На следующий день комедианты принялись, ко всеобщей радости, готовиться к представлению. Сценой стал помост в глубине поселка. Суета вокруг него царила неимоверная. Лицедеи забивали в землю шесты, натягивали яркие полотнища и выкладывали крышу чем-то вроде широких тростниковых трубок. Эльфы с подозрением поглядывали в клубящееся осенними облаками небо, и маг из ранее прибывшего обоза, уже отдохнувший и полный сил, согласился сплести Нить на хорошую погоду.

В труппе было примерно двадцать лицедеев, включая музыкантов и «специалистов по спецэффектам». Я уже успела наслушаться восторженных отзывов о том, как эльфы сочетают в своих представлениях игру и магию, и с нетерпением ждала заката. На площадке перед помостом собирались пассажиры всех шести обозов. Многие заранее занимали места, расстилая коврики и циновки на поросших травой каменных плитках. По периметру площади разжигались костры. Маг разогнал облака, и, сменив солнце, над лесом ярко засияла луна в окружении серебристых звезд.

Площадь заполнялась представителями разных рас из обозов, что ждали ремонта. Вот впереди меня на толстый матрас уселось семейство орков: мать, отец и двое крепких, послушных детишек. Один из мальчиков напомнил мне Борю. Я напряженно прислушивалась к разговорам орков, но тех занимала все та же тема — еда. Мать сетовала на скудность рациона, отец приободрял ее, мол, доберемся к морю, прокормимся рыбой. Слева расположились гномы, целый отряд коренастых крепышей. В наших сказках их всегда изображают нелюдимыми горняками и оружейниками. Что ж, все верно. Гномы — мастера недр. И насчет нелюдимых истинная правда, людей они терпеть не могут. Это из-за войн лет пятьсот или больше назад.

Еще днем я успела мило поболтать с молодым магом, согласившимся поработать над погодой. Длиннозубый костлявый парень, явный потомок файнодеров или каких-то близких к ним рас, плетя Нить, отчаянно хотел познакомиться со мной поближе, и только хмурый и надменный Альд, зачем-то вклинившийся между нами во время разговора, помешал ему приступить к более решительным действиям. Я была отчасти благодарна эльфу, хотя он и помешал вытянуть из мага побольше интересного. С другой стороны, кто их, этих магов, знает. Уж очень далекие от платонических взгляды кидал на меня длиннозубый. Еще приворожит меня, неопытную ней-маган. Отвадив моего кавалера, Альд растворился в толпе.

Днем Сонтэн, время от времени бесстрашно уходящий в лес для магической практики (в ответ на высказываемые нами опасения он отвечал, что ни один из представителей лесного народца, в здравом уме и трезвой памяти, не приблизиться к магу, отрабатывающему боевые Плетения, особенно если этот маг так соскучился по практике и живым мишеням), приволок Михо пять небольших яиц в серую крапинку, и наш «шеф», немало обрадовавшись, занялся приготовлением кляра из остатков ячменной муки. Подобравшись к его миске, я от души бухнула туда черного перца. Михо был не против, сказав, что соль и перец немного притупят сладость баата. А по мне, лишь бы красотка Динора ничего туда не подмешала.

Вся наша компания расселась перед помостом. Не хватало только Узикэля. Вскоре появился и он, приведя с собой двух пожилых файнодэров, похожих друг на друга, как братья. Они и оказались братьями, купцами из Обры. Узикэль, не обращая внимания на наши удивленные лица, принялся взахлеб расхваливать готовку Михо, вогнав парня в краску. Купцы, принюхиваясь и причмокивая, тоже отведали палочки баата, жареного в кляре, острого и душистого. Один из них долго разжевывал крупинку перца и одобрительно мычал. Я поняла, наконец, что Узикэль привел покупателей на мои специи, но продать согласилась только новую, еще нераспечатанную меленку с перцем. Что ж, перца у меня много, а деньги нужны. Тем более, что мои попутчики, к которым я обратилась за советом, посчитали предлагаемую цену вполне достойной и высказались за сделку. Выручив за меленку восемь золотых и пять серебряных монет и отдав небольшой процент Узикэлю, я, наконец, смогла вернуть долг Лим и с гордостью бросила серебряный в шкатулку эльфа-музыканта, собиравшего плату с собравшихся на представление. А в Туннице, говорят, есть огромный рынок, на котором можно купить даже импа лысого.

