София оглядела рваное тряпье, которое на себя натянула. Джеймс не соврал. В ответ на его ухмылку она пожала плечами и протянула ему пустую чашку за добавкой:

— Спасибо, что сказал. А то меня это так волнует.

Джеймс ушел через час, уложив Софию в горячую ванну с розовым и лавандовым маслами и оставив на сушке в кухне длинный ряд вымытой посуды. София вытянулась в ванне; за стенкой раздавались хрипловатый вой и бормотание — кто-то пылесосил квартиру, слушая дневные «Новости». Джеймс был прав, во многих отношениях они идеально подходят друг другу. Старые дружбаны, идеальные товарищи по играм, к тому же Джеймс умел отлично обустроить дом, чему София никогда не научится. Но не сработало. В смысле секса лучше у нее никого не было. И она знала наверняка, что и ему лучше ни с кем не было. В том-то и проблема. Хотя их любовь и дружба начались одновременно, на самом деле они скорее были близкими друзьями, ставшими замечательными любовниками. Слишком замечательными. Таким уготовано расстаться в слезах. Безопаснее было прекратить секс. Меньше вероятности, что София саданет его в приступе ярости, когда Джеймс заденет ее за живое — будучи лучшим другом и любовником, он лучше всех знает, как это сделать. В какую точку бить и с какой силой. Но если Джеймс в курсе, как причинить ей боль, то и Софии доподлинно известно, как его достать. В обличье стервы она предпочитала выступать исключительно по необходимости. В обличье сумасшедшей стервы. Одиночество ее вполне устраивало. Сексуальная жизнь, конечно, изрядно поскучнела, зато стало легче сохранять здравый рассудок. София вынырнула из обволакивающего тепла и под холодным, колючим душем смыла мыльную пену и кожную шелуху. Потрясающий секс был самой большой потерей, но София знала: продолжай они жить вместе, и рано или поздно ей пришлось бы отказаться от Джеймса совсем. Неподъемная жертва. А так по крайней мере они остались друзьями.

После ванны София оделась и отправилась в ближайший магазин, где, сжав мужество в кулак, не торопясь пополнила запасы наиболее необходимой провизии — молоко пожирнее, экстракрепкий кофе, пара бутылок вина, чтобы положить в холодильник на всякий случай. На любой случай, не обязательно особый. Воздержание она в принципе не одобряла, и если Джеймс периодически завязывал пить на недельку-другую — просто чтобы доказать, что он может бросить, а заодно и дать отдых печени, — София ко всякого рода лишениям по-прежнему относилась враждебно. Она понимала, что придет день, когда она начнет печься о себе, понимала и надеялась, что этот день наступит не скоро. Взять хотя бы Джеймса — во время добровольного поста у него всегда такой самодовольный вид. А кроме того, хотя ее работа была искусством своего рода, и оплачивалась отлично, и большей частью приносила удовольствие, танцы перед клиентами лучше удавались, когда София была немного пьяна. Или даже сильно пьяна. Большой бокал вина перед началом вечера стал обязательным. Как и упражнения, за которые она теперь принялась.

В течение десяти лет София выполняла одни и те же двенадцать упражнений каждый божий день — невзирая на похмелье, усталость или занятость. Даже новая влюбленность не могла помешать. Сочетание балетных па ее юности с некоторыми штучками, позаимствованными в более поздний период у так называемых мистиков из Индии и Юго-Восточной Азии, — все вместе занимало ровно восемнадцать минут от начала до конца. И выглядела она великолепно. Благодаря зарядке и наследственности. Она — не Джеймс, не для нее пробежки три раза в неделю и плавание через день, не для нее бесконечная череда студий и платных уроков — удел половины девушек с ее работы, — и уж тем более не для Софии дышать десять часов в неделю влажными выделениями незнакомых людей в дорогущем спортзале, где постоянно что-нибудь ломается. Свои упражнения она выполняла быстро, особо не потея, а эффект — на лице и на фигуре. Не говоря уж о том, что упражнения были на редкость портативными, их можно было делать где угодно — дома, в парке, на бульварах, в залах ожидания, в аэропорту, в любой точке мира. И дважды на работе. Практически голой. Когда попадались особенно повернутые клиенты.

