— Оливия, — повторил он. Я не хотела смотреть на него. — Возьми, — он протянул мне свою сухую трикотажную рубашку, которую я с благодарностью приняла и натянула через голову. Он приоткрыл рот.

— Послушай, независимо от того, что ты хочешь сказать, не делай этого!

Он кивнул. Мы вышли через ворота на стоянку. Калеб взял свое полотенце, которым пользовался в тренажорке, из машины и протянул его мне. Я вытерла лицо и волосы, а затем вернула ему полотенце, глядя под ноги. Мне было слишком стыдно, что я могла произнести хоть слово. Мое поведение было ужасным. Я не хотела производить на него неправильное впечатление. Я сжала зубы и закрыла глаза.

— Спокойной ночи, Калеб. — Быстро сказала я, словно задыхаясь. Я чувствовала его взгляд на своей спине, когда уходила. Почему он поступил так? Первый раз я позволила себе зайти дальше, и получила тяжелый удар прямо в лицо.

— Завтра он забудет тебя, — прошептала я себе под нос, — и тогда ты сможешь двигаться дальше по жизни, забыв, что чувствовала, когда он тебя целовал.

На следующее утро я проснулась с ощущением, словно проглотила целую горсть гравия. Горло горело, и все мое тело болело. Я закуталась в одеяло, пытаясь позабыть всплывающие картины прошлой ночи. Это были глупые и безрассудные изображения, которые появлялись снова и снова до тех пор, пока мне не захотелось закричать. В моей жизни не было места для ошибок. У меня не было семьи и кучи денег за плечами. У меня был один единственный шанс добиться чего-то в жизни, и Калеб был тем отвлечением, которое могло разрушить всю мою жизнь.

Он позвонил дважды в течение дня и один раз после ужина. Я поставила телефон на беззвучный и запретила Кэмми отвечать на него. Я оделась для занятий в понедельник утром, все еще зеленая и полная решимости сделать вид, будто ничего не произошло. У нас была социология вместе, и он, вероятно, не понимал, что это была одна из самых больших аудиторий в этом семестре, и я сидела настолько близко к началу комнаты, насколько далеко позади сидел он.

Когда я пришла, аудитория заполнялась довольно быстро. Смутно оглянувшись и плохо соображая, я пошла к дальней левой стороне помещения. Там было пять мест, скрытых под выступом и от этого находящихся в тени. Я хотела спрятаться там. Обычно там сидели парни, любящие подремать на парах, и еще один, который выглядел как смесь Фреда Флинстоун из мультсериала «Флинстоуны» и Унабомбера

[16]

. Сегодня мне повезло. Там была парочка места, которые еще не заняли. Я начала нестись по проходам, плотно прижимая свою сумку сбоку. Я была уже на полпути от цели, когда услышала свое имя, произнесенное профессором с кафедры.

— Мисс Каспен?

Я замерла. Профессор Граббс обращался ко мне через микрофон, и люди начали оборачиваться на своих местах, чтобы посмотреть на меня. Я попыталась идти так, словно не услышала его.

— Мисс Каспен? — снова произнес профессор. — Куда вы идете?

Я медленно повернулась, улыбаясь и обнажая стиснутые зубы. Невыносимое, ужасное...

— Доброе утро, профессор, — приветливо произнесла я.

Все три его подбородка качались под его улыбающимся ртом, словно маятник. Калеб, голова которого еще буквально минуту назад была склонена над учебником, повернулся на стуле и смотрел на меня. Я с тоской оглянулась через плечо и увидела, как два студента заняли кресла, на которые метила я.

— Что-то не так с Вашим обычным местом? — спросил профессор Граббс, указывая рукой на первый ряд. — Это - мое дыхание? — Он подул на руку и сделал вид, что принюхивается. По всему помещению прокатилась волна смеха.

Я взглянула на него и спокойно направилась в переднюю часть аудитории.

Профессор Граббс походил на трехсот футового быка со склонностью к спорам. Студенты были запуганы его громким голосом и внушительным присутствием. Я же находила его привлекательным. Но не сегодня - сегодня я его ненавидела.

— Складывается ощущение, будто Вы прячетесь от кого-то, — он оперся на кафедру, и на секунду мне показалось, что она сломается под его весом.

Мои глаза уставились на Калеба. Он улыбался.

