Мы плыли на расстоянии нескольких кабельтовых от подножия острова Клермон-Тоннера, и я не уставал восхищаться грандиозной работой, проделанной крошечными строителями.

Консель задал мне вопрос, сколько времени требует возведение такой стены, и был крайне удивлен, когда я сообщил ему, что, по вычислениям ученых, за сто лет высота стены вырастает на одну восьмую долю дюйма[38].

— Следовательно, для того чтобы возвести эту стену высотой в триста метров.

— Потребовалось сто девяносто две тысячи лет, друг мой Консель! Выходит, что библия слишком омолодила землю. Впрочем, библейские утверждения становятся еще менее достоверными, если вспомнить, какие громадные сроки понадобились для того, чтобы допотопные леса превратились в каменный уголь!

Когда «Наутилус» всплыл на поверхность океана, я смог, рассмотреть во всех подробностях остров Клермон-Тоннер, едва выступающий из воды и поросший густым лесом. Его известковая почва была, вероятно, оплодотворена ураганами и бурями. В один прекрасный день какое-нибудь зернышко, подхваченное ураганом на соседней земле, упало на его почву, удобренную разложившимися остатками морских рыб и водорослей. Вслед за тем волны выбросили на берег кокосовый орех, выросший на пальме, отстоявшей в тысячах миль. Зерна дали ростки, выросли деревья. Деревья стали задерживать испарения. Возникли ручейки. Растительность стала распространяться. Какие-нибудь насекомые, червяки, заброшенные сюда деревьями, унесенными бурей с ближайшей земли, были первыми Читателями острова. Затем черепахи стали закапывать в береговой песок свои яйца. Птицы свили гнезда на молодых деревцах. Постепенно развилось здесь животное царство. Наконец, привлеченный свежей зеленью и обилием животных, сюда переселился человек.

Так возникла жизнь на этих островках, созданных трудом микроскопических животных.

К вечеру Клермон-Тоннер исчез в отдалении, и «Наутилус» резко изменил курс. Дойдя до тропика Козерога под 135° долготы, подводный корабль направился на запад-северо-запад, оставаясь внутри тропической зоны. Хотя лучи тропического солнца были нестерпимо горячи, мы нисколько не страдали от жары; на глубине в тридцать-сорок метров температура воды не превышала десяти-двенадцати градусов.

Пятнадцатого декабря мы прошли западнее прелестного острова Таити, жемчужины Тихого океана. Утром в нескольких милях под ветром я увидел высокие горные вершины этого острова.

В его водах мы поймали несколько великолепных рыб — макрелей, тунцов — и разновидность морской змеи — двухцветную пеламиду.

«Наутилус» прошел восемь тысяч сто миль. В день, когда мы: проплыли мимо архипелага Тонга-Табу, где погибли экипажи «Арго» и «Дюк-оф-Портленд», лаг «Наутилуса» отметил девять тысяч семьсот двадцатую пройденную милю.

Затем мы обошли острова Фиджи, где дикари убили команду корабля «Юнион» и капитана Бюро, командира «Любезной Жозефины». Этот архипелаг тянется на протяжении четырехсот километров с севера на юг и трехсот шестидесяти с востока на запад между 6° и 2° южной широты и 174° — 179° западной долготы.

Он состоит из ряда островов, островков и скал, крупнейшие ИЗ которых — Вити-Леву, Вануа-Леву и Кандубон.

Эти острова были открыты Тасманом в 1643 году, в том же году, когда Торичелли изобрел барометр, а Людовик XIV вступил на престол Франции. Во второй половине XVIII века их посетил Кук, а затем д'Антркасто, и, наконец, в 1827 году Дюмон-Дюрвиль распутал весь этот географический клубок.

«Наутилус» приблизился к бухте Ваилеа, памятной по ужасным приключениям капитана Диллона, который первый осветил тайну гибели кораблей Лаперуза.

Мы несколько раз закидывали наметку на дно этой бухты и извлекали множество устриц. Мы пожирали их с жадностью, открывая их тут же, за столом. Устричная отмель бухты Ваилеа была очень значительной по размерам.

Каждая устрица несет до двух миллионов яиц, и устричные грядки, конечно, быстро заполнили бы бухты, если бы не тысячи врагов устриц, не дающих им размножаться.

