- Чудесно! – прошептала Стелла, и Винсент попробовал объяснить:

- В Карде любой свет, даже свет солнца тускнеет. Таким должен быть настоящий рассвет над этим городом.

Эти слова вызвали в памяти старый образ. Прежде он уже говорил это или думал так! Карда, проклятый город, чьим солнцем явится дар… -

Воспоминания, как он думал, потерянные навек в момент обращения, возвратились – поток образов, как река в половодье. Стелла, испугавшаяся отстранённого взгляда друга, потрясла его за плечо, и Винсент очнулся. Он вздохнул и поставил пока мысленную заслонку им.

- Тебе плохо? – тревожно спросила Стелла. – Это из-за солнца?

Последнее было сказано тоном: «Сейчас я его потушу». Винсент засмеялся:

- Солнце для меня не опасно так, как для высших. Не волнуйся.

Девушка с обожанием смотрела на него. Винсент испугался, что сейчас она, как и позавчера, заговорит о «капле бессмертной крови» и поторопился изменить направление её мыслей поцелуем.

Молодой красивый вампир без клейма ночного убийцы пользовался немалым успехом у юных жительниц Короны. «Винсент, ты прекрасен, я твоя жизнь!», «Да, дитя Тьмы, возьми меня всю до капли!», «Мы полетим над спящей Кардой и будем смеяться в лицо ночи!» – с разными вариациями, он слышал это почти каждую ночь. Но в его новое убежище в церкви Микаэля были удостоены приходить только двое: Стелла – самая молоденькая поклонница, тихая и послушная, и Клементина. Винсент улыбнулся, представив, что было бы, если б сегодня в его логово явилась не Стелла, а грозная, решительная Клементина...

Они провели дневные часы в пустой старой церкви и сожгли несколько свечей. Они почти не разговаривали. Стелла дремала на его груди, а Винсент размышлял, равнодушно следя за проходом солнца по небу.

Он опять гадал: кто же он есть? Он чувствует боль от ожогов солнца, тело смертной способно согреть его ненадолго, а сильный страх будит его сердце – как у всех высших. По чьей нелепой причуде ему, кукле, оставлены эти моменты возвращения в жизнь? Может быть, его суть и судьба – иные? Может быть, и для него возможно будущее и даже – возвращение в жизнь?

«Не мечтай!» – оборвал он себя.

- Что это? - вдруг спросила Стелла. Девушка очнулась от грёз, и уже любопытными пальцами залезла в вырез его рубашки. – Какой страшный шрам!

- Это от серебра. Повреждения от посеребрённого оружия долго заживают у вампиров.

- Тебя ловили охотники?

- Нет, - он замялся. – Этот удар… прекратил мою смертную жизнь.

- Так ты умирал?

Винсент поморщился, как от боли. Он глядел в разбитое окно старой церкви. Там, в шумном мире смертных, солнце завершало путь. И Стелла затихла, спрятала коготки. Потом, испугавшись, что он отдалился от неё, порывисто, по-детски обняла, и это растопило лёд. Оба засмеялись, счастливо и беззаботно, как дети.

- Ты узнал что там, за гранью? - спросила Стелла.

- Там? – взгляд Винсента не отрывался от золотисто-белого неба за искореженной решёткой высокого окна – Знаешь, там… ветер…

Вечером Стелла убежала домой, пока её не хватились, Винсент остался в церкви. Он спокойно спал всю ночь, а на рассвете вновь поспешил на колокольню.

Новое утро было пасмурным, и художник оставил мечту закончить картину сегодня. Но он оставался на колокольне, пока набравшее силу солнце не ударило по глазам, ослепляя.

Он отступил в тень, закрыв лицо. Глаза слезились.

- Не знал, что куклы способны плакать! – пробормотал он.

- Да, очень интересно… - согласился глава ордена. Винсент прищурился, теперь заметив фигуру в тени.

- Вы? Как вы меня нашли?

Латэ улыбнулся и потряс какими-то исчерченными листами.

- Твои наброски Карды привели меня сюда – на самую высокую точку Пустоши.

- Что вам угодно?

- Уйдём вниз, бесстрашный carere morte, - глава с любопытством разглядывал картину. – Оригинальный сюжет. И знаешь, знакомый, очень знакомый…

Недовольство встречей исчезло с лица Винсента, он прошептал:

- Вы тоже думаете, что это… - он указал на картину, - пришло из прошлого… из моего прошлого?!

