Испытание характера

Что ни говори, а чудесная штука ночное. Пылает веселый костер, раздвинув ночную темень точно по кругу. А там за кругом, отгородившись от ребят черной стеной, — духовитая луговая земля. И кажется, что нет ей ни конца, ни края. Когда лежишь у костра, все мерещится далеким-далеким. Ощущение такое, будто до звезд, рассыпавшихся по высокому небу, гораздо легче добраться, чем, скажем, до казачьей станицы Покровской, что отсюда в трех верстах.

Днем Антона, Максима и еще троих ребят позвал к себе старшой и предложил поехать на луга в ночное. Все равно, мол, получки нет, домой идти не с чем, а переночевать в лугах одно удовольствие. Хозяин за это заплатит по полтиннику.

Ребята с радостью согласились. И вот сидят теперь вокруг костра и смотрят на огонь.

Максим следит за борьбой света и тьмы, и ему становится страшно. Вот ребята зазевались и не подкинули хвороста в костер. Тьма словно подстерегает; она немедленно надвигается и давит на огонь, сжимает в кольцо: вот я тебя сейчас прикончу! Но чья-то рука подбрасывает в костер хворост, он вспыхивает, и тьма трусливо откатывается назад.

Мирно позванивают путами лошади, хрустит срываемая ими трава, со всех сторон несутся перепелиные уговоры: «Спать пора, спать пора!»

По жребию Максим и его напарник должны сейчас спать. Да разве уснешь, когда кругом столько необычного. А тут еще Антон рассказывает страшнейшие истории. Оказывается, его мать живет поварихой у Соболева, ну и Антон у него же работает, за лошадьми ухаживает. И вот высмотрел он у хозяина книгу. Называется «Волшебство и знахарство». Есть еще более сильная книга «Черная магия». Но ту не достать, за нее даже полиция преследует.

В книге «Волшебство и знахарство» описывается много способов, как легко разбогатеть. Ну, например, если взять живую лягушку и ровно в полночь положить ее в муравьиную кучу, муравьи моментально обглодают ее. Ты хватаешь скелет и мчишься домой. А потом этот скелет делает чудеса. Прикоснешься к какому-нибудь человеку, и он выполнит любое твое желание.

— Ну, например, — разошелся Антон, — прихожу я, Максим, к твоему Хусаину, трогаю его скелетом и говорю: «А ну, гони мильен», и он безо всякого якова отдает.

— Че же ты не сделаешь так?

— Ого, попробуй-ка. Тут штука такая. Когда муравьи начнут глодать лягушку, на тебя со всех сторон навалится нечистая сила, разные там скелеты, черти с рогами, страшные звери. Рычат, зубами лязгают. И только ты оглянешься, они цап! И — в преисподнюю. Тут, главное, не оглядываться и все время шептать молитву. И когда убегаешь со скелетом, тоже надо молитву повторять до самого дома.

— Ну, так это же просто.

— Хе, просто, а если от страха забудешь молитву, тогда что?

Есть и такой способ разбогатеть. Ровно в полночь из могил встают покойники. Не все, а самые грешники.

Они ловят людей и пьют из них кровь. Так вот, надо встретиться с таким покойником, прочитать три раза «Свитый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас» и сказать ему: «Показывай». Покойник пойдет, а ты за ним. Приведет он тебя к определенному месту, топнет ногой и провалится. Тут ты и копай. Громадный клад выкопаешь!

— Брехня это все, — бросил Максим.

— Брехня, говоришь? А ты был хоть раз на кладбище ночью?

— Ну и что, что не был, а знаю, покойники не встают.

— Не встают? Попробуй сходи на кладбище.

— Ну и схожу!

— Пошли!

— Пойдем!

И вот они, оставив у лошадей двоих ребят, втроем поехали к кладбищу Покровской станицы. Когда тронулись, на станичной каланче пробило одиннадцать часов. Остановились шагах в трехстах от кладбища. Спешились. Дальше Максим пошел один. Уговор был такой. Максим проходит в центр кладбища и там ждет полуночи. Как только на каланче пробьет двенадцать, он возвращается. В качестве доказательства приносит листок от железного венка с могилы станичного атамана. Эта могила была единственная с венком.

Отходя от товарищей, Максим чувствовал себя довольно храбро. Но вот перед ним канава, ограждающая кладбище, а на противоположном высоком берегу ее черная стена кустов. Максим остановился. Почувствовал себя маленьким и беззащитным, один на один перед этим царством смерти. «Может быть, вернуться? — мелькнула в голове малодушная мысль. — Нет, будь что будет! Вернуться, чтобы ребята надо мной смеялись? Ни за что! Да и чего, собственно, бояться. Мертвецов? А что они сделают?»