Если Неду Ленду не пришлось раскаиваться в своем обжорстве, то он обязан был этим только тому, что устрицы — единственное кушанье, не вызывающее несварения желудка. В самом деле, нужно съесть не менее шестнадцати дюжин этих безголовых моллюсков, чтобы поглотить те триста пятнадцать граммов азотистых веществ, из которых должен состоять дневной пищевой рацион взрослого человека.

Двадцать пятого декабря «Наутилус» плыл среди островов Ново-Гебридского архипелага, открытого Квиросом в 1606 году, исследованного Бугенвилем в 1768 году и которому Кук дал его нынешнее название в 1773 году. Мы прошли довольно близко от острова Арру. Во время полуденных наблюдений я вышел на палубу и увидел этот остров. Он был покрыт сплошным лесным массивом и увенчан очень высоким горным пиком.

Я не видел капитана Немо уже дней восемь. Утром 27 декабря он вышел в салон и кивнул головой с видом человека, расставшегося с вами не больше пяти минут назад. В это время я искал на карте путь «Наутилуса».

Капитан подошел к столу, спустил палец на карту и произнес только одно слово:

— Ваникоро.

Это слово прозвучало, как выстрел. Это было название островка, у которого погибли корабли Лаперуза. Я вскочил на ноги. — «Наутилус» держит курс на Ваникоро?

— Да, профессор, — ответил капитан.

— Я увижу этот знаменитый остров, где разбились «Буссоль» и «Астролябия»! Когда же мы придем в Ваникоро?

— Мы уже пришли, профессор.

В сопровождении капитана Немо я поднялся на палубу и стал жадно всматриваться в горизонт. На северо-востоке виднелись два острова, несомненно вулканического происхождения, окруженные коралловым барьером длиной приблизительно в сорок миль.

«Наутилус», войдя через узкий пролив внутрь кораллового барьера, очутился за линией прибоя, в гавани глубиной в пятьдесят-шестьдесят метров. Под сенью высоких пальм я увидел нескольких дикарей, с величайшим удивлением следивших за нашим приближением. Вероятно, они принимали черный веретенообразный корпус «Наутилуса» за огромного кита.

Капитан Немо спросил меня, что мне известно о гибели Лаперуза.

— То, что известно всем, — ответил я.

— Отлично. Но не можете ли вы посвятить меня в то, что известно всем? — не без иронии спросил капитан Немо.

— Очень охотно, — ответил я.

И я рассказал ему содержание сообщений Дюмон-Дюрвиля.

Бот краткое изложение этих фактов.

Лаперуз и его помощник капитан де-Лангль в 1785 году были отправлены Людовиком XVI в кругосветное плавание на двух корветах — «Буссоль» и «Астролябия»,

В 1791 году французское правительство, встревоженное долгим отсутствием кораблей Лаперуза, снарядило спасательную экспедицию под командой Бруни д'Антркасто, в составе двух фрегатов — «Розыск» и «Надежда», которые вышли в плавание из Бреста 28 сентября. Через два месяца правительство узнало из показаний некоего Боуэена, капитана корабля «Эльбермель», что какие-то обломки крушения были замечены у берегов Южной Георгии. Но д'Антркасто, не зная про это сообщение, кстати сказать, достаточно неопределенное, продолжал свой путь к островам Адмиралтейства, которые в рапорте капитана Гунтера указывались как место крушения корветов Лаперуза.

Поиски д'Антркасто оказались безуспешными. «Розыск» и «Надежда» прошли мимо Ваникоро, не останавливаясь. Плавание было очень несчастливым, так как стоило жизни самому д'Антркасто, двум его помощникам и многим матросам из состава экспедиции.

Первым на бесспорные следы крушения кораблей Лаперуза натолкнулся старый морской волк, капитан Дильон. 15 мая 1824 года его корабль «Святой Патрик» остановился у острова Тикопиа, принадлежащего к Ново-Гебридской группе. Там один туземец продал ему серебряный эфес шпаги, на котором еще виднелись следы какой-то вырезанной надписи. Тот же туземец сообщил Дильону, что шесть лет назад он видел на Ваникоро двух европейцев, которые служили раньше матросами на судах, разбившихся о рифы вблизи этого острова.