— Легион! — рявкнул Эш. — Что вы видите впереди?

— Ничего! — отвечали солдаты.

— Верно! Ничего! Только жалкую кучку трусов! Двадцать дней. Двадцать дней они прятались за этими стенами, пока мы поливали их землю кровью! Признаю, хороший аграрный ход — урожай у них будет что надо.

Народ засмеялся. И в том смехе не было ничего человеческого. Лишь безумие и жажда смерти.

— Сегодня, легион, мы либо покроем себя бессмертной славой, либо станем кормом для голодного воронья. Кто‑то из вас, а может и мы все, больше уже никогда не приласкает распутную девку и не проверит на прочность мошну глупого купца. Иные вернуться на родину без рук или ног, без глаз или ушей. Но! Разве это заставит нас отступить?

— Нет!

— Разве мы боимся презренных слабаков, недостойных обнажать то, что они называют оружием?

— Нет!

— Этой ночью, легион, мы утопим эту крепость в крови. Никакой пощады, никакой жалости, убивайте всех, кто не носит кровавую броню! Режьте, жгите, смейтесь, грабьте. Ибо завтра вы станете свободными и закон запретит вам поступать так, как вы считаете нужным! У меня остался лишь один вопрос, легион. Что мы будем делать?!

— Убивать!

— Верный ответ для Седьмого! — кивнул Эш. — Так бейте же марш! Трубите в трубы! Кричите до хрипоты! Сегодня "Смрадный" легион празднует свой роспуск!

Генерал развернулся коня. За спиной загудели трубы, застучали барабаны, заставляя сердце биться в такт их маршу. Эш надел шлем, защелкнув забрало и сжав в руке посох, подаренный королем.

На стенах Задастра расцветали огни артиллеристов, готовых опустить факелы на пушечные фитили. Клубились пары кипящей смолы, золотом сияли жезлы жрецов и сталью сверкали мушкеты и стрелы охотников и стрелков. Но легион стоял спокойно, лишь гремели их клинки, стуча о щиты.

— Командор, — произнес Рэккер, поправляя свою маску. — Даже если мы сегодня подохнем и к утру встретимся в бездне, знайте — это было великолепное веселье.

— Приятно знать, что тебе понравилось.

— Сарказм? — ухмыльнулся лейтенант. — Верный знак победы.

Эш не понял, что имел ввиду его заместитель, когда сказал "весело". Что такое веселье? Наверно нечто приятное. Генерал поднял руку. Он был впереди, стоял перед всеми. Не для генерала отсиживаться в шатре, не для волшебника боятся схватки. Баронет сжал ладонь в кулак и закричал:

— Ату!

Он вонзил шпоры в ребра коня и пустился в карьер.

— Ату! — грохнули двадцать сотен луженых глоток.

Легион следовал за своим командором. Посох генерала, выставленный вперед словно боевое копьё, загорался нестерпимо ярким огнем. Языки пламени окутали фигуру человека, мчащегося перед кровавым морем. Легионеры кричали и вопили, их вой сливался с барабанным маршем и гулом труб, создавая невероятную, жуткую композицию, ставшую голосом самой смерти.

Впереди безмолвно стояли изможденные защитники крепости. Все, что они видели, это огненного демона, несущегося прямо на них, слышали лишь смех тварей, исторгнутых самой бездной. Нервно сжимали они клинки, испуганно тянули к туловищу щиты. Их предводитель поднял руку. Кто‑то начал молиться, иные проклинали тот день, когда дали присягу перед лицом короля.

— В атаку! — проревел командир и армия ринулась на встречу судьбе.

Пламя ласкало бока коня, добираясь до самых его копыт. Сила командора оказалась настолько велика, что даже королевский посох не мог её сдержать, олицетворяя волшебными заклинаниями. Пламя словно выливалось из него, жадно поглощая траву и края плаща. Испуганно ржал конь — он будто знал, что стоит всаднику сойти на землю и в тот же миг мустанг обернется горкой пепла и тлена.

Защитники крепости вытянулись клином, острием которого стал огромный воин, сжимающий гигантскую секиру. Генерал мчался ему на встречу. Окутанный пламенем, с треснувшим, раскаленным посохом, постепенно превращающемся в горелую палку, он оставлял позади себя огненные следы.

