Он шел по мелкому и почти белому песку пляжа Варнемюнде, смотрел на набегающие на берег ленивые волны и просто физически чувствовал косые взгляды в спину. Босые ступни ощущали прохладу, все же в мае солнце недостаточно прогревало землю, не говоря уже про вечно холодное Балтийское море. В одной руке Гюнтер небрежно нес кроссовки, другая судорожно сжимала поводок, а в ушах все еще звучал голос маман: «Дорогой, не вижу, в чем проблема! Ты же любишь собак, последить пару недель за Жужу - это все, о чем прошу. Не так уж часто я к тебе обращаюсь». О да! Мама, конечно, не напрягала, признавая за сыном право на личную свободу, хотя и не одобряла некоторых его увлечений. Хорошо ее зная, он привык не то чтобы таиться и скрывать, скорее не выпячивать то, что могло бы не понравиться своеобразной родительнице.

И вот теперь молодой мужчина вынужден был возиться с материной собакой. О, если бы это был нормальный пес! Овчарка, например, или вот такой зеннехунд, который ловко хватал зубами брошенную ему тарелочку, а не эта жалкая пародия на весь собачий род, то он чувствовал бы себя вполне нормально, а не краснел, встречая случайные взгляды прохожих, которые сначала видели мелкую йоркширскую пакость, а потом с недоумением переводили глаза на здоровенного мужика, который держал в руке поводок.

Гюнтер вздохнул и опустил голову. Идея сесть в электричку и поехать на пляж была, наверное, не очень хороша. Однако сидеть дома в законный выходной, отпахав пред этим всю неделю в офисе, наедине с вечно ноющей и требующей внимания шавкой, не было никаких сил. Удружила мамочка! Гюнтер снова тяжело вздохнул и посмотрел на море. Там, дымя трубами, удалялся в туманные дали паром, унося в своем нутре сотни страждущих оказаться в Дании.

Жужу заскулил и попытался лечь на прохладный песочек, показывая, что устал и вообще не привык гулять так долго, типа, хотите продолжать променад – берите на руки и несите. Мужчина с ненавистью посмотрел на мерзкое животное и дернул за поводок, отчего мелкое недоразумение пропахало бороздку по песку и взвыло в голос – оно не привыкло к такому грубому обращению.

Гюнтер покосился на окружающих, те смотрели на него с осуждением – за жестокое обращение с животными можно было поиметь неприятностей, а уж в том, что симпатии защитников животных на стороне йорика, а не здоровенного коротко стриженного детины, сомнений не было. Он надвинул темно-оливковую бейсболку еще ниже на глаза, подтянул скулящую тварь поближе и «нежно» дернул вверх, беря в руки с неизъяснимым чувством гадливости и желанием придушить. Напрягшиеся было любители мелких шавок расслабились, заулыбались и продолжили свой отдых.

Гюнтер вздохнул, сжимая хребет кобелька и мечтая, как бы он хрустнул под его сильными пальцами. Но нельзя! Не убийца же он в самом деле, хотя мысль о том, как он прикапывает хладный трупик маминого любимца где-нибудь в безлюдной местности за городом, была исключительно приятна. Тогда еще можно было бы сесть на любимый, но тщательно скрываемый от родительницы байк и рвануть за друзьями, которые с удивлением и недоумением выслушали его отказ от традиционных майских покатушек.

Гюнтер развернулся и пошел в обратную сторону. Теперь море лизало песчаный пляж с левой стороны и солнце светило в спину. Можно было бы снять темные очки, но он не спешил с этим: вдруг кто-нибудь из знакомых застанет за неблаговидным делом – выгулом стремной псины?! Хотя, что говорить о друзьях? Много ли их наберется, близких, тех, кому в принципе на самом деле интересно что происходит в его жизни? Нет, просто знакомых, которые при встрече спрашивают: «Как дела?», ожидая услышать в ответ стандартное «Отлично!», было выше крыши, а вот близких… Когда это было последний раз, когда он попытался подпустить к себе кого-то на расстояние вытянутой руки? В феврале? Нет, скорее перед Рождеством, и тогда опять ничего путного не вышло.

