— Что скажешь? — спросила Грита, все еще надеясь на чудо. — Почему нет совместимости эталонов с параметрами среды. То ли, и там ли мы ищем?

Астьер как никто другой понимал состояние своей половины, поэтому не мог не поддерживать ее стремление занять подобающее место в ряду немногочисленных, а потому и особо чтимых открывателей новых форм галактической жизни. Да и сам он, случись такое, был бы не прочь приобщиться к числу избранных, пусть даже в роли ассистента, потому как, бесспорно, не мог сравниться с Гритой в трактовке многих экзобиологических нюансов.

— Во всех средах проявление фотосинтеза отсутствует, — ответил он, в душе сожалея, что именно ему приходится изъясняться по данному поводу. — Углеводородов в достатке, но признаков жизни, преджизни, метаплазмы, коацерватов и вообще следов биологической или иного рода витаактивности не наблюдается. Стехиометры отмечают только стандартный набор химических соотношений, характерных для абиогенной органики. Экстраполяция модели Маккрея на проявленные типы морфогенеза ничего не дает. Биоумножители на ход планетарных процессов не реагируют.

— Поразительно! — Грита не могла скрыть разочарования. — Что же еще надо этому Геонису? Условия, даже в сравнении с земным протерозоем — идеальные. И это при том, что уже зародившиеся на Земле биоструктуры обладают потрясающей способностью к выживанию. В гелиосистеме за время существования жизни создана и растворена масса, почти вдвое превышающая массу самой Земли. А здесь — ничего! Абсолютно ничего! Как это понимать?

— Я знаю, — подала голос Аина, которая, прислушиваясь к обсуждению, до этого в разговор не вступала.

— Ты?.. — одновременно встрепенулись Шлейсер и Грита.

— Кажется, я начинаю понимать, как можно оживить планету, — добавила она, оставив без ответа вопрос кампиоров…

Прошел месяц. Виталогические изыскания продолжались. Но результата не было. Как однажды выразился Снарт: «Запчастей — выше крыши. Но сборки механизмов нет. Машина будто бы и есть. Но только в виде чертежа. Поэтому не заводится и никуда не едет». Он лично взялся исполнить роль “механика”, и после того как был отпущен на волю, заявил, что махом исправит положение. Соорудив неуклюжую конструкцию в виде допотопного дистиллятора, он отволок ее подальше от лагеря и несколько дней с загадочным видом колдовал над ней. Потом притащил в прозрачной емкости около литра какой-то мутной маслянистой жидкости и вечером, как только экипаж собрался за ужином, с торжественным видом водрузил ее на стол. Жидкость оказалась синтезированным из атмосферы спиртом, причем с таким отвратительным запахом, что это зелье не только нельзя было пить, но даже и находиться рядом с ним. В итоге “мастер-творец” с позором был выдворен из жилого модуля и предупрежден, чтобы не появлялся там, пока дочиста не отмоется. Что же касается емкости, то ее даже не рискнули спустить в утилизатор, а наутро снесли подальше и закопали в песок. На том и закончилась первая часть самостоятельных опытов универсала по оживотворению “обетованных палестин”. Напоминанием же о несостоявшейся вечеринке остался дух — зловонная смесь аммиака, тухлых яиц и гнили — необычайно въедливый и стойкий, избавиться от которого удалось только после полной дезинфекции модуля и снаряжения.

В том походе, согласно инструкции, все кроме Шлейсера и Сеты находились в подчинении у Гриты. Женщины преимущественно занимались витахимическими экспериментами, Пилот и Снарт совершали вылазки с целью развертывания сети режимных наблюдений. При этом оба не упускали возможности поучаствовать в опоисковании еще никому не принадлежащих территорий и добились в том определенных результатов. Астьер на склонах выветрелого штокверка нашел кондиционные скопления элементов из группы лантаноидов. Снарт обнаружил в водах замкнутых экваториальных морей повышенные концентрации дейтерия. Что же касается флаг-кампиора и Сеты, то они продолжали изучение вещественного состава литосферы, подключаясь по мере необходимости к программе поиска жизни.

