- Что случилось? - взвизгнул Гланцер, проталкива­ясь к нему между двумя столами; его одутловатое лицо было багрово-красного цвета.

- Я скажу вам, что случилось! Наверху потоп, вот что! Вы так перегрузили тут полы, что трубы перекоси­лись! И дали течь! Вы думаете, они способны выдержать ту нагрузку, что вы на них навалили?

- Трубы дали течь наверху и я в этом виноват?

- Все связано! - заорал Гланцер. - Передалось напряжение! Весь дом рухнет из-за перегрузки, что вы тут устроили!

- Яков? - Эстер протянула ему трубку, прикрывая микрофон. - Человек по фамилии фон Пальмен, из Маннгейма. Он уже звонил на прошлой неделе. - Прядь волос выбилась из-под ее рыжеватого парика.

- Запиши его номер, я перезвоню ему.

- Я только что разбила розовую вазу, - мрачно сказала Лили, появляясь в дверях кухни. - Любимую вазу Ханны.

- Вон! - распространяя зловонное дыхание, оглуши­тельно завопил Гланцер. - Выкинуть все эти столы и шкафы. Тут квартира, а не офис! И стеллажи с папками тоже!

- Сам пошел вон! - на том же пределе громкости заорал Либерман - как он выяснил, это был лучший способ иметь дело с Гланцером. - Идите занимайтесь своими вонючими трубами! Это моя мебель, мои столы и шкафы! Разве в договоре упоминалось еще что-то, кроме обеденного стола и стульев?

- Вам в суде объяснят, что говорится в договоре!

- А вам объяснят, сколько с вас взыщут за эту ава­рию! Вон! - Либерман показал пальцем на дверь.

Гланцер заморгал. Заюлив взглядом, словно к чему- то прислушиваясь, он обеспокоенно взглянул на Либер­мана и кивнул.

- Не сомневайтесь, я уйду, - прошептал он. - Прежде, чем что-то случилось. Жизнь мне дороже, чем имущество.

Он вышел на цыпочках и прикрыл за собой двери.

Либерман топнул ногой и крикнул:

- Я хожу по полу, Гланцер!

Издалека донеслось:

- Он провалится!

- Не надо, Яков, - сказал Макс, беря Либермана за руку. - Тут все держится на честном слове.

Либерман повернулся. Оглядевшись, он поднял глаза к потолку и только застонал:

- Ой-ой-ой! - после чего закусил нижнюю губу.

Эстер, которая, встав на цыпочки, вытирала стеллаж с досье, сказала:

- Мы успели спохватиться, так что все не так плохо. Слава Богу, утром я была на кухне, пекла ореховый торт. Как только увидела, что тут делается, сразу же позвала Макса и Лили. Протекло только здесь и на кухне, а не в других комнатах.

Макс представил застенчивую молодую женщину с большими красивыми серыми глазами: их с Лили пле­мянница Аликс из Брайтона, из Англии, которая при­ехала к ним на каникулы. Пожав ей руку, Либерман поблагодарил за помощь, после чего снял наконец паль­то и включился в общий труд.

Они вытерли столы и мебель, опустошили полные тазы и ведра, вернули их под места протечек и постара­лись затереть вспучившуюся штукатурку на потолке.

Затем, рассевшись на столах и на той половине дива­на, что не отсырела, они принялись за кофе с тортом. Из протечек лишь временами стекали неторопливые струйки. Либерман немного рассказал о поездке и визи­тах к старым друзьям, об изменениях в них, которые бросились ему в глаза. Аликс, запинаясь, отвечала на вопросы Эстер о своей работе художницы по текстилю.

- Пришли некоторые пожертвования, Яков, - сооб­щил Макс, торжественно кивая седой гривой волос.

- Как всегда, после Святых Дней, - подтвердила Лили.

- Но в этом году больше, чем в прошлом, дорогая, - сказал Макс.

Кивнув, Либерман посмотрел на Эстер:

- Мне что-нибудь приходило из агентства Рейтер? Отчеты? Вырезки?

- Есть какой-то конверт с их грифом, - сказала Эстер, - и довольно большой. На нем сказано «Лично».

- Сообщения? - спросил Макс.

- Перед отъездом я переговорил с Сиднеем Байноном. Об истории, которую мне рассказал тот мальчик, Кохлер. О нем что-нибудь известно?

Они покачали головой.

