- Были. Эксперты нашли несколько очень симпатичных отпечатков. Погодите радоваться! Это были отпечатки Миши. То ли из предосторожности, то ли в насмешку, они заставили его вставлять и вынимать кассету из магнитофона. Шутники, мать их!

   Оперативники переглянулись: за годы службы они ни разу не слышали от Козлова непечатных выражений. Должно было случиться что-то невероятное, чтобы он прилюдно ругнулся. Оно и случилось.

   Между тем полковник поставил на стол диктофон и нажал на клавишу. Через пару секунд в тишине раздался довольно чисто записанный Мишкин голос: "Похитившие меня люди любезно разрешили сделать эту запись. Во первых строках сообщаю Вам, любезный батюшка, отчим Климент Степанович, и дорогая матушка, Виктория Васильевна...". Даже в той драматической ситуации, Гусев остался верен себе и шутил, пародируя письмо товарища Сухова незабвенной Катерине Матвеевне. Майор, не смотря на серьезность момента, чуть не прыснул, когда услышал, как Мишка назвал Козлова батюшкой и отчимом в придачу, а его, Виктора Васильевича Баранова, матушкой, но сдержался и снова превратился в слух. "... Что я пока еще, слава Богу, здоров, чего и Вам желаю. Верю, дорогие мои родители, что вы устроите все как надо, и Ваше любимое чадо снова будет с Вами. Я знаю, что Вы уже передали требования похитителей на мою работу, главному оперу. Эти слова я адресую ему: Опер, думай, как поскорее выполнить предъявленные Вам требования. Да, если бы я был с вами! Эх, опер, опер".

   Гусевский голос прервался, и женский затянул: "I can boogie, boogie-woogie..." - сообщение было записано поверх этой популярной мелодии.

   - Какие будут суждения, товарищи офицеры? - задав сакраментальный вопрос, Старый К. нажал на кнопку, восстановив тем самым в кабинете серьезную атмосферу.

   - Можно сначала вопрос, товарищ полковник? - по школьному поднял руку Поплавский.

   - Валяй!

   - Валентина Федоровна сориентирована, что до окончания операции по освобождению ее сына она будет носить имя Виктория Васильевна?

   - Разумеется. И я сразу же послал к ней Тихоныча - вдруг они захотят поговорить с отчимом. Слава Богу, что телефоны наших сотрудников изъяты из всех баз - тогда бы его игра с именами не прошла.

   Предусмотрительность Козлова была понятной: мать воспитывала Мишку одна, его отец погиб, когда ему не было и трех лет. Похитителе, нередко, вовлекают в переговоры обоих родителей, чтобы усилить психологическое давление на семью.

   - Климент Степанович, а почему Гусев назвал Вас отчимом? - задал очень занимавший его вопрос Баранов. - Неужели намекал на Вашу строгость?

   - Поплавский, почему? - Старый К. переадресовал Славе вопрос, что должно было подчеркнуть несерьезность, если не элементарность ответа.

   - Потому, что Гусев - Евгеньевич, а к Вам он обратился, как к Клименту Степановичу.

   - Еще несколько таких вопросов, Виктор, и я попрошу тебя отдать майорские погоны Славе. Так что у нас, значить, с суждениями, имеются?

   - С первой частью сообщения все ясно, - аккуратно подбирая слова после только что устроенного разноса, начал Баранов, - фразу: "вы устроите все как надо", видимо, следует понимать "я надеюсь, что вы не только не отпустите задержанных, го и захватите моих похитителей".

   - Это очевидно! Но что позволяет ему на это рассчитывать? - поинтересовался Поплавский.

   - Думаю, - продолжил Виктор, - что во второй части этого "письма" спрятана для нас подсказка. Очевидно, в слове "опер".

   - Похоже на то, - согласился - Старый К., - "опер" как-то выпирает из текста, он там не нужен по смыслу, да еще это повторение в конце...

   - Может быть, - предположил Поплавский, - в этом повторении и спрятан смысл?

   - Не знаю, - с сомнением отозвался Баранов. - В индонезийском языке удвоение слова означает множественное число, мне Мишка об этом как-то рассказывал. Зачем огород городить, когда можно просто сказать: "оперы".

   - Но, может быть, он не хотел произносить это слово, "опера", - продолжал настаивать капитан. - А если в этом деле замешаны оперные люди? А? А вдруг это намек на театральный след?

