Вторым интеллектуальным признаком прямого умысла в преступлениях с материальным составом является предвидение общественно опасных последствий совершаемого деяния. Под предвидением подразумевается отражение в сознании тех событий, которые произойдут, должны или могут произойти в будущем. Поэтому предвидение общественно опасных последствий следует понимать как мысленное представление виновного о вреде, который он своим деянием причинит (или может причинить) тем общественным отношениям, которые находятся под охраной уголовного закона. При прямом умысле предвидение включает представление о фактическом содержании предстоящих изменений в объекте преступления, понимание их социального значения, то есть вредности для охраняемых законом общественных отношений, а также осознание причинно-следственной зависимости между собственным деянием и его общественно опасными последствиями. При этом опережающее сознание субъекта может отражать не все детали, а лишь общий характер причинно-следственной цепи.

В одном из определений Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала, что осуждение Ф. за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью является необоснованным, поскольку установленные судом обстоятельства не позволяют утверждать, будто Ф. предвидела, что в результате ее действий потерпевшая упадет и получит закрытый перелом шейки левого бедра со смещением, поэтому квалификация преступления как умышленного исключается[123]. В данном случае Ф. не осознавала причинно-следственной зависимости между своими действиями и причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей и не предвидела такого последствия, поэтому умысел исключается.

Для прямого умысла характерным является предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий. «Желание, — писал известный отечественный психолог С. Л. Рубинштейн, — переходит в подлинно волевой акт, когда к знанию цели присоединяется установка на ее реализацию, уверенность (курсив мой. — Л. Р.) в ее достижимости и направленность на овладение соответствующими средствами»[124]. Характерная для прямого умысла намеренность в достижении определенного результата связана с обязательным условием осуществимости этого намерения. А оно, с точки зрения лица, действующего с прямым умыслом, осуществимо, если планируемые последствия должны наступить в обязательном порядке. Конечно, речь идет не о фактической неизбежности намеченных последствий, поскольку она зависит не только от желания и действий субъекта, но и от многих других объективных факторов, частично или совсем не зависящих от воли виновного. Речь идет о мысленной (построенной в сознании субъекта) модели причинно-следственной связи, в которой причина (деяние) обязательно вызывает следствие (желаемый результат). Именно уверенность в неизбежности, закономерности наступления последствий побуждает виновного действовать ради их достижения.

Лишь в отдельных случаях совершения преступления с прямым умыслом возможно предвидение не неизбежности, а лишь реальной возможности наступления желаемых общественно опасных последствий. Это происходит тогда, когда избранный виновным способ осуществления преступления может с примерно равной степенью вероятности вызвать разноплановые последствия. Так, выбрасывая грудного ребенка из окна третьего этажа многоэтажного дома, виновный понимает, что и смерть, и любой тяжести вред здоровью младенца в зависимости от обстоятельств его падения (например, на ветви дерева или в снежный сугроб) будут одинаково закономерным, хотя и не единственно возможным результатом совершенных действий. В этом случае виновный предвидит не неизбежность, а лишь реальную возможность наступления желаемого последствия (смерти ребенка).

Следовательно, интеллектуальный элемент прямого умысла складывается из осознания общественно опасного характера совершаемого деяния и предвидения, как правило, неизбежности, а в исключительных случаях — реальной возможности наступления общественно опасных последствий.

Волевой элемент прямого умысла, характеризующий направленность воли субъекта, определяется в законе как желание наступления общественно опасных последствий.

Для уяснения психологической сущности желания представляет интерес механизм его возникновения, процесс формирования этого проявления воли человека. Этому вопросу уделялось внимание еще в русской науке уголовного права конца XIX — начала XX в.[125]. При небольших расхождениях в деталях схемы формирования желания, предлагаемые русскими учеными, имели большое сходство. Процесс формирования желания рассматривался как совокупность следующих этапов: 1) ощущение определенной потребности; 2) превращение ее в побуждение к действию, то есть в мотив преступления; 3) постановка цели, достижение которой должно прямо удовлетворять ощущаемую потребность или служить средством ее удовлетворения; 4) желание (хотение) достичь поставленной цели. Понимание желания как процесса, проходящего в своем развитии несколько стадий, от осознания определенной потребности до воли, мобилизованной на достижение определенной цели, было воспринято и уголовно-правовой наукой советского периода.

«Желание — это опредмеченное стремление, оно направлено на определенный предмет. Зарождение желания означает всегда поэтому возникновение и постановку цели. Желание — это целенаправленное стремление»[126]. Как стремление к определенному результату желание может иметь различные психологические оттенки. Желаемыми являются не только те последствия, которые приятны виновному, доставляют ему внутреннее удовлетворение, но и те, которые при внутренне отрицательном эмоциональном отношении к ним со стороны виновного представляются ему тем не менее нужными или неизбежными на пути удовлетворения потребности, ставшей побудительной причиной к действию. «При другом взгляде на сущность умысла, при отнесении к нему только желанных последствий, то есть таких, которые представляются ему приятными, в области умышленной вины осталось бы только незначительное количество преступных деяний, предпринимаемых ради них самих, не преследующих других целей, кроме причинения запрещенного результата»[127].

Итак, желание как элемент умысла заключается в стремлении к определенным последствиям, в восприятии их как нужных для удовлетворения ощущаемой потребности посредством совершения преступления. Эти последствия могут выступать для виновного в одном из следующих качеств: 1) конечной цели (например, убийство из ревности, мести); 2) промежуточного этапа на пути к достижению конечной цели (убийство с целью облегчить совершение другого преступления); 3) средства достижения цели (убийство с целью получения наследства убитого); 4) неизбежного сопутствующего элемента деяния. «Обобщая указанные выше оттенки волевого отношения виновного к результату при прямом умысле, можно сказать, что виновный в этом случае относится к результату как к нужному ему событию»[128].

Изложенная трактовка желания как признака прямого умысла заняла господствующее положение в современной отечественной науке уголовного права. Однако отдельные авторы толкуют желание причинить общественно опасные последствия только как конечную цель деяния или как средство достижения конечной цели. Представление же о последствиях как побочном результате действий виновного они связывают только с косвенным умыслом[129]. Высказанное в юридической литературе утверждение, что неизбежные побочные последствия, охватываемые предвидением, «не становятся желаемыми, не делаются ни целью действия, ни средством достижения цели»[130], справедливо лишь отчасти. Такие последствия действительно не превращаются ни в цель, ни в средство ее достижения, они не становятся желаемыми. Как неизбежное сопутствующее обстоятельство единой преступной ситуации, они с самого начала являются желаемыми в силу диалектики взаимной обусловленности сознания и воли: если желаемым является деяние, которое заведомо повлечет определенные вредные последствия, то желание распространяется и на эти последствия как необходимый элемент этого деяния.