- Из прошлого избранного? - Латэ задумчиво рассматривал «Рассвет». – Не уверен, но, во всяком случае, это… очень интересно.

- Может быть, моя зависимость от проклятия Миры меньше, чем вы полагали? – глухо, боясь отрицательного ответа, спросил Винсент, когда они спустились в зал. – Слёзы, боль от солнечных ожогов. Бывают и моменты, когда моё сердце просыпается. Я, как высшие вампиры, сохранил остатки жизни. Своей жизни!

- Нет, – охотник помотал головой, решительно отнимая новую надежду. – Проклятие Миры владеет тобой. Это она даёт тебе силы. С кровью вампирши ты получил остатки её жизни и пользуешься ими. Ты бесстрашен, как должно кукле. И слабо чувствителен к солнечному свету.

- Не хочу вам верить.

- Не гневайся на правду, Винсент. За прошедшие годы ты хоть раз испытывал вампирский голод?

- Я пью кровь, когда мне нужно заживить повреждения, но это, наверное…

- Это не голод. Такое поведение характерно именно для рабов. И клыки у тебя так и не выросли.

Винсент долго, потерянно молчал. Он подошёл к своей картине и повернул её к стене.

- Вы ведь не затем, чтобы сказать это, посетили меня? – резковато спросил он. – Что ордену нужно от чужой куклы?

Латэ развёл руками.

- Твоя ершистость осталась прежней. Ты один из немногих, кому известна настоящая история Арденсов, и моё задание связано с ней. Макта, первый вампир, возвращается. Вероятно, скоро он посетит Карду - здесь все еще много семей, несущих частицу крови Основателя.

- Так и скажите: Арденсов.

- Арденсов... - Латэ усмехнулся. - Но не хмурься, мое задание будет связано не с ними. Ты должен будешь найти Макту и сопровождать его - на расстоянии или как компаньон, решай сам... но мне нужно знать все о перемещениях первого вампира.

- Интересно... Зачем это вам?

- Контролировать перемещения дара мы не можем, но можем попробовать контролировать перемещения второй половины проклятия земли страха.

Винсент хмурился, все еще подозревая подвох:

- И вы не прикажете мне воспрепятствовать первому, если я увижу, что он готовится убить какого-нибудь Арденса?

- Нет.

- ...И вас не Крас прислал?

- Нет, - Латэ улыбнулся. - Вижу, ты мне не доверяешь. Что ж, тогда, чтобы окончательно убедить тебя помочь и одновременно пресечь поток ненужных вопросов, мне придется сказать три волшебных слова...

- Каких же?

Улыбка главы ордена с неприятной резкостью превратилась в ухмылку:

- Мира у нас.

На следующий вечер Винсент возвратился в свой кардинский дом.

Его резкие ответы Латэ были продиктованы обидой, но на самом деле Винсент с радостью ухватился за возможность путешествия. И чем опаснее будет эта авантюра, тем лучше. Сопровождать первого вампира, ужас земли страха, сильнейшего и непредсказуемейшего из бессмертных? - Отлично!

Работа над Рассветом оказала на него волшебное действие. Весь мрак и безысходность бессмертных лет в качестве чужой куклы исчезли... растаяли под нарисованным солнцем. Пять лет, прошедшие с момента обращения, теперь казались Винсенту жутким тяжёлым сном. Он почти потерял себя, но сумел вновь обрести. Он так и не вспомнил, что значит быть избранным, но вспомнил, каков дар. Это воплощенная надежда - пусть не благоволящая ему, случайному рабу нечаянной кукловодши, но он хотел защищать ее, сберечь этот огонек, как всякий свет, от всепоглощающей тьмы. Он опять не сомневался, он так и не научился сомневаться, что у него это получится. И вместе с уверенностью в себе возвращалась жажда деятельности.

Мира появилась дождливым августовским вечером, неслышно, осторожно как всегда. Она скользнула в окно гостиной и устроилась на подоконнике, скинула мокрую тень.

- В Карду пришли дожди, - звонко заметила она, с любопытством оглядывая почти пустую комнату. - Вижу, ты решился избавиться от старой мебели? Молодец!

Винсент смутился: