– Я думала, утоп! – вылезла Парашка.

– Брысь, дура! – в сердцах воскликнул Эраст Петрович. – Простите, тетя, как вы верно заметили, я взрослый человек. Мужчина! И не обязан вам давать отчет о каждом шаге!

– Ты сын единственной моей сестры, я за тебя в ответе!

– Я сыт гостеприимством вашим, тетя, и завтра уезжаю. Где Парамон? Пусть унесет сундук и…

– У Евдокии каждый на счету, отправила его обратно.

– Как обратно?! Как, не спросясь меня, моего кучера вы посмели отослать! Тетя?!

– Племянник, успокойся. Что тебе не так? Чем ты недоволен? Не так я привечаю гостя? Недель через пяток вернется Парамон, что ты так разволновался?

– Простите, тетя, разговор окончен.

– Эраст…

– Спокойной ночи. Я утомлен поездкой и прогулкой.

– Как можно на пустой желудок ложиться спать?! Ты голоден, вот характер-то и портится. Парашка, ну-ка живо барину пирогов и молока доставь в светлицу.

Эраст Петрович пытался заснуть под нудный писк комарья. Лежал на полу, кутался с головой в покрывало и с тоской думал, на что завтра будет похож. Комариные укусы оставляли на его тонкой и бледной коже огромные красные пятна, нестерпимо зудящие и превращающиеся при малейшем расчесе в сочащиеся сукровицей волдыри. Интересно как получается, что сидя со Спиридоном Дормидонтычем на берегу реки, среди высоких трав и влажности, комаров он не замечал совершенно? Да и укуса ни одного не было, уж такое пропустить невозможно! Ах, во всей этой пренеприятной истории с самоуправством и возмутительным диктатом тетки была одна светлая сторона – возможность продолжить знакомство с интереснейшим человеком…

– Тьфу, водяным, – буркнул себе под нос Эраст Петрович, перевернулся на другой бок, ибо этот он уже отлежал на жестком полу, и заснул. Усталость, скопившаяся за двое суток, дала о себе знать…

Утром, прихорашиваясь перед зеркалом, он дал себе слово поставить наглую девку Парашку на место и дать понять тетке всю недопустимость такого поведения.

– Куда это годится, – ворчал Эраст Петрович, водя бритвой по намыленной щеке, – указывать, как жить и что делать мне, взрослому человеку, давно вышедшему из того возраста, когда наставления принимаются как должное! Двадцать четыре, мне уже двадцать четыре, а все вокруг так и норовят дать совет… Боже, мне уже двадцать четыре, скоро седина проступит, морщины появятся, а тетка…

– Ба-арин…

– Не смей подкрадываться, когда я бреюсь! – рявкнул на Парашку Эраст Петрович.

– Завтракать идите, – донеслось из-за куста шиповника, – отец Амвросий заехал, барыня велела поспешать!

– Барыня велела! – он повернулся к зеркалу, вглядываясь в отражение и проверяя, не осталось ли где щетины. – А вот не пойду, как есть не пойду.

Но через четверть часа, спокойный и собранный, он входил в двери столовой залы, решив быть с родственницей и ее гостями холодно высокомерным.

– А это племянник мой, Эраст Петрович Малиновский, – представила Татьяна Матвеевна его отцу Амвросию.

– Рад. Душевно рад, – ледяным тоном произнес Эраст Петрович и взял салфетку.

– Он у нас большой умница, – гордо произнесла тетка, – в столицах бывал, политесу обучен и по-французски с легкостью щебечет.

– Оно, конечно, хорошо, – отец Амвросий перестал терзать кусок мяса на тарелке, – но я так скажу: счастье не в языках и не столицах. Вам, батюшка, жениться надобно, ибо Господь сказал: плодитесь и размножайтесь, а вы все скачете.

– Отец Амвросий, не серчайте! Эраст Петрович к нам приехал для поправки душевного здравия, немного отойдет и женится. Невест хороших много, вон, дочь Ипатьевых чем не пара?

– Ипатьевых-то это которая, Арина, что ли?

– Арина старшая, а то вторая, Аграфена.

– Прошу прощенья, я не готов сейчас жениться.

– Никто и не неволит, бог с тобой. Чем думаешь заняться?

– Прогуляюсь.

– Хорошее занятие, весьма полезно при душевных хворях, – отец Амвросий благостно кивнул.

– Тетушка, – Эраст Петрович решил сменить тему, – а нет ли у вас чего почитать?

– Как не быть. Парашка! Принеси Псалтирь!