Гюнтер скривился, вспомнив, свое рождественское приключение. Да, незадолго до конца декабря пришел в офис проконсультироваться по налогам милый юноша. Мужчина поморщился, вспомнив легкий румянец на нежной коже, скромно опущенные голубые глаза и спортивную фигуру парня. Птицу своего полета он определил на раз, в принципе, молодой человек тоже сделал стойку… А вот дальше… Дальше не задалось, как всегда. Да, он мог изобразить брутального мачо, мог уложить в постель любого желающего любви ласки юношу, только вот как объяснить тому, что и ему хотелось бы внимания и нежности? Приходилось тонко намекать или не очень тонко и… О! Некоторые соглашались, но…

Гюнтер вздохнул. Одно дело оказаться снизу, потому что попросил, и совсем, совсем другое, когда уложили и не спросили. Господи, когда же это было в последний раз? Наверное, еще в школе, когда он еще не совсем вырос и не приобрел нынешние габариты.

Псина на руках сдавленно захрипела и мужчина, спохватившись, разжал пальцы на ее шее – не хватало еще довести дело до крамолы и придушить ненароком. Гюнтер с удивлением увидел, что за размышлениями незаметно дошел до променада, подумал и, чуть помедлив, все же решил пойти посмотреть на пришвартованную «Queen Elizabeth». Нет, он не питал особой любви к круизным лайнерам, даже если они имели длину около трехсот метров, нет, он не отличался излишним любопытством, но заняться в Варнемюнде тихим весенним днем, имея в качестве отягчающих обстоятельств навязанного Жу-жу, в принципе было нечем. Поэтому следуя за толпой вдоль гавани, лавируя в людском потоке и не обращая внимания на товары, разложенные на лотках, игнорируя жалостливые звуки шарманки, которые извлекал из потрепанного ящика побитый жизнью мужчинка, он перешел по мосту и направился к месту стоянки огромного лайнера, который больше напоминал многоэтажный дом, нежели морское судно. Из окна электрички уже на подъезде к Варнемюнде, он имел удовольствие оценить габариты круизника, теперь же можно было, слившись с толпой зевак, проникнуться величием инженерной мысли.

Как человек, далекий от техники, Гюнтер восхищался людьми, которые были с ней на «ты». Жу-жу завозился на руках, тихо поскуливая и делая слабые попытки выбраться на свободу. На секунду нахмурившись, мужчина сообразил, что собаченция скорее всего хочет сделать свои дела и таким образом дает понять, что надо спустить его с рук. Гюнтер поставил позор собачьего рода на землю и порадовался, что правильно понял сигналы, подаваемые животиной, которая радостно удобряла какой-то сухой прутик. Пиво, выпитое пару часов назад, как будто ждало сигнала и активно запросилось наружу. В отличие от Жу-жу, для отправления естественных нужд ему необходимо было найти туалет, и он стал оглядываться в поиске заветного указателя с буквами WC. Радостно обнаружив стрелочку, он быстро нашел нужное заведение и, привязав терьерчика к фонарному столбу – о, всего лишь на один узел, совсем некрепко, со смутной надеждой, что тот убежит – зашел внутрь.

С яркого солнца помещение показалось совсем темным. Гюнтер сделал пару шагов в направлении кабинок и нетерпеливо сдернул с носа ненужные здесь солнечные очки. В мир снова вернулся день, пусть и несколько более тусклый, чем снаружи. Краем глаза он успел уловить движение слева от себя – кто-то мыл руки, майка с короткими рукавами натягивалась на мускулистой спине. Захлопнув за собой дверцу, Гюнтер хмыкнул – знойный мужчина, хотя на нем самом была тоже майка, но с длинными рукавами.

Выходить на улицу не хотелось, ведь там ждал Жужу, и ждал, как ни странно, тихо, знакомого скулежа не было слышно, и сердце Гюнтера ёкнуло – неужели украли?! Поэтому, намылив неспешно руки в третий раз, он так же не торопясь их посушил, хотя раньше как правило пользовался бумажными полотенцами, но так хотелось дать время похитителю исчезнуть, раствориться на бескрайних просторах людского моря, а может быть даже сесть в электричку и уехать куда-нибудь… Нет, в Росток не надо, лучше в Шверин или даже Гамбург. А потом, потом, приняв с «горя» пару пива, можно неспешно обратиться в полицию, и пусть они ищут, ищут как можно дольше это препротивнейшее создание, призванное только лишь отравлять жизнь несчастным сыновьям.