— Он хотел не просто их убить, — ответил Корнилов. — Он хотел напугать.

— Меня? — чуть нахмурившись спросила Елизавета.

— Вас, вашего сына, вашу семью… — перечислил Стас, — и особенно тех, кто тоже согласится помогать вам.

— Этот убийца ненавидит Сильвестра, да? — помолчав спросила Елизавета.

Стас лишь кивнул.

В этот миг с лестнице донесся визг и детские крики.

— Не догонишь! Не догонишь! У меня магические туфельки!

По ступеням сбежала девочка в кремовом свитере и белых джинсах. Ей было не больше семи лет. Светло-русая, с вьющимися локонами до середины спины. Следом за ней выбежала другая девчушка, которая выглядела почти так же, как первая, но её вьющиеся волосы были завязаны в хвостик.

— А у меня платье, которое позволяет повелевать силой ветра! — радостно вскричала вторая девочка. — Поэтому я нашлю на тебя ураган, и он унесёт тебя в страну троллей! А принц Роберт жениться на мне!

У обоих девочек в руках были нарядные куклы в пышных платьях, с волшебными палочками в руках и крыльями фей сзади.

— Агнесса! Ева! — строго воскликнула Елизавета. — У нас гости! И вы мешаете! Пожалуйста поиграйте в другом месте, и не шумите!

Близняшки с любопытством оглянулись на Стаса, и хором ответили:

— Хорошо, бабушка.

Елизавету передёрнуло. Стас украдкой улыбнулся. Пожилой женщине явно не нравилось, когда внучки называли её бабушкой при незнакомых мужчинах.

Мать Сильвестра, опустила взор, и спросила, не глядя на Стаса.

— У вас есть какие-то подозрения?

В её голосе проскользнула пугливая надежда.

Корнилов неопределенно дернул плечами.

— Судя по тому, как были убиты адвокаты для вашего сына, человек, который это сделала за что-то крайне зол на Сильвестра.

— Есть какие-то догадки? — осторожно спросила Елизавета.

— Это женщина, — помешкав, проговорил Стас.

Он знал, что Елизавете это не понравиться. История с Людмилой Елизаровой до сих пор у всех на устах. Девушка была известной во многих кругах золотой молодёжи Москвы.

Предположение Стаса подтвердилось. Услышав о том, что причиной ненависти убийцы к её сыну может быть женщина, Елизавета Марковна сжала губы в тонкую линию, согласно, нехотя, кивнула.

— Я знала, что связь с этой рыжей потаскухой ещё долго будет аукаться Сильвестру, — проговорила она, глядя куда-то в пустоту.

— Вы верите, что он не убивал её? — спросил Стас, наблюдая за лицом женщины.

Елизавета в ответ едко, неприятно улыбнулась. Откинула голову назад, встряхнув седеющими волосами, и ответила:

— Как по мне, так лучше бы он её убил — проблем бы меньше было!

Мать Сильвестра взглянула в глаза Стасу.

— Осуждаете меня? Считаете, что я излишне жестока к «бедной девочке»?.. Вы просто не видели, что она вытворяла с ним!..

Елизавета презрительно фыркнула, со злой, бессильной печалью усмехнулась.

— О, как перед ней распинался Сильвестр… Давно я его таким не видела, — Елизавета покачала головой. — Впервые, с того дня, как погибла его первая жена, он по-настоящему радовался и смеялся! И дарил этой прошмандовке кольца, серьги, колье… Машину вон купил! В Монако и Ниццу с ней летал регулярно! На яхте они ходили к Каймановым островам!.. У неё было всё, что она хотела!

Стас безмолвно внимал словам Елизаветы. Он видел, как её жжет и режет чувство злой обиды и бессильной ненависти. Всё это копилось в ней уже давно. Видимо ещё с того дня, как Людмила Елизарова поселилась в доме Гольшанских. С того дня, как Сильвестр жил исключительно для Людмилы, а Елизавете оставалось лишь радоваться за него, всё чаще оставаясь в стороне.

Разумеется, она терпела её. Это было слишком очевидно. Елизавета терпела любовницу и гражданскую жену сына, ради любви к нему.

И сейчас её переполняло яростное негодование. Она чувствовала себя обманутой.

— А теперь, — продолжила Елизавета, — вы заявляетесь сюда, и говорите, что кто-то так одержим этой подстилкой, что готов убивать всякого, кто попытается помочь Сильвестру? Меня он тоже может убить? А моего внука? Или моих правнучек?

В её глазах блеснули дрожащие блики слёз. А голос срывался на хрипловатый шепот.