– Тетя, я имел в виду другие книги!

– А чем тебе такое чтение не угодило? Я перед сном всегда его читаю, и отец Амвросий тебе всю пользу подтвердит.

– Псалтирь, я уверяю вас, читал!

– А всякой ересью не стоит засорять мозги. От этого и разлитие желчи приключается, и мозговые болезни! – отец Амвросий стукнул кулаком по столу и тут же повинился: – Грешен, каюсь. Гневлив порой бываю.

– Мне заниматься ерундой досуга нет, – Татьяна Матвеевна посмотрела на племянника, – имение на мне, мужской поддержки нет с тех пор, как отец пропал неведомо куда во цвете лет.

Остаток завтрака прошел в молчании. Эраст Петрович в душе кипел, но внешне выглядеть старался равнодушным. Едва дождался, когда можно встать из-за стола, и, извинившись, тут же удалился. Сил не было терпеть такую муку и разговоры ни о чем, невежество и черствость к чужим страданиям. Одна надежда грела душу, что в этом месте все же есть тот, с кем можно душу отвести. Эраст Петрович завздыхал, вернувшись в комнату и собираясь на прогулку, что нет возможности навить кудрей. Пришлось простецки волосья собрать на ленту и завязать хвостом. Конечно, было далеко не так элегантно, да и лицо смотрелось покруглей, но в целом получилось вроде бы неплохо.

Берег реки, как и вчера, порадовал прохладой и безлюдьем. Он оглянулся еще раз, убедился, что никто не бежит следом, и ускорил шаг – до заветных ивушек оставалось совсем немного. Однако разочарование оказалось велико – там оказалось пусто.

– Этого и следовало ожидать, – в расстройстве сказал он и опустился на землю.

Конечно, вчера он однозначно дал понять, что уезжает, что ждать его не нужно, и вообще…

– Милый, иди ко мне, милый, – тягучий женский голос позвал с реки.

Эраст Петрович встал – у берега плескалась русалка и манила, манила…

– Иди сюда, милый, поиграем…

– А не могли бы вы позвать Спиридона Дормидонтыча, – рискнул попросить Эраст Петрович.

– Иди ко мне…

– Ульяна, не шали, – произнес знакомый голос. – Вы все-таки пришли. Я рад!

– Иди ко мне, – Ульяна не сдавалась.

– Вот бестолочь, – вздохнул водяной. – Не смей мешать нам и плыви отсюда!

– Послушалась, – Эраст Петрович проследил за мелькнувшим напоследок русалочьим хвостом.

– Еще бы! – водяной подплыл к берегу. – Я так рад, что вы смогли отложить отъезд. Не хотите искупнуться?

На третий день общения Эраст Петрович догадался, что можно не уходить на обед, и, выяснив, что Спиридон Дормидонтыч большой охотник до пирогов и кваса, стал брать с собой корзину снеди. Тетушка собирала ее самолично и только радовалась хорошему аппетиту, хотя в один желудок столько еды не поместилось бы и великану. Эраст Петрович скромно опускал глаза и сознавался, да, мол, свежий воздух и таланты повара творят такие чудеса.

– И правильно, голубчик, ты есть то, что ты ешь, – откуда эту мудрость вытащила тетя, Эраст Петрович не знал, возможно, и придумала сама. Но в данном случае ему все было на руку. Наплававшись в реке да отдохнув под ивами, аппетит они нагуливали со Спиридоном Дормидонтычем страшный и сметали все до крошки.

Порой казалось, что водяной выглядит печально, но осторожные вопросы ни к чему не приводили. А разговоры, обсуждения и споры становились все откровеннее и жарче. Эраст Петрович признавал, что встретил родственную душу, и грустил тайком, предвидя скорую разлуку. Как можно жить иначе, он уже не мыслил…

– Ба-арин, а ночью праздник! – Парашка подловила на выходе из комнаты. – Придете?

– Какой праздник?

– Водяного женить будем!

– Какого водяного? Как женить? – растерялся Эраст Петрович. – И кто это «мы»?

– Не слушай ее, племянничек, дура-девка, – Татьяна Матвеевна остановилась за спиной Парашки и уперла руки в бока.

– А все же?

– Ой, да испокон веку тут народное веселье такое. Соберутся с трех деревень перед ночью на сороковины после Троицы и ну дурака валять. Выберут себе водяного, нарядят почуднее и невест ему предлагают. А он ну девок всех щупать да перецеловывать, а потом с которой он через костёр прыгнет, та, значит, и жена.