Вернулась Эстер, с трудом таща в руках еще несколь­ко томов. Он освободил для них место на краю стола.

- Все было в таком порядке, - пожаловалась она, опуская книги на стол.

- Я все приведу опять в порядок. Спасибо.

Она заправила под парик выбившуюся прядку волос.

- Тебе стоило бы оставить тут Макса, если нужно переводить.

- Я не подумал.

- Может, мне поискать его?

Он отрицательно покачал головой, беря еще одну вырезку на английском. «Ссора завершилась смертель­ным ударом ножа».

Эстер, обеспокоенно глядя на груду вырезок, спросила:

- Убито так много людей?

- Не все убиты, - сказал он, откладывая вырезку направо. - Некоторые погибли при несчастных случаях.

- Так как ты выяснишь, кто из них был убит наци­стами?

- Пока еще не знаю, - ответил он. - Мне придется все это изучать. - Он вытянул вырезку на немецком.

- Изучать?

- И пытаться найти что-то общее. Какую-то причину.

Прищурившись она посмотрела на него.

- Только потому, что тебе позвонил тот мальчик, а потом исчез?

- Спокойной ночи, Эстер, дорогая.

Она отошла от стола.

- А вот я бы писала статьи и зарабатывала деньги.

- Пиши, я буду их подписывать.

- Ты хочешь что-нибудь поесть?

Он покачал головой.

Несколько вырезок сообщили о смертях, которые ни­чем не бросались в глаза, походя на всех прочих; часть скончавшихся была то значительно старше, то младше обусловленного возраста. Много среди них было торгов­цев, фермеров, бывших промышленных рабочих или просто бродяг; кое-кто стал жертвой соседей, родствен­ников, хулиганских нападений. Он то и дело, пользуясь увеличительным стеклом, залезал в словарь: «makelaar in onroerende goederen» - это «агент по продаже недви­жимости», a «tulltjargteman» - таможенник. Варианты, которые следовало бы рассмотреть, он откладывал нале­во, все прочие направо. Много слов в вырезках из Дании ему удалось найти в норвежско-немецком словаре.

Когда день давно уже перевалил на вторую половину, он наконец просмотрел последнюю вырезку, положив ее направо.

Осталось одиннадцать сомнительных случаев.

Вырвав из блокнота список их, он начал чистый лист, располагая случаи по датам гибели людей.

Трое отошли в мир иной 16 октября: Хилери Чамбон в Бордо; Дюрнинг Эмиль в Гладбеке, городке неподалеку от Эссена и Лapc Перссон из Фагерсты в Швеции.

Зазвонил телефон; трубку сняла Эстер.

Двое 18-го: Гутри Малькольм в Тусоне...

- Яков? Снова из Маннгейма.

Он снял трубку своего аппарата.

- Говорит Либерман.

- Здравствуйте, герр Либерман, - сказал мужской голос. - Как прошло ваше путешествие? И выяснили ли вы причину девяноста четырех убийств?

Он сидел, застыв на месте и глядя на ручку, которую держал перед собой. Ему уже доводилось слышать этот голос, но он не мог припомнить, при каких обстоятель­ствах.

- Кто говорит, будьте любезны? - спросил он.

- Мое имя Клаус фон Пальмен. Я слушал ваше вы­ступление в Гейдельберге. Может, вы помните меня. Я еще спросил у вас, в самом ли деле проблема носит только гипотетический характер.

Ну, конечно. Тот толковый светловолосый молодой человек.

- Да, я вас помню.

- Подсказали ли вам что-то стоящее в других ауди­ториях?

- Я больше не задавал этого вопроса.

- Но ведь он не был гипотетическим, не так ли?

Ему хотелось сказать, что вопрос был именно тако­вым и повесить трубку, но его удержал более сильный импульс: ему захотелось откровенно поговорить с чело­веком, который был готов поверить ему, пусть даже это будет недоверчивый молодой немец.

- Не знаю, - признался он. - Лицо, которое сооб­щило мне эти сведения... исчезло, так сказать. Может, он был прав, а может, и ошибался.

- Так я и предполагал. Заинтересует ли вас изве­стие, что двадцать четвертого октября в Пфорцхейме человек упал с моста и утонул? Ему было шестьдесят пять лет и до ухода на пенсию он служил в почтовом ведомстве.

- Мюллер Адольф, - сказал Либерман, глянув на свой список. - Я уже знаю о нем и еще о десяти других: в Золингене, Гладбеке, Бирмингеме, Тусконе, Бордо, Фагерсте...