Эстер поднялась, держа в руках блюдце с чашкой и сказала:

- Этого не может быть, слишком смахивает на бред.

Лили тоже поднялась, начав было собирать тарелки, но Эстер остановила ее:

- Оставь все, как есть, я уберу. Лучше пройдитесь с Аликс, покажите ей окрестности.

Макс, Лили и Аликс стали собираться, и Либерман от души поблагодарил их за помощь. Он поцеловал в щеку Лили, подал руку Аликс, пожелав ей хорошо провести отпуск, и похлопал Макса по спине. Закрыв за ними дверь, он подхватил чемодан и отнес его в спальню.

Заглянув в ванную, он взял пилюли, которые ему приходилось принимать в двенадцать часов, развесил всю одежду в шкафу и сменил пиджак на свитер, а туфли на шлепанцы. Держа в руке очки, он вернулся в гости­ную и, взяв папку, направился к высоким французским дверям в столовую, лавируя между столами.

- Я буду посматривать, не пойдет ли снова вода, - из кухни сказала Эстер. - Ты хочешь, чтобы я связала тебя с этим человеком из Маннгейма?

- Попозже, - сказал Либерман, располагаясь в гос­тиной, которая теперь стала его кабинетом.

Стол был завален журналами и стопками вскрытых писем. Положив папку, он включил настольную лампу и надел очки, после чего из-под большой стопки бумаг вытащил несколько конвертов. Он сразу же нашел серый конверт из агентства Рейтер, пухлый и с четко выписан­ным адресом. Такой толстый?

Усевшись, он расчистил перед собой место, отодвинув скопившуюся почту на край стола. Фотография Ханны перевернулась, а несколько журналов шлепнулось на пол.

Он сдернул липкую ленту по краям клапана конверта и раскрыл его. На зеленое сукно стола вывалилась куча газетных вырезок и оторванных телетайпных лент. Двадцать, тридцать, еще и еще; некоторые представляли собой фотокопии или наскоро отхваченные ножницами куски из газетных полос. «Маnn getotet in Autounfall; Priest Slain by Robbers; Eesv&da dodar man, 64». Ha отдельных вырезках были желтые и синие ярлычки с датами и названиями газет. Всего больше сорока сооб­щений.

Он заглянул в конверт и извлек оттуда еще пару маленьких вырезок и пачку их, обернутых листом белой бумаги.

«Держите меня в курсе дела, - было написано на нем аккуратным мелким почерком в самом центре. - С.Б. 30 окт.»

Отложив в сторону конверт, он разложил вырезки и сообщения по всему столу для лучшей видимости - неправдоподобное обилие текстов на французском, анг­лийском, немецком - и еще на шведском, датском и других, которых он не мог разобрать, кроме разве не­скольких слов тут и там. «Dod», конечно же, означало «смерть» или «мертвый».

- Эстер! - крикнул он.

- Да?

- Словари для перевода - шведский и датский! А также голландский и норвежский.

Он взял вырезку на немецком: «В результате взрыва на химическом заводе в Золингене погиб ночной сторож Август Мор, шестидесяти пяти лет». Нет, не то. Он отложил в сторону.

И тут же снова взялся за нее. Разве мелкий граждан­ский служащий не может подрабатывать по ночам? Со­мнительно для шестидесятипятилетнего человека, но возможно. Взрыв произошел утром того дня, когда ему стала известна эта история, если исчислять ее с 20-го октября.

Вспыхнул верхний свет, и вошедшая Эстер сказала:

- Они должны быть где-то здесь.

Она подошла к обеденному столу и стала разгляды­вать корешки лежащих на столе книг.

- Датского у нас нет, - сказала она. - Макс поль­зовался норвежским.

Либерман вытащил блокнот из ящика письменного стола.

- Дай мне еще французский.

- Сначала я его должна найти.

Он нашарил ручку, валявшуюся среди почты. Снова глянув на вырезки, он корявым почерком написал на­верху большого желтого листа: «20-го, Мор Август, Золинген» и поставил рядом знак вопроса.

- Вот тебе словари, - объявила Эстер и положила перед ним несколько томов. - Норвежский, шведский, французский.

- И датский, будь любезна, - он отложил вырезку налево, куда будет складывать предполагаемые вариан­ты. Просмотрев одну из английских вырезок, в которой шла речь о священнике, он, поколебавшись, вздохнул и положил ее направо.