После обеда, перед тем как идти в школу, Марта побежала в порт, в пароходную компанию, узнать, есть ли билеты третьего класса на пароход двенадцатого мая.

— Да, только третьего.

— Сколько стоит билет до Кадиса?

Ей сказали. Билет стоил меньше половины тех денег, которыми она располагала.

— Дайте мне один.

На нее поглядели с изумлением. Двое служащих зашептались. Третий высунулся посмотреть на Марту.

— Для вас? А пропуск у вас есть?

— Это необходимо, чтобы купить билет?

— Да, сейчас, в особых условиях, после войны… Мы не имеем права продавать билеты без пропусков.

Марта взглянула на служащего с отчаянием, словно вдруг ее остановили на бегу. Наконец она произнесла:

— Я приду через несколько дней. Билеты еще будут?

— Да, третьего класса, наверное, останутся.

Когда она вышла на улицу, щурясь после полумрака большого и чистого зала, она ужаснулась при мысли, что кто-нибудь из этих людей, работающих так близко от конторы Хосе, знает ее брата и все расскажет ему. Возникшие трудности одновременно беспокоили и подстегивали ее. Пабло был ей необходим. Он бы помог, он знает, как надо достать пропуск, он так облегчил бы ей все… Но раз его нет, она обойдется без него. Человек, который убегает из дому, должен уметь сам устраивать свои дела и ничего не бояться.

Нетерпеливая, с пылающим лицом, Марта сидела в классе, точно в клетке, и горячечные мысли, сменяя одна другую, проносились в ее голове.

Она не осмелилась пропустить занятия: Хосе опять мог бы ее уличить, он бог знает что подумает. Подруги мешали ей. Их болтовня и объяснения преподавателей были невыносимы. Она садилась на задние скамейки, и если удавалось — возле окна, откуда было видно море: далекий гром прибоя и свежий легкий ветерок ободряли ее.

— Как мало у меня времени! Я еще ничего не сделала…

Сама того не замечая, она проговорила эти слова вслух. Подруга, сидевшая рядом с ней, ответила, что она тоже ничего не знает, а до экзаменов остаются считанные дни. Марта дико поглядела на нее, только сейчас осознав, насколько нелепо размышлять вслух о своих секретах.

— Но ты умная, Марта. Ты всегда сдаешь хорошо. Подсказывай мне на литературе.

Марта пришла в себя. Понятно, почему девочка так говорит. Это печальное создание в черном платье, затянутое в корсет, никогда не помышляло о бегстве и считало занятия одной из самых ужасных вещей в жизни, которые человек должен переносить так же терпеливо, как дождь или жару… Теперь все представало перед Мартой совсем в ином свете! Если ее план удастся, то во время экзаменов она уже будет далеко отсюда. Но слова подруги показались ей добрым предзнаменованием, и она сжала девочке руку. Та немного удивилась такой сердечности и через несколько минут стала посвящать Марту в свои секреты: она переписывалась с одним солдатом, стала его невестой, а теперь он хочет оставить ее…

Пока Марта узнавала, как получают пропуск, шли дни; настало первое мая. С отчаяньем видела она, что еще ничего не сделано… А завтра праздник![17] Значит, пропадет еще один день. Ей сказали, что для получения пропуска необходимо сделать прививки, и целое утро Марта провела в Институте гигиены. Кроме того, она сфотографировалась на удостоверение личности в моментальной фотографии и получила свое изображение, почти неузнаваемое: вид у нее был свирепый и решительный.

В полдень она пришла к родным совершенно измученная, с бледным лицом и ввалившимися глазами. К счастью, никого не оказалось дома, все ушли к знакомым на прощальный обед. Как покойно показалось Марте в этом доме, прохладном и молчаливом, где не надо было заставлять себя разговаривать.

— Завтра ваших тоже не будет, они с самого утра уезжают за город, на весь день. Они сказали мне, что вы не придете, потому что будет праздник. Я ухожу домой и остаюсь там ночевать.

Служанка, толстая молодая женщина, косящая на один глаз, хотела вовлечь Марту в разговор; может быть, ей было жаль эту девочку, которая с горящим лицом сидела одна в пустой столовой. Она огорченно всплескивала руками, видя, что Марта не притрагивается к еде.

— Боже! Ну что же это такое? Да знаете, Мартита, что вы очень похудели? Сеньорита Онес тоже хочет похудеть, но она ни за что на свете не станет есть меньше.