Аррррр!

— Скрываюсь от кого-то? — спросила я, когда села. — Зачем мне от кого-то скрываться? И благодарю Вас за то, что Вы не проанализировали каждое мое движение прямо перед всей аудиторией, — шипя, добавила я.

Профессор Граббс лукаво посмотрел на меня, а затем прокашлялся в микрофон.

Он не спускал с меня глаз, когда произносил:

— Есть ли в этой аудитории те, кто подозревают, что Оливия Каспен избегает их?

Калеб поднял руку.

Я опустила голову до тех пор, пока мой подбородок не коснулся моей груди.

— Мистер Дрэйк? — профессор Граббс не скрывал удивления. — Пожалуйста, спуститесь и займите место рядом с Оливией, хочу посмотреть, как она будет изворачиваться.

Я услышала его шаги, затем почувствовала его присутствие рядом, когда он сел на стул. Я опустила голову.

— Вы очень красивый юноша, — сказал профессор Граббс. — Не припомню, чтоб видел Вас так близко прежде.

Я приподняла голову и фыркнула. Профессор Граббс уставился на нас, его глаза перемещались с Калеба на меня с неприкрытым любопытством.

— Во мне проснулась жажда знаний, сэр. Думаю, отныне я всегда буду сидеть так близко.

— Теперь я знаю, что слухи верны, мистер Дрэйк.

— Какие слухи, профессор? — Голос Калеба был веселым и даже слегка поддразнивающим.

— Слухи о том, что Вы полны дерьма. — По аудитории раздался слабый смех. Калеб неустрашимо улыбнулся, купаясь во внимании.

— Чувствуешь себя лучше? — спросил он тихо, когда лекция уже началась.

— Да. Я прекрасно себя чувствую. — Я смотрела прямо перед собой, затаив дыхание от запаха его одеколона.

Когда он засунул руку в сумку, его нога задела мою. Я дернулась в сторону, но было слишком поздно: волшебное, окрыляющее чувство уже поселилось в моем животе.

— Прости, — ухмыляясь, сказал он одними губами. Я сердито посмотрела на него и кинула свой учебник с такой силой на стол, что профессор Граббс сделал паузу в своей лекции и посмотрел на меня.

— Понятно, — сказал Калеб себе под нос. — Если ты будешь делать так каждый раз, когда ты рядом со мной, то окружающие поймут, как сильно ты меня любишь.

Моя челюсть отвисла.

Я старалась слушать лекцию, честно, но к концу пятидесятиминутной половины пары я не могла вспомнить ни единого слова, сказанного профессором. Зато я запомнила запах одеколона Калеба и могла бы вам подробно рассказать о всех движениях, которые он сделал: о постукивании карандашом по учебнику на три счета, о перемещении его ног из-под стола так, что одна из них двигалась вверх-вниз, оперевшись на палец другой, лениво вытянутой ноги. Во время перерыва, я вскочила со своего места, словно пушечное ядро, и понеслась к двери. Он не последовал за мной. Когда же я обернулась, чтобы посмотреть, где он был, то не смогла его увидеть. Моей первой реакцией было облегчение, которое затем сменилось разочарованием. Возможно, он, наконец, получил сообщение и решил держаться подальше от меня.

Позже он поджидал меня возле входа в спальный корпус. Я выпрямила спину и потратила несколько секунд, чтобы взять свои эмоции под контроль. Дыши, Оливия, он всего лишь еще один парень, а они все сделаны из одного и того же дерьма. Я остановилась в нескольких футах от того места, где он стоял, ведь если бы я подошла ближе и учуяла запах его одеколона, то потеряла бы решимость. Живописная картина. Мы стояли в свете уличного фонаря, находясь в эмоциональной конфронтации, и ремешки сумок диагонально пересекали наши грудные клетки.

— Калеб, — сказала я, мой голос был слишком высоким, — я собираюсь быть честной с тобой. — Он кивнул, медленно моргая.

— Я просто не заинтересована.... в том, в чем.... заинтересован ты. Ты нравишься мне, но только как друг. — Я сделала паузу, чтобы посмотреть на выражение его лица, которое было таким же нечитабельным, как и «Война и мир», а затем я бросила последний аргумент, чтобы доказать свою точку зрения. — Просто я не думаю, что мы совместимы.