– Димон! Я купил билеты! – донесшийся из прихожей вопль заставил насторожиться и забуриться поглубже в одеяло в смутной надежде, что Евген не найдет.

– Димон! – голос был совсем близко, я затаил дыхание и поджал ноги. – Вылезай, скотина!

Матрац прогнулся под совсем не нужным здесь и сейчас весом.

– Димо-он, – проныл Евген, – вылезай, все равно же достану. Не усложняй мне жизнь.

– Сам ты скотина, – я высунул голову наружу, – никуда не поеду!

– Ты что, хочешь весь отпуск просидеть дома?

– А что в этом плохого? – хмуро поинтересовался я. – Даже больше скажу: собираюсь вообще из кровати не вылезать.

– Да брось, – отмахнулся приятель, – нельзя быть таким суеверным. Все равно весь отпуск не пролежишь. Жрать захочешь – пойдешь в магазин…

Дальше можно было не продолжать. Дальше вступал в силу закон Мерфи: если что-то плохое может случиться, оно случается. Суеверие тут совсем ни при чем. Сколько себя помню, с нами всегда что-то случалось осенью, просто проклятое какое-то время года! В детском саду в октябре мне прищемили пальцы качелями, потом Евген свалился в траншею, которую вырыли рабочие, просидел там почти час и подхватил воспаление легких, потому что на дне была ледяная вода из прохудившейся трубы. В школе я падал с оборвавшегося каната, а друг поскальзывался на мокрых ступеньках… Переломы, отравления, сотрясения мозга с сентября по ноябрь были совершенно привычным делом. Даже в одиннадцатом классе на торжественной линейке, когда от сквозняка захлопнулось окно на втором этаже и на Евгена рухнула папка с документами и рассекла ему бровь, я испытал лишь радостное облегчение: свершилось! Что не помешало мне через день сломать мизинец на правой руке, неудачно отбив мяч на физкультуре.

Поэтому, когда отдел кадров перенес нам отпуска с августа на сентябрь, то радости нашей не было конца и края. Особенно учитывая, что почти всю весну Евген имел меня в мозг нытьем о желании заняться рафтингом.

– Давай, давай, вставай! – От энтузиазма друга реально мутило. – Собираться надо!

– Не поеду!

– Дмитрий Олегович! А ну встал и пошел собираться, – Евген попытался выработать командный голос, но не преуспел. – Ну ты обеща-ал же! – закончил он жалобно и посмотрел на меня глазами ребёнка, у которого злой хулиган отнял конфетку.

– Летом! Заметьте, Евгений Васильевич, летом! Хоть на Эверест, хоть пешком вокруг Байкала.

– Дим, ну в самом деле, глупо сидеть дома из-за глупых предрассудков...

Я молча показал ему парочку шрамов, происхождение которых было хорошо известно. Предрассудки! Как же!

– Хорошо. Давай рассуждать иначе: может все наши неприятности только потому, что мы сидим и ждем, когда произойдет что-то плохое? Может быть, нужно наоборот уехать и тем самым изменить карму?

– Дома спокойнее.

– Зато тоскливо. Давай хоть раз в жизни наплюем на все и будем жить так, как хочется? В общем, решай сам, – вдруг сказал он и встал, – а я все равно поеду. Надоело быть осторожным, надоело каждую осень жить с оглядкой, все равно толку нет. Ну, ты со мной?

Я кивнул. Зная Евгена с детсадовского возраста, можно было предсказать с высокой долей вероятности: поедет. Упертый баран. Воображение рисовало сошедшие с рельсов поезда, упавшие самолеты, автомобильные аварии… Нет, лучше я буду рядом, чем сидеть дома и мучиться неизвестностью.

Добрались до места мы без приключений. Сутки в поезде позволили выспаться и снисходительно наблюдать за попытками Евгена закадрить очередную девицу. Девица не так чтобы красотка, но с формами, смотрела на вьющегося вокруг кавалера как корова на выпасе на надоедливо жужжащего овода. Привычный к такому поведению прекрасного пола, Евген оптимизма не терял и продолжал осаду.

– Простите, а ваш друг когда-нибудь молчит? – вежливо спросила эта то ли Ира, то ли Тамара, как-то не обратил я внимания на ее имя.

– Конечно, – сдал я Евгена, – когда спит, например, или когда ест.

– Понятно, – загрустила попутчица, а я не стал разочаровывать девушку, что ни сон, ни еда не являлись абсолютной гарантией его молчания.