Закончив, София направилась в спальню, раздвинула шторы, открыла окна, впустив в комнату теплый послеполуденный ветерок Встала перед большим зеркалом. С тех пор как Джеймс разбудил ее три часа назад, она пыталась выбросить странного посетителя из головы. Но сейчас, в спальне, глядя на одеяло, на котором он сидел, София не могла больше притворяться, будто ничего не произошло. В глубине души она не верила, что ей приснился дурной сон. Этот человек действительно сидел на краю ее кровати. София была уверена: она видела его собственными глазами.

София внимательно оглядела себя в зеркале. Она выглядела точно так же, как вчера. Тени вокруг светло-голубых глаз, возможно, были темнее, чем обычно, но ничего удивительного — она поздно легла, да и черноту эту легко замазать лишним слоем косметики. Короткие черные волосы, пожалуй, неплохо бы подстричь. София стриглась как можно короче — отчасти для того, чтобы подчеркнуть нахальную линию очень высоких скул, а отчасти для того, чтобы менять цвет волос по первому желанию. Бывало, желание возникало каждые две недели. На дворе весна, скоро все буйно зацветет. Не покраситься ли ей в блондинку? Яркую, как нарцисс? Хотя от сходства с Мэрилин лучше воздержаться — блондинкам, может, и веселее живется, но только не тем, кто пашет в ночном клубе. Там им приходится усердствовать, обслуживая занудливое старичье, которое никак не расстанется со своими подростковыми фантазиями о Мэнсфилд/Монро, и даже дополнительные чаевые в конце вечера не оправдывают затраченных усилий. По крайней мере, с точки зрения Софии.

Полная грудь, широкие плечи — они-то и держат грудь так высоко, уверяла четырнадцатилетнюю Софию продавщица в «Маркс и Спенсер». Но в четырнадцать одних уверений мало. София лишь видела, что ее плоть и кости безостановочно растут и эгоистичное тело плевать хотело на ее волю. Стройная талия, едва заметная выпуклость живота, темно-синий сапфир в серебряной оправе, воткнутый в пупок София повернулась к зеркалу боком. Грудь и живот ничуть не изменились, правая грудь чуть полнее левой, и все та же легкая припухлость между широкими, крепкими бедрами. Узкая полоска волос на лобке — шире нельзя, остальные волосы на теле эпилированы работой. Длинные, сильные ноги, широкие ступни, как и полагается высокой девушке, мозолистые балетные лапы долгие годы наращивали новую кожу, пока наконец не выпрямились. София оглядела себя со всех сторон. Отражение в зеркале было таким же, как всегда, ничего не изменилось, парень привиделся, она не солгала Джеймсу, ей приснился дурацкий сон, никто не мог войти в квартиру прошлой ночью, и ничего не случится.

София отвернулась от зеркала, потерла глаза — и он был тут как тут. На изнанке век, куда она пальцами втерла свет. Она вздрогнула, вялость как рукой сняло, отняла ладони от лица, открыла глаза. Парень опять сидел на краю ее кровати.

— Прости, не хотел тебя пугать. Просто подумал, что надо бы проверить, как ты.

София глянула на него, потом опять в зеркало, увидела, что он не отрывает глаз от ее отражения. Перевела взгляд на узкий проем окна, прикинула: в окно ему не пролезть, дверь в спальню по-прежнему закрыта, и никто к ней не прикасался с тех пор, как она вошла в комнату. София посмотрела на парня, тот явно ждал ответа, вежливость требовала, чтобы она ему ответила. Он вопросительно улыбался, и София приняла решение. Прежде чем выйти из комнаты и резко захлопнуть за собой дверь, она ему таки ответила:

— Ты не настоящий. Я не могу с тобой разговаривать. Тебя не существует.

Потом прямиком направилась в гостиную, сняла телефонную трубку и оставила сообщение на автоответчике Бет:

— Детка, это София. Послушай… мы давно ни о чем не говорили, кроме твоей сексуальной жизни и нехватки секса в моей жизни, так что не знаю, как ты к этому отнесешься, но, по-моему, мне нужна помощь. Кое-что случилось. Можно, я приду к тебе завтра? Часов в одиннадцать, или сама назначь время. Сегодня я работаю, оставь сообщение, если ты занята, и мы договоримся на другой день. Но встретиться надо поскорее. Ладно?