так и для конкретных исследований широкого спектра - от тамплиерского самиздата в

виде образцов орденских легенд до документов следствия по делу “Ордена Света” и работ,

представляющих интерес для исследователя культурной жизни России этого периода. Так

непосредственно связанной с этими вопросами оказалась забытая историками

тамплиерства статья Ф.Фортинского, опубликованная во второй половине прошлого века,

которая помогает найти место российским мистикам советского периода в общемировой

истории духовных движений.

Обзор тайных статутов исторических тамплиеров XIII века, сделанный Ф.Фортинским,

еще раз убеждает, что новые тамплиеры России начинали не на “пустом месте”. Конечно,

они не располагали ни дипломами на открытие орденской организации, ни связями с

вышестоящими организациями Ордена, однако они могли опереться в своем становлении

на огромную, складывающуюся на протяжении веков и тысячелетий традицию,

отраженную и зафиксированную в литературе, посвященной масонам, тамплиерам,

розенкрейцерам, каббалистам, алхимикам, гностикам и пр. тайным движениям и

обществам. Эта литература ими читалась, реферировалась, переводилась с древних и

новых языков, распространялась в орденском “самиздате”, представляя ту основу, на

которой взрастало собственное учение российских тамплиеров, их организационные

формы, символика, наконец, их собственная литература, в первую очередь, их орденские

легенды.

Публикуемые здесь легенды московских тамплиеров представляют только малую

частицу обширного их корпуса, который, как я надеюсь, выйдет в свет вместе с

материалами следственных процессов. Но даже в этой небольшой выборке современный

читатель отметит темы, которые особенно волновали новых тамплиеров: правомочность

создания собственных ритуалов при отсутствии традиций, их значение для членов

Ордена, соотношение практической и духовной работы, правила “рыцарской” жизни в

современных условиях, служение человечеству и готовность жертвовать собой, - все то,

что не имело четких установлений, а потому требовало новых формулировок, понятных

для неофитов.

Исследователь этих текстов найдет в них отголоски гностических учений первых веков

нашей эры, обнаружит любопытные иерархии духов, совпадающие в основных чертах с

христианской космологией, но вместе с тем обнаружит и явное влияние антропософской

литературы, отражение современных представлений о средневековье и, наконец,

отражение оккультной литературы конца прошлого века. Стиль повествования,

образность легенд, их лексика безусловно несут на себе отпечаток уже новейшего

времени. В сюжетах, восходящих к Египту, раннему христианству, средневековью,

характерно отсутствие каких-либо исторических реалий - это именно легенды, где

главенствует не повествование, а вызываемая им реакция, не фабула, а “мораль”, как

вывод из рассказанного, как способ передачи мысли и воспитания “рыцаря”.

Полагая, что какое-то количество легенд было создано уже в наше время при

деятельном участии самого А.А.Карелина, основателя “Ордена тамплиеров” и

первоначальных членов его кружка - А.А.Солоновича, Н.И.Проферансова, П.А.Аренского

и, возможно, других “рыцарей”, я должен отметить в текстах многих из них следы

грамматических оборотов, указывающих на перевод с французского языка, на котором

они были первоначально изложены. В связи с этим стоит напомнить, что в протоколах

допросов все сознавшиеся члены “Ордена Света” указывали, что легенды им

рассказывались “старшими рыцарями”, то есть передача шла только изустно, хотя, как

выяснилось, в кружке Карелина существовали и тексты, с которых потом осуществлялась

распечатка. Другими словами, перед нами действительно орденский фольклор,

сохранявший при передаче сюжетную канву, но расцвечиваемый рассказчиком в меру

желания, вкуса и таланта.

Последнее позволяет предположить, что в ряде случаев мы можем иметь дело с

действительно древними сюжетами, которые многократно изменялись при передаче,

всякий раз обрастая лексикой и приметами своего времени. В этом плане особую ценность

приобретают комментарии Е.С.Лазарева к опубликованным в журнале “Наука и религия”

некоторым легендам московских тамплиеров<5> и его же доклад о гностической

символике и терминологии в легендах, прочитанный весной 1996 г. на конференции

“Россия и гнозис” в Москве<6>. Вместе с тем, на таком фоне безусловно новыми выглядят

настойчиво проводимые в легендах идеи акратизма, заимствованные у анархистов,

картины беспечальной свободной жизни обитателей Атлантиды, лишенной платоновских

рабов и слуг, а потому представляющие такую же утопию, как и картины счастливой

жизни будущих городов и “вольных общин” в брошюрах самого А.А.Карелина.

***

Все публикуемые тексты заново отредактированы, снабжены комментариями и

примечаниями, отнесенными в конец книги, и общим именным указателем.

А.Никитин

ТРИГРАММА КОСМИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ ЧЕЛОВЕКА

(Наука, религия, мистика)

На исходе XX века, столь щедрого на сенсационные потрясения ума человеческого,

можно констатировать еще один парадокс, требующий, по-видимому, самого серьезного

осмысления: неуклонный, постоянно растущий интерес человека к тому, что определяется

несколько расплывчатыми словами - “мистика”, мистицизм”. Оттенки их смысловых

толкований чрезвычайно разнообразны, как то случилось и с другими словами,

заимствованными из древности, но с той поры претерпевшими множество метаморфоз в

сознании тех, кто их использует. Рекомендуя интересующимся соответствующие статьи

словарей и энциклопедий, здесь я ограничиваюсь только одним аспектом этого термина,

который не получил в них достаточного освещения, хотя, на мой взгляд, именно он в наше

время является определяющим.

В данном случае под “мистицизмом” я подразумеваю умонастроение человека,

определяющего собственное бытие не в координатах только нашего четырехмерного

мира, но в иерархии духовной структуры мироздания в целом. Это специфическое

состояние человека, уверенного в бессмертии своей духовной сущности, ее эволюции “в

мирах и веках”, в ее бесконечных воплощениях, направляемых свободной волей и

развивающимся сознанием.

Конечно, подобное определение не исчерпывает всех возможных и, вероятно,

необходимых признаков того, о чем я намерен говорить ниже, однако, если и расходится в

какой-то мере с привычными определениями, то не противоречит им, поскольку

предполагает наличие двух главных признаков: 1) существования сил, проявляющихся за

пределами физических констант, и 2) личностный, т.е. не поддающийся

экспериментальной проверке характер взаимодействия (диалог) с этими силами и

возможность их постижения. Последним определением я ухожу от необходимости

использования термина “божество” по неопределенности его содержания и потому, что

человек вступает в контакт не с ним лично, а всего только с теми или иными его

проявлениями.

И все-таки - диалог… с Богом?

Возможна ли такая постановка вопроса в конце XX века, ознаменованного, как я уже

заметил, самыми грандиозными достижениями позитивной науки - проникновением в

тайны макро-и микромира, к истокам высшей нервной деятельности, к практической

генной инженерии и потрясающим наше воображение представлениям о Вселенной и

Человеке, которые мы можем осознать только в самых общих чертах? Тем более, что на

протяжении долгих предшествующих десятилетий мы искренне считали, что этот успех

обусловлен успехом сугубо материалистического взгляда на природу и общество.

Между тем, несмотря на такие открытия, на их реализацию и даже утилизацию в