Джон Кристофер НОВОГОДНИЕ РОЗЫ

Посадка была отличной. Не отрываясь, я следил за прибором — все это время стрелка не поднималась выше 4,5 «Г». Для такого космического корабля как «Звезда» недурно: бывали случаи, когда при посадке на Землю прибор показывал и 7 «Г». Но чувствовал я себя не очень хорошо.

Молодой Стенвей оказался на ногах прежде, чем остановились моторы. Я продолжал лежать на сиденье, смеясь, он подошел ко мне:

— Просыпайся, Джон. Мы уже на Земле!

Вскочив с места, я сразу почувствовал себя опять здоровым.

— Наконец-то мы на Земле, — сказал Стенвей. — Какой сегодня день?

— Пятница.

— Пятница! Смотри, Джо! Полет на Луну и обратно займет 14 дней. Новый год мы будем встречать на Земле, — обрадовался он.

— Почему обязательно на Земле? — засмеялся я. — Не так уж плохо начать новый год на Луна-сити.

Стенвей был молод и ко всему относился серьезно. Для него важно встретить Новый год на Земле. А для меня? Ну, что ж, не будет большой разницы: на Земле или в Луна-сити.

Я пошел навестить Лью и нашел его в каюте. На «Звезде» он лишь на два года меньше меня, но виделись мы редко, потому что работали в разных концах корабля.

— Привет, Джо, — сказал он. — Все еще работаешь с нами?

— Почему бы и нет? Я чувствуют себя молодым.

— Ну, если бы я был на твоем месте, я бы…

— Неважно, что бы ты сделал на моем месте, — прервал я. — Можно попросить тебя кое о чем?

— Конечно, в чем дело?

Он подошел к зеркалу и начал пудрить лицо, маскируя проступавшие капилляры — верный признак пребывания в безвоздушном пространстве. Я не мог понять, что происходит со мной: разумеется, на Земле капилляры выделяют нас, но почему космонавт должен стыдиться этого?

— Ты руководишь погрузкой для следующего полета? — спросил я. Он кивнул головой.

— Хочу взять кое-что на корабль.

— Сколько?

— Около метра в длину и полметра в ширину у основания.

Лью удивился:

— Джо, ты сам космонавт, и должен хорошо знать, что каждый грамм груза на борту рассчитан. Что ты хочешь взять?

— Это для старого Ганса, — объяснил я. — Хочу привести ему новогоднюю елку.

Лью ничего не ответил. Он продолжал пудрить лицо, но сквозь пудру все еще проглядывали красные нити капилляров. Наконец он сказал:

— Хорошо, принеси елку, я возьму ее на борт.

— Спасибо, Лью. Ты не знаешь, сколько дней мы пробудем на Земле?

— Девять, и не забудь о завтрашней медкомиссии.

Я быстро взглянул на него, он накладывал следующий слой пудры и не обращал на меня внимания. Почему он напомнил о медкомиссии? Мы проходили ее после каждого полета, и он знал, что я не мог забыть об этом.

В городе у меня было много друзей, поэтому о елке для Ганса я вспомнил только за два дня до отлета. В нашей конторе клерк объяснил мне, что дерево можно купить в питомнике Клиффа, находящемся в пятидесяти милях от города. Я поднялся на крышу, вызвал гироплан и меньше, чем через десять минут оказался в питомнике.

До чего же хорошо было там: белый снег, зеленовато-голубые ели и множество теплиц. Я подумал, что прошло более десяти лет с тех пор, как был за городом.

Мистер Клифф, маленький кругленький человечек, встретил меня на посадочной площадке и с улыбкой приветствовал:

— Майор Дэвис, я счастлив видеть вас здесь. Не так уж много космонавтов приезжают сюда. Хочу показать вам мои розы.

Он был очень дружелюбен, а я не спешил возвращаться в город, поэтому мы пошли смотреть розы.

В оранжерее их было много.

— Я забыл, что они так пахнут, — сказал я.

Мистер Клифф очень гордился своими розами:

— До Нового года осталась неделя, а у нас такие розы. Посмотрите-ка.

Это была белая прекрасная пахнущая весной роза. Позабыв обо всем, я ходил за мистером Клиффом, смотрел на цветы, трогал их, дышал ими. На часы я взглянул, когда стало темнеть.

— Я приехал купить новогоднюю елку.

— Вы будете встречать Новый год на Земле? — спросил м-р Клифф, улыбаясь.

— Нет, возьму елку в Луна-сити.

— В Луна-сити?!

