К ночи похолодало. Злой ветер больно хлестал по щекам жесткими снежинками, похожими скорее на ледяную пыль заполярных буранов. Белые змейки поземки, которые он гнал по обезлюдевшей Петровке в сторону бульвара, не причиняя каких-то дополнительных неудобств, усиливали ощущение арктической стужи. Овечкина и Козлов чинно прогуливались под ручку около входа в сад "Эрмитаж", отчаянно завидуя Баранову, который - чтобы не спугнуть "клиента" - страховал их, сидя в стоявшей неподалеку машине.

   - Интересно, как мы смотримся со стороны? - задумалась вслух майор. - Наверно, как двое сумасшедших сторонников здорового образа жизни.

   - Уже продрогла? - правильно перевел ее замечание Козлов.

   - Ужасно! Не забывайте, что я - автомобилист, а значит растеряла значительную часть нашей национальной холодоустойчивости.

   - Н-да, русский народ к холоду привычен. Когда я в первый раз был в Сибири, в славном городе Иркутске, там было минус сорок два градуса. Представьте себе изумление коренного москвича: в первый же час пребывания там я столкнулся с мужичком, весьма плюгавеньким, надо сказать, на вид, который выносил на двор мусор, будучи в майке. До сих пор помню, как от него во все стороны пар валил! Причем на голове у него был треух, а на ногах - валенки...

   - Да, впечатляет. Но не забывайте, Климент Степанович, о климатических отличиях: у нас влажность практически никогда ниже шестидесяти процентов не опускается, а там и пятьдесят раз в сто лет бывает! А сухой-то морозец, куда как нежнее!

   Недалеко от них припарковался мерседес, из задней двери которого неторопливо вылезал Крамской. Все-таки он фигляр, подумала Лида, увидев, что одет он с шиком конца девятнадцатого века: длинное черное драповое пальто с бобровым воротником и бобровая же круглая шапка.

   - Ему только трости не хватает! - иронически бросила она своему спутнику, и чуть не прыснула: оказавшись на тротуаре, Крамской пошарил в глубине автомобиля и достал трость.

   Неторопливо подплыв к ожидавшим его офицерам, он церемонно приподнял свой замечательный головной убор и поклонился:

   - Добрый вечер, господа! Погодка, должен сказать, не для ночных прогулок! Чем обязан, Лидия Сергеевна? Я полагал, что знаю, о чем мы будем говорить, но увидев Вас в компании этого пожилого джентльмена, да еще в двух шагах от ГУВД и с засадным полком в виде молодого человека вон в том автомобиле понял, что заблуждался. Признаться, я заинтригован!

   - Все очень просто, Петр Валерьянович! Я решила начать помогать Вашим неназванным серьезным людям авансом, в виде гуманитарной, так сказать, помощи.

   - О, это наше свидание обещает стать еще более интересным, чем я осмеливался предполагать! В чем же заключается Ваша гуманитарная миссия? Хотелось бы также полюбопытствовать, кто Ваш спутник?

   - Простите великодушно, Петр Валерьянович, - Овечкиной доставляло изрядное удовольствие пародировать старозаветный стиль разговора собеседника, - что я не представила Вас сразу: мой спутник и есть упомянутая гуманитарная миссия, собственной персоной. Прошу знакомиться: полковник МУРа Козлов Климент Степанович...

   - Гражданина Крамского Петра Валерьяновича мне представлять не надо, - перебил ее Старый К., - я его хорошо знаю заочно!

   Надо отдать должное "помощнику депутата", он держался хорошо: лишь на долю секунды в его глазах что-то мелькнуло, а потом г-н Крамской разлился в широкой обаятельной улыбке:

   - Я сознавал, что в Москве есть несколько людей, меня знающих... Но о популярности в столь, кхм..., специфических кругах я и не помышлял! Чем же, Климент Ефремович, может помочь мне Ваше ведомство?

   - Степанович, с Вашего позволения.

   - О, простите великодушно, Климент Степанович! Как-то, знаете, навеяло...

   - Мне, простите великодушно, - скрипучим голосом ответил полковник, - фамилия Ваша тоже кое-что навеяла!

   - Вы о передвижниках? - благородно откинув голову, спросил Крамской.