— Я думаю, — ответил Стас, — если бы он мог, то давно уже сделал бы это.

Елизавета в ответ понимающе, криво усмехнулась.

— Мне нужно знать, — продолжил Стас, — не было ли у Людмилы… любовников?

Елизавета в ответ нервно хохотнула, и безмолвно всплеснула руками.

— Да конечно были! Я вас прошу! Не удивлюсь, если эта потаскуха групповыми оргиями увлекалась!

— Вы не против, если я осмотрю комнату, где жила Людмила? — спросил Стас.

Елизавета развела руками.

— Если это хоть как-то поможет Сильвестру…

Корнилов кивнул.

— Благодарю.

Спальня Людмилы Елизаровой полностью соответствовала стилю всего интерьера. Такая же просторная, светлая, и уютная.

Стас неторопливо прошелся по бежевому напольному покрытию. Взгляд его скользил по футуристическим черно-белым фотокартинам и полкам с декоративными шкатулками. Корнилов оглядел широкую кровать с мягкой спинкой и пухлыми миниатюрными подушками бело-голубого цвета. Затем взглянул на синий письменный стол, белый монитор макинтоша, книжные полки рядом, и огромный шкаф для одежды, с модным декором на дверцах. Ничего не обычного. Тихая, добрая и располагающая обстановка.

Стас сам ещё не знал, что ищет. Это должно быть что-то, что подтверждает или опровергает его версию. Что-то, что могло бы связывать Людмилу с любовником, если он у неё был. У неё обязательно должно быть что-то от человека, который готов убивать из любви к ней. Обязательно… Подарок, украшение, фотография, или… Тут взгляд Стаса зацепился за лежавший рядом с книгами пустой конверт без марок.

— «Письмо, — подумал Корнилов. — Точно… Такая форма выражения чувств, как нельзя лучше подходила для мужчины, одержимого недоступной ему женщиной».

А то, что Елизарова не отвечала своему страстному поклоннику взаимностью было очевидно. Именно безответная любовь добавляла злости, ярости, и сокрушительной ненависти неизвестному убийце, когда он сжигал и наслаждался болью своих жертв. К сожалению такие уж свойства у этого светлого и теплого чувства. Либо оно порождает в ответ взаимность, либо, в лучшем случае, безразличие.

Стас пару секунд размышлял, чтобы делала такая девушка, как Людмила с письмами от настырного поклонника. Выбросила бы? Вероятнее всего, но, а что, если письма продолжают приходить снова и снова. Девушке становится страшно, ей начинает казаться, что неизвестный поклонник следит за ней, преследует её. Он может быть где угодно! Он может оказаться любым прохожим, любым встречным человеком, ведь она вряд ли знает, кто он. Знала бы, давно бы положила этому конец. Но, нет. Настойчивый поклонник неизвестен.

Постепенно девушка впадает в состояние перманентного страха, её одолевают приступы истеричной паники. Угнетение, растущая нервозность и усиливающаяся паранойя не дают ей покоя. И ей просто необходимо рассказать кому-то о письмах назойливого маньяка. А что это значит? Значит Людмила захочет с кем-то разделить свои страхи. И ей нужно кому-то показать эти письма…

Значит, перед этим нужно спрятать. И так, чтобы Сильвестр ни в коем случае не нашел.

Стас почти не сомневался в правильности своих размышлений. А на вопрос, почему Людмила не жаловалась на письма от одержимого ею поклонника своему мужу, можно ответить, что она наверняка его побаивалась. И, судя по последним событиям, не без оснований.

Корнилов в поисках письма не шарил руками по комнате. Он просто смотрел, прикидывал, перебирал варианты, и представлял. Куда… Куда Людмила спрятала бы письма, которые пугают её, которые лишают спокойного сна, и заставляют опасливо оглядываться на улице. Его взгляд плавно, не спеша ощупывал комнату Людмилы.

Стол, кровать, макинтош, книги, картины, шкатулки и шкаф. Где она могла их прятать? Взгляд Стаса на мгновение метнулся к фотографиям на полках, затем к шкафу для одежды.

Корнилов решительно подошел к шкафу, открыл его, присел на колено, и достал несколько коробок из-под обуви, пока не добрался до самых дальних. Которые стоят дальше всех, и в которые точно никто, по мнению Людмилы не залезет.

Стас просмотрел четыре коробки, прежде чем нашел ту, в которой сверху лежали старые блокноты с мимимишными картинками, тетратки, заколки, и прочий старый хлам, а под низом обнаружились две плотных пачки писем.