- Настройкой инструментов. И еще пишу в "Вестник". Отдел музыкальной критики.

- Музыка? Ты же учился в Академии…

- Только год, математике. Математика – та же музыка, - шутливо сказал Карл. – Это всё, что ты хочешь знать?

- Почему ты так стараешься отшутиться? Откуда ты? Кто твои родители?

- Я родился здесь, в Доне. Мои родители был самыми обычными людьми, далёкими от мира carere morte и их убийц.

- Алекс сказал, ты одинок.

- Да, пожалуй. Мама умерла рано, и отец больше не женился. Он живёт сейчас в Плоро.

- А сёстры, братья? ...Жена, дети?

- Нет никого. С моей смертью род оборвётся.

Она улыбнулась, почувствовав странную симпатию к нему:

- Я тоже последняя Вако.

- Впрочем, у меня должны быть живы родственники со стороны матери, просто я не знаю их, - добавил Карл, сам заинтересовавшись разговором. – Кстати, её фамилия была Переннис. Так что, возможно, она была роднёй самому владетелю старого Донума.

- Это было двести лет назад.

- Да, – он усмехнулся, склонив голову. – А моё второе имя – Донатус. Может, в честь того самого знаменитого предка?

- Карл Донатус? Неплохо.

- Каролус.

- А это уже слишком...

Карл обиделся. Он знакомо нахмурился, и она наконец узнала юношу, который помогал ей в первые месяцы в ордене:

- Что ты смеёшься? Мира - тоже сокращение. На самом деле ты Мирабелла или Миранда.

- Нет! - Мира с удовольствием помотала головой. – Никаких Мирандолин… Мира! Как звезда. Её хорошо видно осенью, мою тёзку. Мы с ней похожи… - она вскинула голову, вглядываясь в звездное небо. – Знаешь что, Каролус… Ну их, этих кукол! Лучше нацель телескоп туда.

Карл подошёл к телескопу, но в небо его направлять не стал. Охотник опять занялся изучением улицы Славы, и Мира заскучала. Прищурившись, она следила за танцем огней Набережной в чернильной воде Сермы.

- Ну так что, кого осенью ты приглашаешь на своё посвящение? – внезапно спросил Карл.

- Посвящение? – ее легкий смех отразился от стен сотней звонких колокольчиков. - Я – охотник? Ха-ха-ха! Это, правда, смешно. Неужели Латэ всерьёз рассчитывает, что я…

- Ты хоть знаешь, чего ему стоило твоё посвящение?! – охотник неожиданно разъярился. Он даже бросил наблюдение за куклами Гелера, повернулся к ней. - Вспомни, кем ты была для ордена раньше!

- Эй-эй, не злись. Я знаю, кто я для вас. И как раз поэтому для меня посвящение невозможно!

- Это важный шаг, важнейший! Тебя признали. Тебе даровали прощение – понимаешь?!

Мира возвела глаза к небу. Ну вот, она опять нарвалась на нравоучение!

- Латэ посчитали сумасшедшим, когда он заявил, что добьётся разрешения на посвящение для тебя. И он добился! Не смей отвергать такой дар!

- Мне нужен другой дар, - тихо, но непреклонно сказала Мира. – Я твержу вам это так долго! Только он, и всё. И я уйду. Мне не нужно ни вашего прощения, ни вашей милости.

Карл досадливо махнул здоровой рукой: «Лучше молчи!», но ничего не сказал. Мира почувствовала необходимость оправдаться:

- И правы те, кто посчитал Латэ сумасшедшим! Разве смогу я исцелять новообращённых? А ваш главный ритуал?! Хорош охотник, опасающийся дотронуться до пузырька со святой водой!

- Всему ты научишься, и быстрее, чем многие. То, что тебе разрешили посвящение – очень добрая весть. Вероятно, и решение ордена в отношении дара будет благоприятным для тебя. Сегодняшние приготовления на улице Славы говорят о том, что Дэви не на шутку встревожен. Скоро он начнёт поиски избранного, и Латэ будет вынужден организовать свои.

- Я уже свыклась с ожиданием, - прошептала она. – Не тревожь меня!

Мира вздохнула. Зачем охотник разбудил её главную тревогу? За прошедшие годы она успокоилась, почти забыла, зачем она здесь…

Она вновь поспешила в Карду.

