— Ты не бойся! Он ничего не сделает, — успокоил его Вовка. — Он уже не сердится.

Женя утвердительно кивнул: не сержусь, мол. И даже спросил Вадима, какой у него есть инструмент.

— Рубанок где-то валяется, — подавленно ответил Вадим.

Женя оживился:

— Во, давай рубанок! Рубанков у нас не хватает.

Утро было ласковое, не жаркое. Во дворе пусто, только ленивый кот Тарзан наблюдал нехотя за мухами. Ребята расположились под раскидистой липой.

— А разве не корабль будем строить? — разочарованно протянул Вадим, когда Женя стал объяснять им, как строится лодка. Дело в том, что Вовка еще вчера нахвастал, будто они с Женей корабль будут делать. Вадим только поэтому и появился здесь.

— Корабль после. Пока будем учить морское дело, кораблестроение, сигнализацию и все такое, — объяснил Женя.

В разгар работы появился первоклассник Валерка Бондарев, которого шагов за двести и рассмотреть трудно — до того он был маленький. Сначала Валерка погнался за котом, а потом, когда тот, преодолев лень, важно забрался по пожарной лестнице на крышу и там презрительно зевал, Валерка отставил ногу, шмыгну носом и заискивающе попросил:

— Вовк, дай потяпаю!

Окунев сделал вид, что не слышит. «Тут человек делом занимается, а он 'потяпаю'», — подумал Вовка. И он уничтожающе взглянул на маленького первоклассника.

— Ну, Вовк, — захныкал Валерка.

— Не мешай!

— Вовк!..

Пришлось отложить топор и прогнать надоедника.

С этого дня во дворе дома с утра до вечера стучали молотки, летели щепки под яростными ударами топора Вовки Окунева. Часто приходили новые ребята, сначала смотрели с любопытством, а потом просили Женю принять их в строительную бригаду. Женя никому не отказывал; чем больше народу, тем веселее.

Он только успевал давать указания. На правах первого помощника командовал и Вовка Окунев. Особенно доставалось от него Вадиму Звездову. Вовка считал себя чем-то вроде шефа. «Не так забиваешь гвоздь», «шпангоут строгай ровнее», — то и дело поучал он. Вадим слушал его безропотно.

Однажды во дворе показался домоуправ дядя Коля Анисимов. У дяди Коли была строгая походка и пронизывающий взгляд. И хотя он никому ничего плохого не делал, ребята побаивались его.

Домоуправ увидел вокруг настоящий содом и схватился за голову. И было с чего: на дороге лежал громадный камень — им ребята подпирали калитку, чтобы посторонние, мальчишки не заглядывали. Везде разбросаны щепки, доски, а посередине скелеты двух лодок — поменьше и побольше. Дядя Коля рассердился:

— Эй, доморощенные инженеры, а кто за вас сор выметать будет?

Его мигом окружили. Ребята понимали, что домоуправу ничего не стоит запретить работу, поди после разбирайся: прав он или не прав.

— Дядя Коля, сами уберем. Мы, дядя Коля, вас кататься с собой возьмем. И потом лодку будем давать. Захотите рыбачить — и берите. Вы нам, дядя Коля, только помогите досок достать. Мы большой парусник хотим сделать.

Ребята так ласково заглядывали домоуправу в глаза, так проникновенно выговаривали «дядя Коля», что Анисимов раздумал сердиться и только неопределенно сказал:

— Возможно.

— Что, дядя Коля?

— Возможно, и не получится.

Но видно было, что он и сам заинтересовался ребячьей затеей. Осмотрел внимательно скелет лодки и произнес:

— Добро. Только чтоб мне, смотрите, сор не разводить. — Помедлил и добавил: — Молодцы, детишки!

— Дядя Коля, а меня не принимают сверхботы строить, — раздался вдруг тоненький голосок нивесть откуда появившегося Валерки Бондарева.

Ох уж этот Валерка! Сам со стручок гороховый, тоже к большим тянется.

— Сгинь! — страшным шепотом сказал Вовка Окунев.