Время шло. Постепенно все пространство перед помостом заполнилось.

— Когда же начнется? — с нетерпением спросила Лим. — Дождаться не могу. Нам очень повезло. Эльфийский театр ни с чем не сравнить.

— Разве это театр? — бросил Эгенд. — Просто труппа бродячих лицедеев.

— Не скажи, — возразил Альд, лениво жующий палочку баата. — У них есть навес с лентами. Наш ждет не обычное лицедейство, а «во магенрим».

— Во магенрим! — восхитилась Лим, в благоговении подняв к небу ладони. — Нам действительно очень повезло!

— Как называется пьеса? — спросила я.

— «Потерянная любовь», — любезно ответил Альд. — Хотя по мне тут подошло бы другое название: «Преданная и поруганная любовь».

Лим задумчиво сказала:

— Я видела этот спектакль. Он печально заканчивается.

— Где же ты, интересно, сподобилась его увидеть? — проскрипел Узикэль. — В своей деревне?

Лим смутилась:

— Нет, в эльфийской столице. В Королевском Театре. Однажды. Случайно.

— Королевский театр? — с легким удивлением вымолвил Эгенд

— Так я и поверил, — проворчал файнодэр. — Кто пустит простолюдинку в Королевский Театр? Выдумала все. И насчет своего мужа тоже, небось, выдумала.

Лим вспыхнула, но промолчала.

— Магенрим? — спросила я. — Во магенрим. Что это значит?

Тряхнув головой и мигом оживившись, Лим принялась объяснять:

— Во магенрим — это древнее эльфийское мастерство. Над сценой и под полом выложены узкие трубки. В них — свернутые ленты разных цветов. Во время спектакля эльфы управляют ими как Нитями. Это словами не описать. Ты сама все увидишь.

Вокруг помоста ярко вспыхнули жаровни с магическим пламенем. Из-за кулис появились музыканты, запела дудка, застучал барабан, зазвенела нежная челла. Я только сейчас заметила, что занавеса не было. На сцену вышло семь эльфов, они встали полукругом и подняли руки, раскрыв ладони. Я слышала о таком от Сонтэна — Плетения без веревочек, прямо из пальцев, великое искусство. Но я никак не могла ожидать того, что последовало за этим.

На сцену пролился разноцветный дождь. На миг мне показалось, что из навеса над помостом и досок под ногами эльфов брызнуло жидкой краской. Потом, через несколько ударов сердца, до меня дошло: «во магенрим», ленты. Зрители разом охнули — многоцветный полог начал двигаться, сначала робкими, нервными волнами, потом ровными колебаниями, похожими на вдохи и выдохи живого существа.

Музыка взмывала, ленты отвечали танцем. Сплетаясь и изгибаясь, они создавали легко узнаваемые очертания. Там были тонкие дождевые струи, прорастающая из вязкой земли молодая трава, пустынные пески и поднимающиеся из них розовые замки-миражи, опадающие с деревьев багряные листья, птицы с малиновыми клювами и драконы в клубах дыма и пламени. Лишь когда музыка начала стихать и часть лент исчезла, вновь открыв взору зрителей серьезных молодых эльфов-магов с их нервными пальцами, я смогла оторвать взгляд от сцены. Глазам моим было больно, а еще больнее сердцу. Не знаю почему, но я готова была расплакаться. И не я одна. С крючковатого носа Узикэля скатилась крупная слеза, Лим сидела, прижав к груди пухлые ручки, Сонтэн вытирал глаза, а Михо громко высморкался, немного напугав Малью.

Но представление только начиналось. После увертюры на сцене появилась Динора в образе молодой травницы. Она была очень хороша в простом светлом платьице и с кружевной повязкой в волосах. Ленты изображали лес. Девушка ступала по шелковистой траве, цветущие ветви опускались к ее плечам. Вот пробежал олень (его удаляющийся силуэт был прорисован слоем коричневых лент, словно в старинном оптическом театре), выскочил из травы зайка, ускакал вглубь сцены, становясь все меньше. Из деревьев вышли одетые дриадами актрисы, запели, сходясь и расходясь в сложном хороводе. Они пели о том, как прекрасна жизнь невинной молодой души, в единении с природой, гармонии и счастье.

— Я сирота, — подхватила Динора, — но дом нашла я здесь. Среди бессмертных душ, каких не счесть.