Глава 10

СЛИШКОМ МНОГО ЖЁЛТОЙ КРАСКИ

Солнце полностью вышло из-за горизонта и в огромной чаше Пустоши заплескалось жидкое золото. Река света разлилась до самой церкви Микаэля на краю Вастуса, она уже лизала белые ступени, ведущие на вершину холма.

Винсент продолжал уверенными быстрыми мазками накладывать краски на холст. Только когда солнце прожгло незащищённую тенью правую руку до кости, так что художник больше не мог держать кисть, он согласился покинуть убежище на колокольне церкви Микаэля. Он спустился вниз, в тёмный пустой зал. Здесь не было ни мебели, ни какого-либо убранства, напоминающего о назначении этого места, только полустёртые фрески на стенах. Церковь забросили после того, как сюда, сломав покров, вошёл владыка вампиров.

Крылатая тень, наполовину сожженная солнцем за краткие мгновения спуска, осыпалась клочьями. Вампир прислонился к стене, прижался щекой к холодному камню и застыл так, боясь малейшего движения воздуха. Боль от ожогов, которые Винсент не замечал на колокольне, пришла как всегда резко, одной ужасной, с головой накрывающей волной. В который раз он, чужая кукла, пожалел, что не может, хотя бы, потерять сознание.

Темнота шевельнулась. Девушка - маленькая, очень юная шатенка, оторвалась от запертой главной двери церкви и тихонько пошла к вампиру. Она знала о его муках, видела их прежде, поэтому, не дойдя шага, остановилась и принялась расстёгивать маленькие пуговки на горловине платья.

Потом он пил её кровь - крохотными глоточками, чтобы она оставалась в сознании и могла остановить его в любой момент. Девушка слабо вскрикнула только в момент укуса. Дальше она молчала, её тело тряслось мелкой дрожью – от страха и желания. Она готова была отдать бессмертному всю свою кровь и не помышляла прекратить ритуал. Поэтому Винсент скоро отступил, машинально утёр губы.

- Что ты! Так мало… - искренне огорчилась девушка.

- Мне хватит. Стелла, не делай так больше. Здесь достаточно пищи.

- Летучих мышей?!

Винсент улыбнулся. Боль от ожогов ушла, но повреждения едва начали восстанавливаться. Держась за стену, он добрался до угла зала и отыскал свою сумку.

- Что там? Стабилизированная кровь? – спросила Стелла, обнаруживая неплохое знакомство с предметом.

- Да, тётушка привезла из столицы, – Винсент открыл бутыль и, теперь не пытаясь сдерживаться, ополовинил её.

- Ты мною совсем не насытился! – хихикнула Стелла.

От солнечных ожогов не осталось следа. Винсент зажёг принесённую из дома свечу. Стелла, показавшаяся божественно красивой в её мерцающем тёплом свете, прошептала:

- Ты оставил картину там? Я принесу.

Она скрылась в темноте. Винсент услышал стук каблучков – вверх по винтовой лестнице, ведущей на колокольню.

Он засмеялся, когда Стелла возвратилась: маленькую девушку едва было видно из-за огромного холста. Он поспешил принять у неё картину и поставил холст у стены, в бледный столб света, протянувшийся из разбитого окна.

Оба на мгновение зажмурились. Картина была самостоятельным источником света. В тёмном зале-пещере наступал ещё один рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров, видимой с высоты колокольни церкви Микаэля: золотая Корона, полукружьем за ней тени гор. Струился вниз Несс, полный светлых бликов, как весёлый весенний ручей. Листва ближних к Пустоши деревьев, пронзённая светом, была прозрачно-зелёной, чистой. Позолоченные пики гор растворялись в ослепительно белом небе. Невидимое солнце царило над нарисованным миром. Его мощь восхищала и ужасала одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир... Нет: сам мир стремился стать солнцем.

Сначала Винсент рисовал руины старого города: в сумерках и ночью, когда старые камни призрачно светились в темноте. Потом надолго был заворожён предрассветной Пустошью. Но всё было не то. Он безжалостно уничтожал почти законченные этюды, пока однажды там, на колокольне, не обернулся к городу, позабытой Карде – и сюжет был найден.

Винсент работал увлечённо, он почти переселился в церковь Микаэля. Он бесстрашно взял самый большой холст, хотя до сих пор не рисовал картины таких размеров. В этот раз он был заведомо уверен в успехе. Все, видевшие эту работу впервые, зажмуривали глаза и восклицали: как ярко! Художник только усмехался.