…Лодка незаметно приближалась к судам, сначала не вызывая никакого интереса. Оставалось каких-нибудь пятьдесят метров. Георгий еще раз прикинул длину фитиля, расстояние и силу ветра, как вдруг их плавучая бомба озарилась яркой вспышкой взрыва.

— Преждевременно! — испугался Георгий. Еще через минуту до него докатился грохот взрыва, а затем крики, переходящие в страшный шум и панику. Напрягая зрение, сквозь дым и пламя Георгий разглядел удивительную вещь: пылающая лодка вдруг помчалась к судам, как бы притягиваемая таинственным магнитом. То, что произошло позднее, было похоже на праздничный фейерверк, сопровождаемый всеобщей паникой, как при землетрясении.

…Потом Георгий в одиночестве скрывался в древних мраморных карьерах вблизи монастыря Минас. Диверсанты договорились заранее, что каждый из них будет искать себе пристанище независимо от остальных. Убежище было выбрано Георгием из-за того, что рядом был источник; кроме того, здесь было сравнительно безопасно и даже какая-то добрая душа положила у родника десятка полтора черствых церковных булочек. Вечером четвертого дня Георгий рискнул выйти из убежища. Однако стоило ему только показаться среди людей, как его сразу же заметили итальянские карабинеры и, не обращая внимания на объяснения, повели к своему коменданту.

Теперь агента № 1 могло спасти только присутствие духа. Он попросил коменданта поговорить с ним наедине. Имея дело со старым сержантом полиции, Георгий прекрасно знал, как вести себя с такими людьми.

— Я не грек, — сразу же заявил он. — Sono ufficiale del esercito polacco… Я польский офицер. — И тут же вытащил несколько последних золотых монет и разложил их на столе. — Я борюсь с немцами, которых вы тоже не любите, — добавил он. — После того как будет выиграна война, польское правительство выплатит вам еще пятьсот суверенов, могу вам написать обязательство…

Пораженный сержант с большим интересом приглядывался к блестящим суверенам, потом начал осторожно задавать вопросы, наконец, на столе появилась бутылка вина.

— Невозможно, невероятно! — восклицал пораженный итальянец.

Так они проговорили часа два. Полицейский все еще колебался, но, наконец, и сам вынужден был признать, что в конечном счете война проиграна… Одним словом, Георгий Иванов направился в сторону Афин, обеспеченный не только хорошими документами, но даже и переодетый в форму итальянского карабинера.

В Афинах его ждало приятное известие: нашлась Кети Логотети, которая должна была вручить ему присланные из Каира пять миллионов драхм! Не теряя времени, Георгий решил идти за долгожданными деньгами.

— Не пойдете ли вы со мной? — спросил он доктора Янатоса.

Он приглашал с собой врача, поскольку хотел сразу же передать ему всю сумму; кроме того, связная Логотети, кажется, была больна, и вся задержка произошла якобы из-за этой болезни. Вместе они пошли в сторону площади, где доктор Янатос остался ждать в маленьком скверике, а Георгий вошел в подъезд одного из близлежащих домов.

В отлично обставленной квартире его приняла уже немолодая женщина, которую можно было бы определить как «бывшую красавицу». Она оказалась здоровехонькой, очень уверенной в себе особой, но тем не менее вздрогнула, когда гость представился:

— Я — номер первый. Пришел к вам за деньгами. Мне говорили о пяти миллионах…

— У меня этой суммы здесь нет, — ответила хозяйка дома, пытаясь преодолеть замешательство.

— В таком случае где и когда? — спросил Георгий.

Она взяла карандаш:

— Сообщите мне ваш адрес, и я дам знать…

— Боюсь, что это невозможно, мадам.

— В таком случае я дам объявление в газетах, что у меня пропало удостоверение… Дайте мне какую-нибудь цифру…

— Хорошо. 4502, — ответил он. — Удостоверение номер 4502.

— А что это за цифра? — спросила она, записывая. Георгий заметил, что пальцы ее при этом слегка подрагивали.

— Это номер моего читательского билета в университетском читальном зале в Бельгии, — пояснил он. — А что мне следует предпринять, когда я увижу объявление в газете? И в какой газете вы дадите объявление?

— Придете за деньгами, — ответила она уже совершенно спокойно. — А объявление я помещу в газете «Проиа».

— Мне следует прийти сюда?

— Да. Дорога вам уже хорошо знакома. А кто вам указал этот адрес?

