— Всего лишь тюбетейка... — чирикнул он.

— Тюбетейка, да не простая, — сказал царь Навруз. — Смотри внимательно... Вот я её надел. Ничего не случилось? Ничего... Теперь снимаю, поворачиваю на сто восемьдесят градусов и снова надеваю. Что ты ви­дишь теперь?

— Вас вижу, ваше величество, — ответил Чирка.

— Понятно, меня. Ну, а что-нибудь изменилось во мне?

— Да нет, все как было.

Царь быстро повернулся, взглянул на себя в зеркало, на лице у него отразился испуг.

— Неправильно надел, — успокоил он себя. — Не­довернул малость. Тут, брат, точность нужна. Так, это у нее север, это юг, здесь Большая медведица, там соз­вездие Близнецов... Разворачиваем… Надеваем!... Нет, опять не то...

Он надел тюбетейку в третий раз и стал медленно поворачивать ее прямо на голове, в надежде на то, что нужное положение найдется само, но как он её ни вер­тел, ожидаемого эффекта не получалось.

— А что должно случиться? — спросил Чирка.

— Теперь уже ничего, — упавшим голосом сказал царь Навруз. Он снял тюбетейку и со всех сторон ос­мотрел её. — Моя была ношеная, а это совсем новая... Тюбетейку подменили!

— Почему не просто украли?

— Это сделано для того, чтобы я не сразу догадал­ся. Я ведь надеваю ее раз в год, но проверяю чуть ли не каждый день. Как проверяю? Загляну — на месте, ну и ладно. А её, оказывается, уже давно нет!

Он швырнул поддельную тюбетейку в угол и сел на сундук, обхватив голову руками. Таким расстроенным Чирка видел его впервые.

Он взлетел ему на плечо и ласково чирикнул: — Не расстраивайся, Наврузка! Или как у вас говорят: «Не грусти, ослик, придет весна!».

— В том-то и дело, что не придет! — тяжело вздохнул царь Навруз. — Мы ведь очень маленькое царство и наша жизнь течет по своим законам. Мы ближе всех к солнцу, у нас по другому идет время. Когда на твоей родине еще только утро, у нас уже давно день. Здесь все очень быстро растёт, но также быстро и отцветает. Ты попал к нам в счастливую пору нашей юности, но она быстро пролетит, не успеешь оглянуться, как все мастерицы, эти юные существа, станут старушками.

— И Бойчечак? — вырвалось у Чирки.

— Да, и она тоже.

— Но это же так грустно!

— Наоборот — весело! Потому что у нас есть... бы­ла!— посмотрел он на пустые сундуки — волшебная тюбетейка...

Он усадил Чирку к себе на колени, погладил его и сказал:

— Вот история этой тюбетейки. Выслушай её вни­мательно. Она не только интересна, но и в высшей сте­пени поучительна.

ГЛАВА 5

Подарок странствующего индуса

— Мой отец был пастух, мать служила у богачей, а сам я с детства обрабатывал чужую землю. И вот од­нажды возле меня остановился бедный странник-индус, тело которого было едва прикрыто грязными лохмотья­ми. Он долго смотрел, как я размахиваю тяжелым кет­менем, потом спросил:

«А своя земля у тебя есть?».

«Конечно!» — с гордостью ответил я.

Мы жили высоко в горах, где были одни камни, до­ма тоже были сложены из камней, и стояли они каж­дый на отдельном валуне. Земля ценилась там на вес золота, поэтому, подметая нашу лачугу, я, как учила мать, не выметал пыль за порог, а собирал ее, и к тому времени у меня уже было свое крохотное поле, величи­ной с лепешку.

«Больше и не надо, — сказал индус. — Вот тебе се­мечко, посади его, сам я не могу этого сделать». Мне стало жалко его, и я сказал:

«У тебя нет земли? Возьми мою, я себе ещё соберу».

