— Хорошо, это я сделаю, — не стал спорить Астьер. — Что еще?

— Отправь свободные зонды на бенталь. Пусть покопаются на дне водоемов и в придонном слое.

— Вижу, ты всерьез занялась поисками признаков терраподобия?!

— А что остается делать? Если немалая доля земных осадков производится прокариотами, причем без участия кислорода, то почему не допустить, что такой же принцип уместен и здесь?

— Что-то не спешит твой принцип реализовываться, — не удержался, чтобы не съязвить Астьер. — Так и Аксоль погаснет, пока ты будешь разбираться.

— С таким помощником как ты, точно не управлюсь, — парировала Грита. — Не теряй время. И постарайся что-нибудь найти. А то еще долго будешь звездам серенады петь и кометам хвосты накручивать.

Астьер, сгорая от желания как можно скорее присоединиться к Шлейсеру, тут же умолк.

Аина тоже нашла возможность пообщаться со Снартом. Она передала универсалу массу необходимых на ее взгляд наставлений, а напоследок, для профилактики, тоже устроила ему выволочку, и посоветовала для снятия опалы не лениться и как следует поразмяться с “унипринаж-тестами”…

Жизнь. Что же это такое?.. На первый взгляд вопрос настолько банальный, что на него уже перестали отвечать. Классическая наука давно дала исчерпывающую оценку этому явлению. И оценка эта, в отличие от самого явления, выглядит необычайно просто: «Жизнь — это клеточные или субклеточные системы, способные воздействовать на окружающую среду и обладающие фертильностью, то есть способностью к репродуктивной деятельности».

Что искала Грита и что она хотела получить искусственным путем?..

Там, где жизнь естественным образом развивалась миллиарды лет, ее приспособляемость просто поражала. Перечень экстремальных форм земной жизни составлял внушительный список и продолжал пополняться. В каких только средах они не обитали… Но… Ни одна из этих форм не выдерживала инопланетных, даже казалось бы, близких к исходным условий. Почему? Что мешало “закаленным” земным организмам адаптироваться в чужеродной обстановке? Даже с Каскаденой оказалось не просто. Земные хемотропы из числа простейших там тоже не приживались. Растения не расщепляли вещества из атмосферы, воды и почвы, а животные, в том числе и плотоядные, не переносили местного корма. Причина была одна: несовместимые типы биоструктур и, как следствие, отсутствие усвояемости одних форм другими. Тут никуда не деться.

Что же мешало бактериям-хемотропам приживаться на тех планетах, где были такие же источники неорганической пищи и близкое к родным условиям окружение? И как бы повели себя современные земные формы, окажись в своем же земном архее?.. Эти вопросы, как одни из главных в программе заселения миров, ставились на всех уровнях, исследовались всеми возможными способами. Ответа не было. Главное объяснение неудач сводилось к тому, что несмотря на кажущуюся суперуниверсальность проявлений жизни, каждый ее вид очень специфичен и может существовать только в узких рамках отведенных ему условий. Вероятность же того, что такие условия в иной обстановке даже для одного вида могут подобраться самопроизвольным способом, очень мала. По крайней мере, такого сочетания витакинетических обстоятельств космоцив еще не наблюдал. Вместе с тем, нельзя сказать, что в этой области ничего не делалось. Постепенное (эволюционное) приживление культур велось постоянно и в широких масштабах. Но опять же, до существенных результатов, учитывая длительность процесса акклиматизации, было еще очень далеко…

Пока Сета занималась закладкой геофизических профилей, Аина и Грита определили места расселения инкубированных на борту «Ясона» органоструктур. Затем, стараясь максимально разнообразить набор исходных условий, разместили кюветы с подлежащим адаптации содержимым. Чем больше кампиоры знакомились с окружением, тем больше у них росла вера в успех. Условия для зарождения углеродной жизни здесь были. Климат подходил для развития биосинтетических реакций. Концентраций ядовитых соединений нет. Радиационная обстановка и кислотность-щелочность среды — в пределах допуска, хотя и колеблются. Атмосферное давление — почти как на Земле…

Так, в больших и малых заботах, прошло трое суток. Определившись с задачами, десантники разделились на группы. После разбивки базового лагеря, Сета присоединилась к Шлейсеру и вместе с ним занялась систематизацией рудных проявлений. Аина с Гритой остались проводить биологические опыты. Собирались только с темнотой, вкратце обменивались информацией, ужинали на скорую руку, а с рассветом снова разделялись кто куда.