— Мои люди, — улыбнулся Георгий, — найдут в Афинах кого угодно… А что еще привезли вы с той стороны моря?

— Они вышлют за вами подводную лодку. Заверяю вас, — объявила связная.

— Хорошо. Я жду.

— А место уже установлено? — спросила она.

— Мы договорились об этом с командиром «Сандерболта». Он согласился со мной, что место я выбрал очень удачно.

— А, капитан Кроуч, кажется, отличный знаток своего дела, если уж он одобрил, то значит все в порядке!

По-видимому, мадам Логотети прекрасно знала фамилии английских командиров.

Женщина записала что-то себе в блокнот, после чего заверила Георгия, что доставит деньги не позднее недельного срока. Только потом, уже продумывая разговор, Георгий Иванов понял, что он почти выдал свое настоящее имя. Если бы, например, Логотети работала на немцев, то достаточно было бы заказать короткий телефонный разговор с Бельгией, чтобы выяснить, какие люди перед войной пользовались в стране читательским билетом за номером 4502. Таким образом, он совершил неосторожный поступок, к счастью, не перед врагом, а перед сообщником, выступающим на одной с ним линии фронта…

Но была ли она действительно сообщником? Спустя некоторое время стало известно, что Логотети выехала из квартиры, не оставив никакого адреса. Объявление в газете тоже не появлялось, и Георгий снова обратился в Каир.

Вскоре был получен новый ответ из центра «004». Георгий помнил, что декабрьская телеграмма оставляла за ним право выбора: «Считаем, что следует решить вопрос о возвращении на базу». После того как в Каир было сообщено о публикации объявлении о розыске, центр «004» отправил к нему депешу почти категоричного содержания: «Ждем быстрейшего возвращения». А сейчас пришел уже формальный приказ: «Возвращаться». Но каким образом?

К этому времени относятся сведения о тесных контактах Георгия с организацией «Валасаки — Левриды», помогавшей греческим офицерам бежать на Средний Восток. Переброской людей через море занимались некоторые владельцы мелких судов, используя иногда и шлюпки для перевоза беглецов с одного суденышка на другое. Процедура эта была опасной, но, во всяком случае, если такое судно напарывалось на итальянский или немецкий патруль, оставалась еще какая-то возможность избежать суровой ответственности. В конце концов связь с островами была очень плохой, и находилось много желающих пробраться на родину подобным способом. Кроме того, и немцы и итальянцы нуждались в услугах подобного рода, чтобы перебрасывать своих агентов на палестинский или африканский берег. И тем не менее в случае с Георгием Ивановым положение было совсем иным: по всей стране были разосланы объявления о розыске «опасного преступника» — в крупных портах, маленьких прибрежных деревеньках был усилен контроль, устраивались самые настоящие облавы и засады, сотни арестованных допрашивались в первую очередь на предмет всяческих акций, связанных с деятельностью Иванова, кроме того, его фотография, хотя уже несколько засиженная мухами, украшала стены всех административных учреждений оккупантов. Диверсанта спасало лишь то, что ему удавалось хорошо менять свою внешность.

И вот теперь Георгий приходил в ярость. Очередная депеша содержала официальный приказ: «Возвращаться». А как раз накануне один из судовладельцев, узнав, что ему предстоит везти Иванова, отказал в последнюю минуту.

— Я не хочу рисковать головой, — заявил он. — Разве что за два миллиона… — добавил он тут же.

При второй попытке ожидаемое судно не пришло. И так каждый раз что-либо мешало Георгию взойти на спасительный борт рыбацкой фелюги. То лодка не могла попасть в условленное место, то капитан отказывался брать неизвестного человека, а бывало, что Георгий становился жертвой шантажа и вымогательств. Лишенный возможности выехать на Средний Восток, он опять начал подумывать о Салониках. Там, в кругу семьи и старых друзей по клубу, ему бы свободнее дышалось, там он быстрее набрался бы новых сил. Иногда, особенно в перерывах между выполнением отдельных заданий, Георгий все чаще испытывал чувство полного одиночества. Тогда находили приступы тоски и нужно было огромное напряжение воли, чтобы преодолевать их. А преодолевать их было необходимо — это Георгий хорошо знал; нигде так настороженно и с такой настойчивостью не ожидали Иванова, как в его родном городе. Шеф местного гестапо, бывший пастор Лохер, часто говаривал своим сотрудникам: