— Давай скорее. София уже рожает.

Если Марта и удивилась, увидев Гэбриэля, то виду не подала. Она держалась спокойно, как и подобает профессионалу, подала сигнал Джеймсу, потом усадила Софию в кресло.

— Я вижу вас не особенно четко, да и слышу плохо, — обратилась она к Габриэлю. — Наверное, в данный момент вы расходуете энергию на что-то другое. Я вижу, что вы испытываете боль, сопереживая Софии. По-моему, это здорово.

София начала было объяснять, но Марта перебила ее:

— Сосредоточься на дыхании, — кажется, так советуют акушерки. — Марта повернулась к Габриэлю: — Послушайте, я не знаю, когда приедет «скорая» и сколько времени осталось до появления малыша… — Она взглянула на Софию, которая сползла с кресла и прижалась к его спинке в попытке обрести более крепкую опору. — Дело в том, что Джеймс будет здесь через минуту. Как я понимаю, ему не следует про вас знать?

Габриэль кивнул. Он разрывался между необходимостью помочь Софии, собственной болью и изумлением от того, что приходится общаться с Мартой, продолжавшей говорить, укладывая в сумочку ключи Софии и ее кошелек:

— Конечно, я тоже не вполне понимаю, что происходит, но Джеймс напрочь лишен паранормальных способностей. Он ведь вас не увидит, да?

— М-м, нет. Вряд ли.

— Отлично, я так и думала. Просто я боялась вас обидеть, не познакомив с Джеймсом. Понимаю, что вам больно, и не хочу показаться грубой, но нам надо в первую очередь позаботиться о Софии, правда?

София собралась было заметить, что сейчас не до тонкостей этикета, она, между прочим, тут рожает. Ей было плевать, разговаривает ли Марта с Габриэлем, игнорирует или просто проходит сквозь него. Ей было слишком больно, чтобы заботиться о деликатном обхождении с ее ангелом-хранителем. И далась ему эта бесполезная способность сопереживать! Но в тот момент, когда она открыла рот, чтобы вправить Марте мозги, мощная волна боли сразила ее, и София безошибочно угадала: пора тужиться.

Через десять минут приехала «скорая», и они едва поспели в больницу. Мест в родильном отделении не оказалось. Софии было все равно, она могла бы родить прямо в машине на автостоянке, если бы это зависело от нее, но ее вынудили подождать, пока они не попадут в здание. Ребенок появился на свет в лифте, между шестым и седьмым этажом, прямо на каталке, на которую ее уложили. София чуть не сломала Марте руку, вцепившись в нее, а Габриэль скрючился в углу лифта подальше от всех, но так, чтобы София могла его видеть. Ей было на что посмотреть: вытаращенные глаза едва не вылезали из орбит.

Джеймс запер обе квартиры и последовал за «скорой» на такси, попутно разбудив по мобильнику друзей и знакомых. Водитель, ехавший с бешеной скоростью, отказался от чаевых:

— Не, парень. Тебе, молодому отцу, денежки еще понадобятся, уж поверь.

Джеймс спорить не стал. Возможно, водитель был не так уж далек от истины. Расплатившись, Джеймс вышел из машины — в пять утра, в начале зимнего дня. Небо было удивительно чистым для Лондона. На востоке Джеймс заметил поразительно яркую звезду. Подивившись ее чистому сиянию, он развернулся и двинул в здание больницы, его ждали неотложные дела — позвонить всем, кому надо.

Когда Джеймс повернулся, звезда тоже сдвинулась с места. На ее ярко-белом фоне мерцал красный огонек Звезда плыла на юг — сегодня она первой прибудет в аэропорт Гатвик.

Сын Софии весил чуть больше семи фунтов. Он появился на пару недель раньше срока, потому был небольшим, но вполне здоровым. Родившись, мальчик не переставал плакать, кричать, выть и хныкать. Унять его не удавалось, пока Софию не оставили одну и не задвинули шторки вокруг ее кровати. Тогда она протянула младенца Габриэлю. Ребенок улыбнулся и перестал плакать. Он походил на Габриэля — смешение рас, смешение стилей. Темная кожа, копна черных кудряшек и большие голубые глаза, как у Софии в детстве, но миндалевидной формы.