Великий воин Задастра впервые узнал, что испытывает человек, когда сердце пропускает удар от испуга. Перед самым столкновением он замахнулся секирой и с яростным воплем обрушил её на голову врага.

Эш не обратил внимание на то, как сталь рассекла его шлем, вычерчивая длинную полосу от виска до самой шеи. Алые капли закапали на черный плащ. Генерал мчался дальше, он смотрел лишь на ворота. Тяжелые, неповоротливые, такие древние и крепкие… На самом деле они оказались самым слабым местом крепости. Их еще не успели закрыть за спинами защитников, и генерал должен прорваться внутрь.

Позади послышались звуки битвы. Армия столкнулась с армией. Подобно двум морским течениям они закружились в кровавом водовороте. Крики умирающих встревожили падальщиков, приманивая все больше и больше воронья.

Грохнули пушки. Но не звучало ни свиста ядер, ни грома за спиной генерала. Только каменная крошка посыпалась со стен, лишь падали обожжённые, изувеченные тела жрецов, попавших в радиус взрыва. Прошлой ночью наемные ассасины вывели их из строя. Дюжина тяжелых орудий рванула, разом превращая часть стены в огромный огненный шар. Черное небо закоптили языки пламени и дыма.

Генерал мчался дальше. Перед ним мелькали лица, больше похожие на маски, олицетворявшие само определения слова "ужас". Лишь приблизившись к волшебнику, они стонали и их же латы становились для них смертельной клеткой, прожигающей кожаные подкладки и заживо запекавшей столь податливые человеческие тела.

Конь, чувствуя скорую погибель, мчался со скоростью пьяного от свободы сокола. Он словно пытался обогнать оранжевую смерть, сидевшую в седле. Генерал слышал, как за спиной вопит Рэккер, пронзая и прожигая одного защитника за другим.

И тут уши прорезал страшный свист. Небо засверкало сталью и воронье в испуге полетело к лесу. Тысячи стрел и сотни свинцовых шариков закрыли собой горизонт и далекие храмовые купола. Командор вытянул посох и в небо ударила волна пламени. Плавились наконечники, мгновенно сгорали стрелы. Лишь несколько пуль пробились через огненную стену и унесли с собой десяток жизней. Как оборонявшихся, так и нападавших.

Ворота совсем рядом. Баронет вонзил шпоры в бока сгорающего в пламени коня и тот, заржав, прыгнул. Солдаты Арабаста видели лишь вспышку, яркую, сорвавшуюся звезду. Она перелетела через строй и упала у самых ворот. На земле стоял волшебник с черным, пылающим посохом в руках. За его спиной кипело сражение. Брызги крови неумолимо тянулись к небу. Крики людей и смех демонов смешался и уже нельзя было отличить одно от другого.

Кто‑то выронил оружие, другие закричали, моля богов о спасении. Но демон, чей черный, изорванный, горящий плащ напоминал могильный саван, лишь ударил посохом о землю. Страшный гул оглушил людей. Огромный пламенный вал накрыл и стену, и ворота, и защитников. Пылала плоть, стонала каменная кладкой, лавой стекающая на землю.

Магики пытались удержать огонь. Их мерцающий золотом щит трещал под натиском стихии, но все же надежда еще теплилась в сердцах оборонявшихся. Вот — вот закроются врата, и штурм захлебнется в собственной агонии. Стрелки изрешетят их пулями, охотники истыкают стрелами. Маги и волшебники испепелят заклинаниями, а воины изрубят то, что останется от безумных демонов.

И в тот самый миг, когда три десятка магиков почти одолели всего одного волшебника, к нему на помощь пришел второй. Залитый кровью с ног до головы, в алых доспехах, больше похожих на драконью чешую, он встал рядом с огненным дьяволом и вонзил свой посох — копье в землю. Заревело пламя, на миг обретая форму гигантской птицы. Треснул щит. У магиков забило из носа, но они все еще держали. Минуло меньше одного удара сердца, и заклинание "дало течь".

Языки пламени жадно ласкали пробоину, проскальзывая внутрь.

— Держи! — кричал то ли чернокнижник, то ли зачарователь.

Но как могли простые смертные пересилить ярость двух демонов. Меньше через удар сердца, пламя ворвалось в крепость, обращая орущих магиков в столпы из пепла. Огромные ворота обернулись исполинскими факелами, словно приглашая легион внутрь. И тот не заставил себя ждать. Армия хлынула на улицы Задастра.