Погода благоприятствовала кампиорам. Редкая облачность почти не затеняла солнца, а ветер не давал накапливаться зною.

Пару раз слегка поморосило, и однажды на ночь лег туман. Принес ли он живительную свежесть — неизвестно. Скорей всего нет. Дух Геониса был тяжел и неприятен. Даже гарево-пороховое амбре от метеоритного камня, равно как и “фимиам” от реголита безатмосферных планет, не шли в сравнение с местными запахами. Следы аммиака и сероводорода оставались не только на минеральных образцах, но и на всем, что входило в соприкосновение с внешней средой, сколь бы тщательно не проводилась стерилизация. Казалось, даже КЗУМы от этого не спасали, хотя и должны были обеспечивать полнейшую герметизацию.

Сейсмолокация, проведенная Сетой, признаков нефте-газоносных отложений не выявила: антиклинальные структуры, которые могли бы представлять интерес, оказались магматическими куполами и соляными диапирами.

Шлейсер же “богател” буквально на глазах. Он уже собрал коллекцию, при виде которой ценители от экзогеологии пришли бы в состояние экстаза. Интуиция его не подвела. В гнездах, линзах и жилах он нашел то, что искал: кристаллы всевозможных видов, модификаций и оттенков. Но алмазов не было. Вместо них Шлейсер нашел редко встречающуюся разновидность углерода — угольную пену, обладающую в отличие от других представителей углеродного ряда магнитными свойствами.

Завершив рекогносцировку, Шлейсер и Сета наконец добрались до морского берега.

Трудно сказать, чего на Геонисе было больше — водного пространства или суши. С одной стороны, поверхность планеты походила на единый суперматерик с множеством изолированных или сообщающихся между собой континентальных морей. С другой же, ее можно было принять за мелководный мегаокеан с большим количеством разделенных проливами материков, архипелагов и островов. Вопрос о том, что чего поглощало и что из чего образовывалось, был настолько сложным, что решиться он мог только после проведения детального геоморфологического картирования, которым здесь конечно же никто не занимался.

Вид, открывшийся кампиорам на берегу моря, оставлял желать лучшего. Багровое небо. Кроваво-красная Аксоль. Штормовой ветер. Беснующееся море. Песчаные рифели на отмелях. На дальнем плане гирлянды островов, а над ними стога черных, плоских снизу облаков — предвестников грозового массива, еще невидимого, но уже выбрасывающего из-за горизонта огненные побеги молний.

Первые же пробы показали сероводородное заражение моря. Ничего удивительного. Пресная вода, поставляемая водотоками, смешиваясь с насыщенной солями морской водой и растекаясь по ее поверхности, образовывала нейтральный слой толщиной всего несколько метров. Ниже этой отметки воды как таковой не было. Она превращалась в газонасыщенный охлажденный рассол, который практически не смешивался с верхним более теплым слоем. Отсутствие же свободного водообмена между соседними морями, а значит и глубинного перемешивания вод, способствовало накоплению сероводорода в нижних слоях. Оставалось только выяснить, чем это вызвано — бескислородным разложением биоорганизмов, подводным вулканизмом, составом выносимых в море осадков, спецификой формы речных дельт или какими другими причинами.

Вода… Одно из простейших природных соединений и в то же время невероятно сложная физическая система. Откуда она взялась? И продуктом каких планетарно-космических реакций является?..

В памяти Шлейсера уже стерлись детали, определяющие окрас душевного состояния тех лет. Изменился и спектр мысли. Многое из того, что когда-то представляло ценность, ушло, стало ненужным. Особенно после того, как “Ясон” перетрансформировался в состояние “статус-ноль” и перешел в режим нераспознаваемости. Пусть не на Геонисе. Гораздо позже. Но что это меняет? Разве есть надежда, что нуменанты Анцельсы, столь странно обозначившиеся в его заступоренном сознании, когда-нибудь возжелают обратить события вспять? Да и где они?.. В чем запечатлены следы их безликого присутствия?..