София смотрела на Габриэля, державшего притихшего ребенка.

— Значит, там, наверху, решили, что девочка не справится?

— С чем?

— Со всем, с чем ему предстоит справиться. Этому мальчику.

— И что?

— Я просто подумала, что могли бы на этот раз рискнуть и поставить на девочку.

Габриэль глянул на ребенка, потом на Софию.

— А, понял. Но ведь ты же сделала это, стала матерью. Вопреки всему. Разве это не отклонение от традиций?

— В общем, да, но я ведь само совершенство, ты сам говорил.

— Верно. А мир — нет. Люди еще не скоро научатся слушать девочек.

София пожала плечами:

— Да я и не против. У мальчиков одежки круче. И наверное, с сыном мне легче будет управиться.

Она взяла ребенка на руки, внимательно посмотрела на его личико, на мутные глазки и улыбнулась.

— Я никогда не пыталась представить, на кого он будет похож. Точнее, — поправилась София, — я вообще не думала о нем, если не считать страха перед родами. Ну и… — София перешла на шепот, — его божественного происхождения. Мне казалось, что когда он появится, если будет здоровым и все такое, то все получится само собой. Ну, то есть он сам о себе позаботится. Я думала: вот рожу и типа моя работа сделана. По крайней мере, что там дальше будет, я как-то себе плохо представляла. Мне хватало заморочек со всем остальным, про то, что там потом, я даже не задумывалась. Скажи, я, наверное, дура?

— Нет. Даже те, кто забеременел по собственному желанию, иногда забывают, что в конечном счете с ребенком приходится жить каждый день. А ты и вовсе ничего не планировала.

— А я о чем тебе восемь месяцев подряд талдычила! — София погладила мягкий пушок на голове младенца. — Столько суеты, а он — всего лишь маленький ребенок.

— Точно, — подхватил Габриэль. — Всего лишь ребенок.

— Пока.

— Да. Как ты его назовешь?

София закатила глаза:

— Ой, я не знаю. Как мне следует его назвать? Может, Эммануил?

Габриэль покачал головой:

— Нет. Это слишком даже для Крауч-Энда.

— Можно притвориться, что он вроде какого-нибудь латиноамериканского паренька из сериала «Нью-Йоркская полиция», и назвать его Иисус, только произносить по-испански: Хесус.

— Очень уж откровенно.

— Пожалуй, да и на неприятности можно нарваться. — София поцеловала ручонку младенца. — Мне нравится имя Габриэль.

— София, умоляю! Белая мать-одиночка, ребенок смешанных кровей, отец даже на выходные его не забирает, — да его в школе будут все время дразнить Гей-бриэлем!

— Белая мать-одиночка и к тому же стриптизерша, не забывай. Ладно. Как я его ни назову, его все равно будут дразнить. От этого ни один ребенок не застрахован. Ему бы лучше с детства уметь постоять за себя. Потом, мы ведь не знаем — он может и геем оказаться.

— Может, — кивнул Габриэль.

София откинулась на кровать и крепко прижала ребенка к себе.

— Ты действительно не знаешь, что с ним случится?

— Нет, не знаю. Но уверен, что все будет в порядке.

— Ей ты то же самое говорил?

— Кому?

— Предыдущей матери.

— Она не спрашивала.

— Еще бы.

София закрыла глаза. Ей очень хотелось надеяться, что Габриэль говорит правду.

Она заснула. Габриэль и младенец разглядывали друг друга.

Первый день своей жизни маленький Габриэль провел в больнице. Софию не выпустили домой, поскольку ребенок родился раньше срока, а София сказала врачам, что живет одна. Посещения были официально запрещены, но к Софии потянулся непересыхающий ручеек визитеров. Уговаривая персонал пропустить их, гости особенно напирали на одинокий статус роженицы. К тому же некая невидимая субстанция, оставленная Габриэлем, отбывшим по своим делам, смягчала сердца медработников. Бет с двойняшками, пристегнутыми спереди и сзади (Пит вкалывал на срочной работе), зашла по пути на консультацию для амбулаторных пациентов, проходившую в другом крыле больницы.

— Ну и как ты себя чувствуешь?

— Не знаю. Странно, но лучше, чем вчера. Мне кажется, что роды подействовали как электрошок, только не на мозги, а на тело.