- Муся, - жалобно простонал Васька, которого только что заставили кончить в четвертый раз, - я больше не могу!

- Хорошо, хорошо, перерывчик, - покладисто согласился тот, на этот раз не возмутившись интерпретацией своего имени.

Васька глухо застонал.

- Вот скажи мне, - докапывался Муса, закинув ногу на бедро теперь уже точно своего рыжего, - почему ты не обращал на меня внимания, я по тебе уже сколько времени сохну.

- Ну, я же не знал, - вяло отбивался тот. – И потом у меня бзик был, что партнер должен быть старше. Это из-за того, что меня когда-то, как и тебя, подобрал парень, спас. А потом к нему такой мужик приехал, - Васька непроизвольно закатил глаза под ревнивым и ставшим вдруг колючим взглядом Мусы. – Лет на пятнадцать старше, и такая у них промеж себя любовь была, что смотришь на них и завидуешь, потому что прям искрило.

- И где они сейчас? Разбежались, поди, давно?

- Почему? В Германии живут. И все так же друг друга любят, - и Васька вдруг подумал, что в погоне за призрачным счастьем чуть не проглядел свое, которое, оказывается, было у него под носом.

Они будут ссориться, бить посуду, принимать от друзей в подарок очередные сервизы с подколками и шутливыми пожеланиями. Светка будет заходить, качать головой и поражаться их бурной личной жизни: что поделать, ей просто не понять, как два человека могут находить удовольствие в ссорах с криками, воплями и битьем тарелок, чашек и всего, что подвернется под руку. А они не собирались ей объяснять, что после таких серьезно-несерьезных ссор примирения слаще и чувства ярче. Что поделать, они оба были очень темпераментными людьми!

Где-то в центре Москвы, мужчина с седыми висками, известный банкир, все чаще останавливал взгляд на рамочке, где за стекло была помещена аккуратно расправленная пятитысячная купюра. Он до сих пор сожалел, что не побежал тогда за парнем, просто растерялся, но черт побери, какой жест! Поиски в том клубе, где они познакомились, ни к чему не привели, парень как в воду канул, и если бы не это напоминание о нем, мужчина решил бы, что это был сон.

Он еще раз с сожалением посмотрел на рамку, вздохнул, привычно отгоняя мысли о том, как могло бы все у них сложиться, и вернулся к работе.