«Я хочу открыть ворота и впустить девчонок», — думала я за него.

«Ну и долго эти курицы будут молчать и пялиться?» — подумал он.

«Я хочу открыть ворота», — настойчиво вписывала я в его голову.

«Хочу спать», — думал он.

— В последний раз спрашиваю — вы к кому? — откровенно раздраженно спросил охранник.

— К тебе, — послышался Ларискин голосок и она подплыла к решетке ворот.

«О, надо открыть ворота такой очаровательной девочке», — тут же подумал охранник.

И решетка действительно отъехала перед нами. Мы молча процокали каблучками мимо охранника, и уже у подъезда Лариска мне ехидно сказала:

— Ну что ж, экзамен по манипулированию ты завалила.

— Я посмотрю, как ты с экзаменом на вампиризм справишься, — холодно отрубила я.

— А разве это не твое уникальное внеплановое умение? — подняла она бровь. — Милочка, мне НЕ НАДО никого кусать. Предоставляю эту часть тебе.

— Да неужели? — удивилась я. — А что, разве ты не помнишь, что Антон сказал: «Вы будете считывать мысли и пить кровь», ну и так далее? Вчера мы с тобой вместе считывали мысли и пили кровь. Сегодня экзамен по двум дисциплинам!

— Нет, сегодня экзамен по манипулированию, — уперлась она.

— Антону это объяснять будешь, мне-то что? — процедила я. — Да и вообще, хочешь без крови загнуться — дело твое.

— Да не загнусь…

Я перебила ее, спокойно спросив:

— А вчера вдвоем вы с ним что делали? Разве не вампиризму он тебя учил?

Она явственно призадумалась и замолкла, а мне явственно похорошело.

Около нужной двери мы остановились, Лариска нажала на звонок и вскоре услышали хриплый мужской голос:

— Кто там?

— Свои! — отозвалась я.

— Свои дома спят, — сурово отрезал мужчина.

— Да заблудились мы, дяденька, — внезапно проныла Лариска. — Пришли к Владимиру Петровичу, а квартиру не помним, вот и звоним во все двери подряд.

— Эт к какому еще Владимиру Петровичу? Не к Савельеву часом?

— Точно, к нему!

Дверь открылась, явив собой толстого мужика в трусах и крестике на шее.

— Ой, какие девочки, — одобрительно засюсюкал он. — А может, ну его, Савельева, да ко мне заглянете?

— Может, — согласились мы, и, оттеснив мужика, ввалились в квартиру.

— Девки, вы чего, я же пошутил, — заметался он. — У меня тут девушка, все дела.

— Я к девушке, — тут же побежала я вглубь квартиры.

За мужчину я не переживала — он в надежных руках. Распахивая двери, я шла по огромной квартире. А когда нашла девицу — здорово удивилась.

Сразу вспомнился конкурс на лучшую красавицу города. Вечером мы выходили на сцену улыбчивые, прекрасные и добрые, а за кулисами царили нравы волчьей стаи. Сделать пакость конкурентке было в порядке вещей. Подпиливались каблуки, чтобы потом они сломались прямо на сцене, кралась одежда и косметика — не корысти ради, из подлости токмо. Мне самой один раз пришлось выйти на сцену в длинном вечернем платье и босой. Назло неведомой «подруге» я так прошлась, что это и предопределило мою победу. Возмущаться было бессмысленно — подобное на конкурсах в порядке вещей. И единственной моей подругой была хрупкая красавица Лена. Только ей я плакалась на ненависть товарок, только она поддерживала меня. Я смотрела на нее и думала, что обрела подругу на всю жизнь, потому что если уж она в этом террариуме была человеком — то в нормальной жизни и вовсе ангелом будет.

Я дошла до финала, назло всем — дошла, а вот Ленка — нет. Я было кинулась ее утешать, но она лишь мягко улыбнулась, мол, пустяки. В тот вечер все девушки еще раз прошлись по сцене, а уж после них был выход трех финалисток, из которых лишь одна станет первой красавицей города.

Я тогда непростительно расслабилась — думала: все уже позади, и все мысли полны были только одним — кто же победит? Я или нет? Администратор наконец погнала и финалисток на сцену, я одела туфли, вышла, и лишь тогда поняла, что что-то не то. Ноги жгло огнем, в ступни впились иглы, с каждым шагом причиняя мне немыслимые страдания.