Максим спустился в канаву, смело взбежал на противоположный берег, раздвинул кусты и очутился на кладбище. Кругом, насколько он мог разглядеть, стояли кресты. Чтобы прогнать страх, Максим громко крикнул:

— Ого-го!

Эхо с противоположной стороны принесло ему «Го-го». И опять все стихло.

Только чуть слышно перешептываются кусты. Присел. На фоне звездного неба разглядел самый большой на кладбище крест атаманской могилы. Пошел к нему. Идти было трудно: то споткнешься о могилу, то куст репейника царапает ноги, а то и покосившийся крест вдруг перегородит дорогу. Теперь, увлеченный преодолением препятствий, Максим не чувствовал страха. Он был поглощен заботой, как бы не сбиться с пути и найти атаманов крест. Выбрал в качестве ориентира звезду и пошел, глядя на нее. Вдруг споткнулся, упал и потерял звезду… Но нет, она помогла ему все же выдержать направление. Вот он, крест, совсем близко.

В это время на каланче начали отбивать часы. «Раз, два, три, — начал отсчитывать Максим. — Ну где же мертвецы? Двенадцать часов, а они не поднимаются? Брехня все это!» — усмехнулся про себя Максим. И вдруг услышал не то хруст, не то скрежет.

От ног по спине пробежал холод, да такой, заболело темя. Звук шел снизу, вроде из атамановой могилы. Вот стихло, вот опять захрустело. Тут Максим увидел: рядом с могилой шевелится что-то темное. Неужели мертвец? Что же делать? Надо читать молитву, но какую, от страха выскочило из головы. Вот мертвец поднимается… Но почему он на четвереньках… что это? Хвост, большие уши… Да ведь это собака!

— Пошла вон! — громко крикнул Максим.

Собака шарахнулась в сторону, мелькнула меж крестами и исчезла. От пережитого страха Максим ослабел. Ноги дрожали, тело покрылось испариной. Он сел на могилу, оперся спиной о крест и тихо засмеялся.

— Вот так мертвец с хвостом.

Отдышавшись, Максим поднялся, отломил от венка пять листиков и весело отправился с кладбища. Вышел в поле и крикнул:

— Антон!

В ответ молчание. Крикнул еще раз:

— Антон! Антошка-а!

Опять тихо.

А у Антона и его напарника были такие дела. Когда Максим отправился на кладбище, они уселись рядышком, держа лошадей на поводу. Молчали, боясь разговором привлечь к себе чье-то внимание. Услышав Максимово «Ого-го!», ребята еще теснее прижались друг к другу и совсем замерли.

— Началось, — шепнул Антон, — читай «Святый боже».

— Давай ускачем, — предложил напарник.

— Разве от нечистой силы ускачешь? Читай молитву, тебе говорят.

На каланче пробило двенадцать. Через некоторое время Антону почудился на кладбище какой-то вскрик и шум, и он прошептал:

— Ну все, пропал Максим. Поскакали.

У костра Антон сел и с минуту глядел на огонь. Он только раскрыл рот, чтобы рассказать о случившемся с Максимом, как издалека донеслась песня: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя». Ребята прислушались.

— Максим, ей-богу, Максим! Это его песня, — закричал напарник Антона.

— Тише ты.

— Да он же это! Максим-и-им!

По широкому лугу далеко понеслось: «И-и-м!»

А Максим важничал, шел не спеша, наслаждаясь: вот ребята ждут его, наверно, переживают. Вступив в круг света, он, не торопясь, вынул из кармана листики от венка.

— Нате вам. А ты, Антон, говорил, мертвецы встают. Брехня!

— Так мне хозяин говорил. Он же старый человек, больше нашего знает.

— Читать книжки надо, вот что.

— Ладно уж, ты больно грамотный.

Как ни взбудоражены были ребята происшествием, а усталость брала свое. Кое-кто начал клевать носом. Да уже и на востоке наметилась светлая полоса. Наступила та часть ночи, когда превозмочь сон почти невозможно. Антон, буркнув, что Максиму и его напарнику караулить лошадей, завалился спать. Быстро уснули и другие ребята.

Когда же ночевщики вернулись на стан, Максим отправился в шалаш к дедушке Кожину. Он решил отоспаться, а у дедушки был такой удобный шалаш. Спал дед не на земле, как все в общем шалаше, а на сколоченных из досок нарах, и солома на них какая-то чистенькая, неперетертая и даже покрыта дерюжкой. Максим только успел положить голову на мешок, набитый сеном, как опьяняюще ударил в голову аромат лугового разнотравья, и он, невесомый, поплыл, поплыл…