Марта не слушала ее. Она устала, но не могла ни минуты посидеть спокойно. Она обошла пустой дом, тихие дворики, спальни. Здесь она беззаботно бегала столько лет. Вспомнит ли она когда-нибудь там, в далеких краях, эти большие комнаты, эту темную мебель? В монастыре Марта часто просыпалась в слезах, скучая по дому деда. Да, здесь она была счастлива.

На заднем дворе, в галерее рядом с кухней, находилась большая каменная чаша на каменной подставке, из нее капля по капле вода сочилась в красный пузатый кувшин. Сверху чаша была прикрыта свежими ярко-зелеными листьями папоротника. В усадьбе возле кухонной двери была такая же чаша.

Девочка с волнением смотрела на воду. Эти домашние мелочи были полны глубокого смысла, тихого очарования, от них веяло милым родным уютом… Но это лишь потому, думала Марта, что она уезжает. Да, она будет вспоминать этот дом… Однако если останется, если будет привязана к нему, она его возненавидит.

Косая служанка удивлялась, глядя на эту странную девочку, которая долго стояла около чаши, наблюдая, как лениво набухают и падают вниз прозрачные капли.

Ночью Марта вспомнила о матери и на цыпочках вошла к ней в комнату. Тересу уже давно уложили спать.

На комоде, как всегда, горела керосиновая лампа, она едва освещала лицо женщины, спящей среди подушек. На щеки Тересы падала тень от ресниц. С забившимся сердцем дочь наклонилась над матерью.

«Она как мертвая. А ты, ты никогда не была с ней. Никогда она не нуждалась в тебе. И ты не нуждалась в ней с тех пор, как она ушла из твоей жизни. Поняла бы она тебя?.. Она была счастлива у себя дома. Как рассказывает Висента, ей нравились ее драгоценности, ее безделушки. Она не читала книг, не мечтала о других мирах и не была несчастной истеричкой вроде Пино. И тем не менее… Стала бы она удерживать тебя, если бы могла? С тех пор как ты выросла, ты чаще думала не о ней, а о твоем отце, который оставил тебе ящик с книгами на чердаке. Ты покидаешь ее навсегда. Посмотри же на нее».

Внезапно Марту охватил страх. А что, если бы Тереса открыла глаза и сказала: «Не уезжай, ты должна остаться со мной, я носила тебя под сердцем, ты моя…» Девочка хорошо знала, что многие осуждают ее отношение к больной матери, особенно сравнивая его с отношением Хосе, который был Тересе всего лишь пасынком.

Но Тереса не могла ничего сказать. Не могла задержать ее. Марта ни к кому не испытывала привязанности, и сама она была никто, и это придавало ей сил. Тереса покинула ее много лет назад, даже смерть не оторвала бы мать от дочери так бесповоротно, как оторвала болезнь. Если бы Тереса и запретила ей уезжать, она все равно бы убежала, безо всякой жалости, не оглянувшись назад. Лицо Марты стало суровым.

Она припомнила знакомые семьи, где все были связаны друг с другом нежными узами, где отъезд сына, отправляющегося учиться на материк, означал настоящую трагедию; семьи, которые война потрясла до основания. В таких домах даже мысли ни у кого не возникало, что дочь может покинуть семью иначе, чем выйдя замуж.

Кончиками пальцев Марта притронулась к бледной руке матери, одиноко лежащей на одеяле. Глаза Тересы открылись, испуганные и огромные, зеленые с черными зрачками. Потом она зажмурилась и, повернув голову, уткнула лицо в подушки.

Марта крепко спала в эту ночь. Она проснулась очень рано; ей казалось, будто она не могла уснуть до рассвета и закрыла глаза всего на несколько минут.

Утро было прекрасным, в полях трепетала жизнь. Марта подумала, что в порту сейчас, наверное, на воде лежат тени пароходов.

Перед окном Пабло из моря поднимается солнце, окрашивая воду в красный цвет… Комната пуста, как в тот день, когда ее видела Марта. Скоро не будет даже и комнаты Пабло… Марта непременно должна увидеть его. Пока он, этот человек странной судьбы, способный понимать самые истинные, самые важные вещи на свете, остается у них на острове, здесь еще можно жить, но если он уедет… Если он уедет, тогда все равно: быть в монастыре, в усадьбе или умереть. В минуты, когда Марта вспоминала, что Пабло интересуется ею, пусть даже лишь затем, чтобы осудить ее поведение, уехать вместе с ним казалось ей вопросом жизни и смерти.