Я почти не слышала, что говорят, безумными глазами посмотрела на девчонок, которые внезапно принялись меня обнимать прямо на сцене, демонстрируя радость, но в глазах у них были слезы. Покорно подставила голову, на которую надели корону. Что-то промямлила в микрофон. Дикая боль в ногах застило все перед моим взглядом.

Я бы давно скинула туфельки, наплевав на все, но вот беда — ремешки обхватывали лодыжки, и я никак не могла придумать, как их прямо на сцене изящно расстегнуть.

Я выстояла всю церемонию.

Потом, когда я за кулисами в одиночестве выла от боли и снимала обувь, в гримерку зашла баба Галя, злющая техничка. Нас она не любила, называла вертихвостками и при встречах в коридорах всегда смотрела неодобрительно и чуть ли не плевалась.

«Ну что, королева, расселась», — злобно сказала она, шмякнув на пол ведро с водой.

«У вас бинтов часом не будет?», — спросила я ее сквозь слезы.

Баба Галя нахмурилась, подошла, увидела окровавленные ступни и тут же поменялась в лице.

«Кто это тебя так?»

«В туфли что-то насовали, кнопки, что ли», — ответила я.

Баба Галя тогда перевязала мне ноги, а потом мы вместе сидели и рассматривали мою обувь. Стельку кто-то отодрал, приклеил на подошву кнопки и битое стекло, проложил ватой и сверху аккуратно налепил стельку. Именно из-за ваты я в горячке сначала ничего и не почувствовала. Потом, когда она примялась — и начался ад.

«Знаю я кто это сделал, — сказала тогда баба Галя. — Ленка, светленькая такая, у меня в подсобке руки сегодня от суперклея отмывала, я ее еще отругала да велела ножом отскребать».

«Да ну, — усомнилась я. — Мало ли что она могла клеить».

«А ты сама подумай — что она могла тут клеить? — хмыкнула баба Галя».

Ленка после конкурса мне ни разу так и не позвонила, хотя мой телефон у нее был. И вот теперь она сладко спала в огромной постели, видела сны, и наверняка уже забыла меня.

— Привет, — похлопала я ее по плечику.

Она сонно моргнула, посмотрела на меня огромными васильковыми глазами и нахмурилась:

— Алёна?

— Верно подмечено, — хищно улыбнулась я и уселась на кровать. — Ты как, в любовницах или проституцией промышляешь?

— Ты что такое говоришь? — залепетала она нежным голоском, и я с удовольствием заметила тревожные тени в ее глазах. Девочка явно не понимала, что я тут делаю — и это ее пугало. — Мы с Витей любим друг друга!

— Все они — «люблю, трамвай куплю», а кольца газпромовским дочкам одевают, — тяжко вздохнула я, вспомнив прошлое.

— Витя меня любит! — и она торжествующе выставила из-под одеяла свою ручку.

Я посмотрела на бриллиантовое кольцо и с жалостью спросила:

— Ленка, ты правда дура, или притворяешься? Да он тебе десять таких колец купит, а вот простое обручальное за три копейки от них никогда не дождешься.

— Если тебе не повезло в жизни, это не значит, что все такие. Уж я-то умею обращаться с мужчинами!

Я посмотрела на ее самодовольное личико и согласилась:

— Ага, мне точно в жизни не повезло.

«Особенно если учесть, что она уже кончилась», — хихикнув, закончила я про себя.

— Послушай, а ты что тут, собственно, делаешь среди ночи? — хозяйским тоном спросила она.

— Да вот решила к тебе зайти по-соседски, — охотно пояснила я. — Соперница у меня есть, думаю ей в туфли кнопок да стекла насовать, не подскажешь поточнее, как это делается?

— Это не я, — быстро ответила она.

Я ухмыльнулась ее глупости — надо ж так быстро признаться.

В спальню зашла Лариска, недовольно посмотрела на нас и заявила:

— Слышь, ты долго еще с этой возиться будешь? Я пока клиента отправила картошку чистить, но там всего-то ведро.

— Потом заставь полы мыть, — отмахнулась я. — Пусть хоть раз в жизни сам уберется, почувствует, почем фунт лиха.

— Витенька чистит картошку? — округлив глаза, прошептала Ленка.

— А что, хочешь посмотреть? — ласково улыбнулась я ей.