Несмотря на отрицательные результаты тестирования, Грита отступать не собиралась. После того как Аина поделилась мыслями о том, в чем ей видится причина неудач, она развернула бурную деятельность. Причина, можно сказать, лежала на поверхности. Только раньше почему-то о такой постановке вопроса никто не подумал — ни здесь, ни в ГУРСе.

В поведении микрокультур ничего не менялось. Они по-прежнему не выносили геонисных условий, прекращали рост, размножение и в конце концов гибли. Спрашивается — почему?..

Идея Аины заключалась в следующем. Земные микроформы, приспособившиеся к обитанию в экстремальных условиях, приноровились к этим условиям в результате длительной эволюции и уже не имели ничего общего с теми системами, от которых произошли. Вместе с тем, между Геонисом и современной Землей оказалось намного больше общего, чем казалось на первый взгляд. В практике экзопоиска, это пожалуй был единственный пример (учитывая, что планеты с жидкой водой встречались исключительно редко), когда и в том, и в другом случае имел развитие подводный вулканизм. В таких условиях, при отсутствии света и кислорода, насыщение глубинных растворов производится близкими соединениями. Отсюда вывод: если на дне земных океанов живут хемотропные биоструктуры, то почему бы не попробовать поместить их в сходные условия на Геонисе, благо что сероводорода, железа, марганца и фосфора в здешних водах предостаточно.

В соответствующее отделение ТИВЖа был отправлен заказ.

На дне одной из активных впадин тихоокеанского пояса, наиболее соответствующей условиям геонисной бентали, баробиологи отобрали образцы циано- и серобактерий, которые затем были инфортированы на “Ясон”.

К удивлению кампиоров, эффект оказался совсем не тот. Бактерии размножались неохотно, вели полупассивный образ жизни. Им или чего-то не хватало, а может, что-то мешало.

В свою очередь Грита упорно продолжала искать следы альтернативного витаценоза. Ей не давало покоя желание собственными глазами увидеть, как выглядят живые организмы, образовавшиеся путем отличной от земной или каскаденианской эволюции.

Как только выяснилось, что собственной жизни на планете нет, она применила методику, известную еще со времен первопроходцев.

В принципе, органику можно получить где угодно, был бы запас соответствующих элементов. Смесь природных газов и паров воды помещается в автоклавы, где при плавающем баротермале она подвергается воздействию светом, космическими лучами, радиацией, ЕМ-разрядами, ударами, взрывами, окислителями, восстановителями, катализаторами, ионизаторами и другими присущими исходным условиям активизаторами.

Но, несмотря на то, что в ходе опытов у этой органики образовывались достаточно крупные полимерные структуры, усилия к их адаптации и дальнейшему оживлению ни к чему не приводили. Через считанные часы после синтеза происходила деструкция новообразованных биокомплексов. Для запуска “часов” биологической эволюции не хватало главного — пространственной организации или другими словами диссимметрически-киральной упорядоченности используемых при синтезе даже самой простейшей разновидности биоплазмы “строительных материалов”.

Больше всего Гриту интересовали процессы, протекающие в атмосфере и на ее границе с водой и сушей. Только здесь можно было ожидать развитие реакций, способных изменить состав воздушных масс, что, в свою очередь, дало бы возможность заселить планету хемо-автотрофными бактериями. На Земле, как уже отмечалось, достаточно видов микроорганизмов, которые питаются углекислым газом и аммиаком, добывая энергию для изготовления белка из солей и окислов железа, марганца, молибдена, кобальта, олова, серы, кальция или того же кремния: “грызут”, так сказать, металл и камень. И пусть белковая жизнь является лишь одной из возможных ее форм, причем весьма нестойкой и недолговечной, она по силе своей вполне способна соперничать с эндогенными и тектоническими процессами, вызывая не менее значимые преобразования в своей “alma mater” и до неузнаваемости изменяя ее.