– Эх, еще бы чуть-чуть и я ее уболтал! – сокрушался Евгений на вокзале южного города Сочи.

– Ну да, ты же и дохлого достанешь своими разговорами.

– Ничего ты не понимаешь, – обиделся он, – это тактика такая. Работает между прочим! Я Викусю перед поездкой все-таки уговорил дать мне разочек.

– Угу, – говорить Евгену, что девица-краса, которой настойчивый кавалер доставал в лучшем случае до подбородка, дала из жалости и чтобы отвязался, наверное, не стоило.

Вообще с подружками нам с Евгением не везло. Сам он не унывал и мог потратить кучу времени, чтобы взять измором очередную крепость, а вот мне такая тактика не подходила. А учитывая, что с другом детства мы были не разлей вода, счастье перепихнуться с кем-нибудь выпадало редко. Евген в большинстве случаев работал не хуже ультразвукового отпугивателя.

Потом мы долго ехали на автобусе, у которого по дороге даже не отвалилось колесо, и прибыли в какое-то селение ближе к вечеру.

– Вот, нам сюда, – Евгений сверился с бумажкой и смело толкнул калитку.

– Гав-гав-гав! – выскочил навстречу волкодав.

Я благоразумно остался снаружи.

– Убери его, – Евген пытался уберечь лицо от слюнявого языка. Пес был невъебенно счастлив, что на его улице настал праздник и можно кому-то выразить свою любовь и потребовать взамен немного ласки. Этакое недолюбленное в детстве дитя гор.

– И как ты себе это представляешь? На нем даже ошейника нет. Не за хвост же тащить.

– Фу! – попытался справиться Евген своими силами. – Фу!

– Бандит, скотина такая, пошел вон! – молодая женщина в синих домашних брюках и свободной футболке огрела собачину поперек спины ручкой от метлы. – Проходите. Бандит не обидит, он добрый.

Я скептически посмотрел на поднимающегося с земли необиженного Евгена и бочком вошел в калитку.

– Гав! – обрадовался еще одному гостю пес.

– Я тебя! – погрозила Бандиту метлой хозяйка.

– Гав, – расстроенный пес потрусил куда-то вглубь участка.

– Здравствуйте, – произнес я.

– Мы списывались, – одновременно со мной сказал Евген и поднялся, отряхиваясь.

– Дмитрий и Евгений? – уточнила хозяйка. – Проходите.

Видимо, здороваться здесь было не принято, или эту почетную обязанность возложили на Бандита.

Евген из грязно-помятого состояния почти мгновенно перешел в режим очарования и заработал языком. Непривычные люди терялись и редко когда могли вставить слово. Однако дамочка оказалась не промах и, не пройдя и десятка метров, зычно крикнула в сторону видневшегося сквозь густую листву дома:

– Николай! По твою душу приехали!

Мужчина, появившийся через минуту рядом с нами, был сухопар, имел блестящую лысину и стильные китайские очки с лотка «все по 300».

– Здравствуйте, здравствуйте, – Николай тряс нам руки, расспрашивал о дороге, предлагал пройти в дом, где нам будет однозначно удобнее, расспрашивал о здоровье и сам тут же рассказывал о перенесенном зимой бронхите.

Видеть ошеломленного Евгена было приятно. Я почти возлюбил нашего хозяина нежной любовью, ибо на моей улице наметился праздник: эти двое запросто могли нейтрализовать друг друга на неопределённое время. Главное тихонечко положить вещи в отведенную комнату и выбраться в сад.

– Сбежал? – встретила меня усмешкой хозяйка.

– Ага, – не стал отпираться я, – здесь можно где-то посидеть на свежем воздухе?

– А вон там, – она махнула рукой в заросли, – кресло стоит и сразу никто не заметит. Минут через сорок борщ будет готов. Я кликну.

Кресло оказалось удобным раскладывающимся шезлонгом. Устроившись полулежа, я закинул руки за голову и прикрыл глаза. Звенящая тишина ласкала барабанные перепонки, нагретый солнцем воздух еще не успел остыть и дарил тепло. В общем, настолько хорошо мне давно не было. Забылись все неприятности, напряги на работе и привычное состояние ожидания очередной подлянки от этого времени года. Да и сама осень здесь еще почти не ощущалась. Может быть, я сужу по средней полосе, когда у нас уже к концу августа холодно, сыро и в целом понятно, что лето уже кончилось. Здесь этого как-то не было или воспринималось иначе. Недаром на юге сентябрь называют бархатным сезоном, я, кажется, начал понимать, за что.