— Для человека по имени Ганс. Он живет около сорока лет там. Родился в маленькой деревушке в Европе. Зимой вокруг деревни лежал снег, росли ели. Он все время думает и говорит об этом.

— Почему же не возвращается?

Меня всегда удивляло, как мало люди знают о жизни космонавтов, я объяснил:

— Врачи не пускают. Они называют это суммарной перегрузкой организма. Нельзя посадить или поднять космический корабль без начальных перегрузок. На разных планетах они, конечно, разные. На Земле равны 5 или 6 гравитациям, или 5–6 «Г», как мы говорим.

— Физически вы можете быть очень крепки, — продолжал я, — но и тогда они сказываются. Особенно на сердце. Врачи делают предупреждение, когда сердце начинает сдавать. Тогда вы можете уйти на пенсию, но многие космонавты продолжают летать. Они любят свою работу, им нравится их жизнь и…

— И?.. — перебил меня м-р Клифф.

— Следует последнее предупреждение. Мы проходим медицинскую комиссию после каждого полета. И однажды ответ будет «нет». Вы можете говорить, что угодно, но ответ будет все равно «нет». Следующий полет убьет вас, поэтому врачи просто не разрешат вам войти в корабль.

— Они очень добры, — сказал м-р Клифф.

Я засмеялся:

— О, очень добры. Только вот Ганс получил свое последнее предупреждение в Луна-сити.

— О-о-о… — м-р Клифф посмотрел на красную розу, которую держал в руке. — Как давно это было?

— Ганс очень стар. Сейчас ему более семидесяти. Обычно первое предупреждение получают в тридцать. Ему повезло, и он проработал после этого больше десяти лет. Около тридцати лет назад, я думаю.

— Как велик этот Луна-сити?

— Два квартала в длину, квартал в ширину и еще квартал под землю, — ответил я.

— Это ужасно. Прожить вот так тридцать лет. Без деревьев, без птиц… И молодежь знает это и все-таки рискует?

Я очень разозлился:

— Вы не понимаете, м-р Клифф, в жизни космонавта есть нечто… Иногда проходит более пяти лет между первым и последним предупреждением. Например, у Ганса было больше десяти лет. Космонавту всегда хочется в полет, еще и еще. Если повезет, то последнее предупреждение настигнет здесь, на Земле.

Он тихо спросил:

— Когда вы получили ваше первое предупреждение, майор Дэвис?

Я разозлился еще сильнее:

— Три года назад. Но я прилетел сюда купить елку, а не обсуждать мое первое предупреждение.

— Я покажу вам хорошую елку, но, пожалуйста, не нужно денег.

— Спасибо, м-р Клифф. Простите мою грубость.

Запах елей, которые он показал мне, напомнил детство и каникулы, проведенные в лесу.

— Знаете, майор Дэвис, — сказал м-р Клифф. — Хочу предложить вам кое-что, что вас может заинтересовать…

Я не видел Лью, когда проносил елку на борт, не видел его до конца второго дня полета.

Когда я вошел в рубку, он сидел в кресле и читал книгу. Экран радара был удивительно чист, шел период спада метеорной активности.

— О, я вижу, ты неплохо устроился.

— У меня слабое сердце, ты же знаешь, поэтому я отдыхаю как можно больше.

Я дал ему сигарету.

— Спасибо за елку. Что ты выкинул? Золотые слитки?

Он покачал головой:

— Нет, портативный компьютер. Если мы встретим метеорит или понадобится проверить вычисленную тобой орбиту, мне придется делать это карандашом на бумаге. Будет несколько медленнее, как ты понимаешь.

— Не беспокойся. Сейчас период спада метеорной активности, а моя орбита — правильная. Я вычислю ее лучше, чем в нашем полете назад, на Землю, который станет последним для меня. Я ухожу с работы, Лью.

— Рад за тебя, Джо. Не жалей, не стоит. Я уйду, как только получу первое предупреждение.

— Да, ухожу, — повторил я. — Буду жить в деревне. В питомнике. Ели и… розы — розы зимой.

Мы сели при 3 «Г», и я снова почувствовал резкую боль в груди и странную слабость. Через несколько минут все прошло. При лунной гравитации я встал легко.

Через воздушный шлюз мы прошли в Луна-сити. Я высматривал старого Ганса среди толпившихся около шлюза людей, но его не было, тогда я окликнул Портигью — друга Ганса:

— Портигью! Где Ганс? Я привез ему елку.

Портигью был так велик и толст, что, кажется, я догадался, почему он живет в Луна-сити — легко двигаться он мог, только при лунной гравитации.

— Поздно, — сказал он. — Ганс умер два дня назад. Мы выносим его через несколько часов.