   - Нет, о бандитах!

   Широко раскрыв в неподдельном изумлении глаза, Петр Валерьянович воспитанно подавил праведное возмущение и холодно поинтересовался:

   - Могу ли я осведомиться о причинах столь дикой ассоциации?

   - Можете, гражданин Крамской, можете! И даже должны, поскольку иначе вам будут не совсем понятны масштабы услуги, которую мы с майором Овечкиной хотим предоставить Вашим неназванным, как она изящно выразилась, друзьям.

   "Помощник депутата" молча оперся обеими руками на трость и перенес на нее весь свой вес, всем своим видом показывая, что ожидает ответа. Это было очень эффектно, но несвойственное ему молчание свидетельствовало, что Старому К. удалось выбить его из колеи. Лида ощутила нечто вроде гордости за своего временного шефа.

   - Не мне Вам объяснять, дражайший Петр Валерьянович, - продолжал меж тем Козлов, - что сила нашей организации не в последнюю очередь заключается в хорошей информированности. Я не преуменьшаю значение других составляющих - материально-технического и кадрового обеспечения, планирования и прочего, чего я не собираюсь здесь перечислять, а Вы слушать, но информация в наш век, согласитесь, дорогого стоит.

   Полковник сделал паузу и держал ее до тех пор, пока Крамской не был вынужден нехотя согласиться, после чего занятая им вопросительно-грозная поза стала выглядеть смешной, и он встал нормально. "Ай да Старый К., - снова подумала она, - хорошо он его ставит на место! И что характерно: ни разу не сказал ни "значить", ни "так сказать".

   - Значить, - продолжал Козлов, - будем считать, что по одному пункту согласия мы уже достигли. Поехали дальше. Московский уголовный розыск имеет информацию, свидетельствующую о том, что некий гражданин Крамской поддерживает, разумеется негласно, контакты с некой организованной преступной группой, назовем ее условно, "грачевской".

   Петр Валерьянович протестующее замахал рукой и открыл рот с явным намерением присоединить к жестам еще и голос. Полковник повелительно вытянул в его сторону руку ладошкой вперед:

   - Полно, любезный г-н Крамской! Я пригласил Вас сюда не для диалога, а для того, чтобы Вы выслушали мой монолог! Итак, мы остановились на том, что Вы связаны с Грачевым и Ко. Прошу Вас донести до них следующее.

   В этот момент Крамской молча повернулся и неспешно, со всем доступным ему в тот момент достоинством, двинулся в сторону своего мерседеса. Ему в спину Старый К. негромко добавил:

   - Когда Грачев узнает, что всеми своими неприятностями он обязан Вашему ослиному, простите, нежеланию признать очевидное...

   Петр Валерьянович замедлил шаги, развернулся и снова подошел к офицерам.

   - Так на чем мы остановились? - не моргнув глазом, поинтересовался он. - Вы что-то говорили о гуманитарной помощи?

   - О ней, сударь мой! Так вот, я хочу, чтобы Грачев знал: если это он приложил руку к похищению моего офицера, то у него всего два часа на то, чтобы его отпустить. В противном случае грачевский заклятый дружбан Малышев будет детально информирован об операции по захвату Всесвятского рынка. У меня все! Можете идти!

   Как-то сразу уменьшившись в росте, Крамской повернулся и, выполняя распоряжение, засеменил к своему авто. Это был последний, зубодробительный удар по взлелеянному и тщательно ухоженному достоинству "публичного человека".

   - Что ж вы эдак-то, Климент Степанович, по-строевому? - весело спросила Овечкина. - Нешто можно так с барином-боярином?

   - Да уж, барин... Ты прости меня, Лида, но к нему очень подходит смачная русская поговорка, в дореволюционных (я имею в виду революцию семнадцатого года) изданиях словаря Владимира Даля приведенная: "Был б..дин сын, а теперь батюшка!". - Понимаешь, продолжил он виноватым тоном, - в старину слово это не считалось таким безусловно нецензурным, как в наши дни.

   Овечкина успокаивающе погладила руку полковника, подумав, что приведенная им поговорка звучит удивительно актуально - куда ни кинь, сплошь "батюшки"...