- Ох...

Либерман улыбнулся, глядя на авторучку, и сказал:

- У меня свой источник информации в Рейтере.

- Это просто отлично! А предпринимали ли вы ка­кие-нибудь шаги для выяснения, считается ли нормаль­ным с точки зрения статистики, чтобы одиннадцать гражданских служащих шестидесяти пяти лет умерли насильственной смертью... сколько там прошло време­ни? - за три недели?

- Есть и другие, - сказал Либерман, - которые были убиты родственниками. И еще те, которых, я не сомневаюсь, Рейтер просто упустил из виду. И из всех их, я думаю, только шесть могут быть теми... тем, чего я боюсь. Что могут доказать шесть непримечательных случаев? И кроме того, кто ведет такую статистику? По насильственным смертям на двух континентах, с учетом возраста и прошлых занятий? Господи, да может быть, сначала стоит выяснить, что такое «норма с точки зре­ния статистики». Опросить не меньше дюжины страхо­вых компаний. Я не могу тратить время, списываться с ними.

- Обращались ли вы к властям?

- Кажется, именно вы указали, что в наши дни их не интересует поиск беглых нацистов, не так ли? Я пытался говорить, но меня даже не слушали. Можно ли их осуждать, если на деле я мог им сказать только, что, может быть, люди будут убиты, но я не знаю, по какой причине?

- Значит, мы должны выяснить эту причину и путь к ней лежит в расследовании отдельных случаев. Мы должны расследовать обстоятельства этих смертей и, что более важно, всю подноготную погибших - что они собой представляли, что у них было в прошлом.

- Благодарю вас, - сказал Либерман. - Я вспоми­наю те времена, когда мне практически не доводилось слышать «мы».

- Пфорцхейм меньше, чем в часе езды от меня, герр Либерман. Я изучаю право, иду третьим по успеваемо­сти на курсе, то есть я могу вполне изучить обстановку и задавать вопросы по делу.

- Я понимаю, что значит вопросы по делу, но по сути это отнюдь не ваше дело, молодой человек.

- Вот как? Почему же? Неужели только вы облада­ете правом бороться с нацизмом? В моей стране?

- Герр фон Пальмен...

- Вы изложили проблему на людях; вы должны были сообщить нам, что только вы имеете право ею заниматься.

- Послушайте меня, - Либерман покачал головой: ну и немец. - Герр фон Пальмен, - сказал он, - лицо, которое познакомило меня с этой проблемой, был моло­дой человек, такой же, как вы. Он был более вежлив и относился ко мне с большим уважением, но во всем прочем вы походили друг на друга. И можно с уверен­ностью утверждать, что он был убит. Вот почему вам не стоит заниматься этими делами: они для профессионалов, а не для любителей. Кроме того, вы можете все так запутать, что когда я приеду в Пфорцхейм, вы лишь осложните мое расследование.

- Я не собираюсь ничего путать и постараюсь не дать себя убить. Хотите, чтобы я позвонил вам и выложил все, что мне удастся узнать или же мне держать эту информацию при себе?

Либерман напряженно пытался понять, как ему оста­новить этого неофита; конечно же, ему ничего не при­шло в голову.

- Вы хоть знаете, какую информацию собирать? - спросил он.

- Естественно, знаю. Кому Мюллер оставил свои деньги, с кем он поддерживал отношения, каких он придерживался политических взглядов, чем занимался во время войны.

- Где он родился...

- Знаю. И все подробности того вечера.

- Кроме того, были ли у него какие-то контакты с Менгеле то ли во время войны, то ли сразу после нее. Где он служил? Был ли он когда-нибудь в Гюнцбурге?

- В Гюнцбурге?

- Где жил Менгеле. И попытайтесь не вести себя подобно прокурору...

- При желании я могу производить на людей самое лучшее впечатление, герр Либерман.

- Я не могу ждать, пока вы мне это продемонстри­руете. Дайте, пожалуйста, мне ваш адрес; я вышлю вам снимки трех человек, которые предположительно могли иметь отношение к этому убийству. Снимки старые, были сделаны примерно тридцать лет назад, и по край­ней мере один из них перенес пластическую операцию, но они могли болтаться где-то поблизости и, может быть, кто-то видел чужаков. Кроме того, я вышлю вам письмо, подтверждающее, что вы работаете на меня. Или вы­слать вам подтверждение, что это я работаю на вас?