Он грустно улыбнулся в ответ: «Спасибо, мальчик. У меня есть земля. У меня столько земли, что орел в три дня не облетит её. Я — Арбореум, сын царя Хирзутума. Но я великий грешник. Много лет назад, когда я был молод и беспечен, я по­кинул землю отцов. Меня влекли чужие страны, я путешествовал, развлекался, пил дорогие вина, охотился на львов и носорогов и ни к кому не был привязан сердцем. И боги наказали меня. Когда я понял всю тщету и бесполезность такой жизни и решил вернуться домой бог Солнца Сурья дал мне это семечко, сказал: «Взрасти!», а верховное божество Ишвара вложил мне в руку посох и сказал: «Иди!». Так я и скитаюсь по земле вот уже много лет с семечком в одной руке и с посохом в другой. Семечко жжёт мне руку, оно плачет по ночам и просит, чтобы я посадил его, но я не могу этого сде­лать, потому что должен все время идти, нигде не оста­навливаясь дольше, чем на одну ночь. Силы мои на ис­ходе, я чувствую, что скоро умру. Возьми семечко, по­сади его, ухаживай. Вырастет кустик, на кустике — живой барашек. Да смотри, чтобы он ножками земли не коснулся, убежит, не догонишь. Барашка этого постриги. Из волокна сделай ткань, но не шей из нее ни шта­нов, ни рубахи, даже если будешь гол и бос. Сшей тюбетейку. Тюбетейка эта будет непростая, она...». И не договорил, умер... Я похоронил его, а семечко в тот же день посадил, хоть и не верилось, что из него вырастет живой барашек. Но — бывают же чудеса на свете! — на кустике в самом деле вы­рос барашек, да такой беленький и пушистый, что просто загляденье. Я его из рук поил, днём собствен­ной тенью от солнца укрывал, по ночам от волков ох­ранял. Объел мой барашек всю траву вокруг кустика, весу набрал, вот-вот ножками земли коснется. Тут я его и сорвал. Взял ножницы, постриг барашка, сделал и всё остальное, как велел индус, вот и тюбетейка, а что с нею дальше делать, не знаю. Надел, но ничего особен­ного не случилось: золотой дождь не пролился, прек­расная пери с неба не слетела, джин из кувшина не вы­шел. Забросил я тюбетейку в чулан и забыл о ней. Вспомнил уже в старости, когда голова побелела. Дай­ка, думаю, еще разок надену, вдруг хоть под конец жиз­ни откроется мне ее тайна. Надел, а красный тюльпан впереди, который еще покойница матушка вышила, так не идет к моим морщинам и бороде. Перевернул я ее задом наперед и ахнул — в зеркале передо мной вме­сто старика — безусый юноша. Брови чёрные, волосы из-под тюбетейки локонами, из глаз свет струится. Выбежал я из дома, глянул по сторонам — а зима была — и тут же ручьи зашумели, птицы запели, миндаль в горах зацвел. И куда бы я ни обратил свой взгляд, всё расцветало и обновлялось. Древние старики становились юношами, старухи в девушек превращались. Даже дрях­лый облезлый орел, не слетавший уже десять лет со скалы, стоило мне взглянуть на него, расправил крылья и полетел. Тюбетейка, в самом деле, непростой оказа­лась, надо было только правильно надеть её… Народ тут же выбрал меня царем и дал мне имя Навруз, а хлопковая коробочка за несколько лет сделала наше госу­дарство сказочно богатым. И тогда появилась она...

Царь Навруз умолк, погрузившись в воспоминания, и Чирка нетерпеливо клюнул его в палец:

— Кто она?

ГЛАВА 6

Королева Барбадензе

— Я полюбил простую девушку, — продолжал свой рассказ царь Навруз.—Уже был назначен день свадь­бы, как вдруг однажды утром вместе с первыми лучами солнца на небе показалась сияющая колесница, запряжённая, наверное, миллионом радужных мотыльков, вся в цветах и колокольчиках. В колеснице восседала красавица, каких свет не видывал. Весь народ высыпал на крыши домов, боясь пропустить это небывалое зре­лище, а карета вдруг приземлилась, небесная путеше­ственница в широкой шляпе и развевающемся шелко­вом платье спрыгнула с подножки.

«Летите, вы мне больше не нужны!» — махнула она мотылькам.

Колесница умчалась, а Прилетевшая с утренними лучами приблизилась ко мне и сказала:

«Ты — сын великого Хирзутума, Арбореум, которому бог Солнца Сурья подарил волшебное семечко. Нако­нец-то я нашла тебя!».

«Кто вы?» — удивленно спросил я.

«Твоя невеста — принцесса Барбадензе», — ответила она.

Я сказал ей:

«Вы ошиблись, прекрасная принцесса Барбадензе. Я не Арбореум, я царь Навруз. А сын царя Хирзутума Арбореум давно умер, я могу вам показать его могилу».

«Не обманешь! — воскликнула она. — Я узнала те­бя, и теперь ты не скроешься от меня ни на земле, на на небе!».