— Вот и договорились, — перебил батюшку Василий Васильевич, — значит, вы считаете, что дух революции — это дух смуты, который надо истреблять?

— Не придирайтесь к словам, гражданин Горин, — поспешил на выручку батюшке заведующий. — Но согласитесь, что революция не дело детей.

— Революцию делают не дети. Но она совершена для них, во имя их и мимо их умов пройти никак не может.

— Ну этот спор не для нашего собрания. Екатерина Ивановна, скажите, что собой представляют ученики Абдулажанов и Горин?

— Это мои лучшие ученики. Способные, дисциплинированные. И если хотите знать мое мнение о сегодняшнем происшествии, то в нем повинен только батюшка, и мы, учителя, должны осудить его поступок.

— Вот, вот, — загремел голос батюшки, — вот она, потатчица. От нее и вся смута в классе.

В кабинете поднялся шум. Сразу заговорили несколько человек. Видимо, часть учителей поддерживала батюшку, а другая — Екатерину Ивановну. Застучал карандаш по графину, и шум стих. Опять заговорил Никита Григорьевич:

— Завтра я на заседании Совета рабочих депутатов поставлю вопрос о том, что в нашей школе применяются телесные наказания и что заведующий школой их одобряет.

— Вы меня Советом не пугайте, я ему не подчиняюсь! — сорвался заведующий.

— А мы вас заставим уважать рабочий Совет.

Со следующего дня занятия в классе пошли своим обычным порядком. Только батюшка перестал ходить на свои уроки. И заведующий ни разу до конца учебного года не бывал в классе.