СРЕДА, 9-16 - 14-20. БАЗАРДЖЯН

   Извинившись перед симпатичной молодой женщиной в цыганской шали, которая налетела на него, "сфотографировала" черными блестящими глазами, весело улыбнулась и исчезла в круговерти рынка, капитан снова вернулся к своим мыслям. Новость действительно была неприятной. Если Левицкий подразумевал Алика, это означает, что имела место утечка. А она могла быть только из "Легиона" (возможность предательства в МУРе Базарджян, по понятным причинам, да и по молодости лет, даже не рассматривал). Но ведь в охранной фирме о его истинном месте работы и о задании знал только один человек - генеральный директор. Дед внушал симпатию и доверие, да и Козлов без колебания ему доверился. Потом, конечно, если бы Антон Михайлович не доверял охраннику Базарджяну, он просто попросил бы его заменить - как уважаемый клиент, он, безусловно, имеет на это право. Нет, по зрелом размышлении, Алик пришел к выводу, что здесь что-то другое. Скорее, номинальные хозяева рынка из ООО "Сервистрейд" по каким-то своим каналам (первое, что приходит в голову - криминальным) узнали, что некие враждебные силы собираются прислать некоего "оборотня". Какие именно силы, очевидно, неизвестно: в противном случае Левицкий наверняка бы информировал руководителя смены охраны. А вот мудрый и прозорливый Базарджян знает, кто проводит комбинацию с этим "засланным казачком": те же люди, что убили Маслова и наняли Арефьева. Н-да, поистине: "имя твое не известно, подвиг твой бессмертен", прости господи за святотатство! (Алик мысленно перекрестился). Но! Если этого "казачка" вычислить, полдела будет, клянусь, сделано. Алик оживился и орлом оглядел окрестности.

   Кругом уже бойко шла торговля. Арендаторы - хозяева павильонов - в основном, важные восточные мужчины зрелого возраста, либо стояли кучками по два-три человека и чинно беседовали, либо сидели перед поставленной на пустой ящик доской для игры в нарды и, положив на колени животы, азартно кидали зары. За прилавками стояли женщины, преимущественно с Украины и из Молдавии. Время от времени, распугивая покупателей, бибикали машины, подвозившие к павильонам товар. Он снова приметил давешнюю цыганку, деловито торговавшуюся у какого-то прилавка.

   - Смотри по сторонам, парень, щипачи - тоже наше дело! - напомнил Алику Виктор Федорович. - Я, конечно, понимаю, что у тебя свое задание, но - посматривай. За каждого пойманного карманника Левицкий дает премию. И еще: если где заметишь самопальную торговлю - с ящика там, или с клеёночки, мне говори: мы их гоняем, потому, что они создают толкучку и проблемы с санэпидстанцией, а Администрации рынка с них никакого навара: они ж не арендаторы... Зато нам за них подбрасывают к праздникам!

   Ближе к обеду стали попадаться пьяные. Вели они себя достаточно тихо, и охранники их не трогали. Однажды попался мужичонка, упившийся, что называется, до изумления. Этого с трудом подняли, кое-как дотащили до ворот рынка и посадили у стеночки уже на "чужой" территории.

   - Пусть теперь у твоих коллег голова болит, - объяснил очевидное Баранников. Помолчал, понял двусмысленность ситуации и добавил: - и у моих бывших тоже...

   Видимо, чтобы загладить неловкость, Виктор Федорович пустился в воспоминания:

   - Сейчас на рынках навели полный блезир, не то, что лет двенадцать назад: общественный порядок охраняют ЧОПы, милиция изредка наведывается. Оргпреступность, что называется, срослась с бизнесом, и всякую шпану сюда не пускает. А раньше? Помню, занесла меня нелегкая в Малаховку, я тогда еще опером в угро служил. Фланирую я себе по местному рынку с дамочкой одной. "Вон, - говорит, - гляди, местные "братки" идут!". Смотрю: здоровенные качки с тупыми рожами медленно прогуливаются вдоль рядов, нагло, в открытую поигрывая никелированными кастетами. За порядком, значит, присматривают. Такая злоба меня взяла, помню, а поделать ничего не мог: под прикрытием тогда работал. Но потом злоба стыдом сменилась: заметил я, как местный "дядя Степа", до того старательно "представлявший" власть на максимальном расстоянии от "качков", случайно с ними в узком проходе столкнулся. Круто развернулся, сукин кот, и почти бегом в противоположную сторону побежал. А эти стоят, смеются... Тьфу ты, стыдоба какая, до сих пор как вспомню - переживаю! Слушай, - Баранников указал пальцем на руку Алика, - ты же весь в кровище!