том, что мы до сих пор не можем прийти в себя от майских неудач.

Обо всем этом Смушкевич доложил командованию.

— Хорошо, что время зря не теряли. Теперь вам надо будет перебраться со своим штабом поближе к

Георгию Константиновичу. Теснее надо взаимодействовать с ним. Будем готовиться к решающим боям,

— выслушав его, сказал Штерн. — Обо всем, что необходимо вам, — он повернулся в сторону

Смушкевича и начальника его штаба Устинова, — я сегодня же доложу Москве.

Вскоре прибыли «Чайки», новые машины с убирающимися шасси. Смушкевич собрал командиров и

сказал:

— Давайте посоветуемся, как их использовать. [98]

— Надо создать одну группу из имеющих боевой опыт летчиков и отдать им эти «Чайки», — предложил

кто-то.

— Неплохо, — согласился Смушкевич. — А возглавит группу Грицевец. В нее включим Герасимова, Смирнова, Короткова, братьев Орловых ну и... В общем остальных подберешь сам, — повернулся он к

Грицевцу.

— Слушаюсь, — ответил Сергей.

Имя этого героя Испании было уже хорошо известно всей стране. Теперь ему предстояло показать свое

мастерство в небе Монголии.

— Давай попробуем так, — когда они остались вдвоем, предложил Смушкевич. — Начнешь бой с

выдвинутыми шасси. Понимаешь?

— Так-так, — раздумчиво проговорил Грицевец. — Интересно...

— По внешнему виду ведь «Чайка» ничем не отличается от «И-15», — продолжал Смушкевич.

— А с ним они в бой вступят охотно, — понимающе подхватил Грицевец.

— Вот-вот... — одобрительно кивнул Смушкевич.

— Ну, а дальше что? — все более воодушевляясь, говорил Грицевец. — Дальше, я думаю, потащим их на

вертикаль... Так ведь?

— Так...

— И там мы им и показываем, где раки зимуют.

— Ну что ж, задумано вроде бы все неплохо. Посмотрим, как получится в бою, — заключил Смушкевич.

Обе стороны следили за этим боем с неослабевающим вниманием. Смушкевич стоял рядом с Жуковым

на его КП, занимавшем господствующую над местностью высоту Хамар-Даба. Вот как вспоминал [99] об

этом спустя много лет Георгий Константинович Жуков:

«22 июня 1939 года в районе озера Буир-Нур появилась группа японских истребителей в состава

двадцати самолетов.

Яков Владимирович поднял в воздух тридцать самолетов. Завязался ожесточенный бой. Через небольшой

промежуток времени к японцам подошли на помощь еще тридцать самолетов, но на подходе их

перехватили наши истребители. Их вели Герои Советского Союза из так называемой группы

Смушкевича, прибывшей вместе с ним. Мы видели, как загорались и падали вниз самолеты. А

Смушкевич, находясь на КП, нам сообщал: «Пока падают японцы».

За второй волной к противнику на помощь подошла третья волна в составе еще сорока пяти машин. Но к

этому времени Яков Владимирович предусмотрительно подтянул и своевременно бросил в бой

шестьдесят своих самолетов. Бой вспыхнул с новой силой. Однако через пятнадцать — двадцать минут

японская авиация начала беспорядочное бегство. После боя на территории, над которой он проходил, были обнаружены остатки тридцати одного японского самолета. Наши потери были незначительны.

Сколько было после этого ожесточенного воздушного сражения радости у летчиков, да и в сухопутных

войсках, особенно у тех, которым довелось стать свидетелями этой победы!

В этом бою, как и в последующих воздушных битвах, Яков Владимирович Смушкевич показал себя

исключительно вдумчивым и умелым организатором действий крупных сил авиации.

При проведении операций наши ВВС во всех случаях обеспечивали господство в воздухе и надежно

прикрывали действия армейской группы». [100]

Так через двадцать шесть лет рассказывал о тех днях Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своем

письме автору.

Но видимо, японское командование все еще не могло понять, что же это происходит. Почему вдруг такой

перелом в событиях?

Оно бросает в атаку лучших из лучших летчиков, имевших опыт войны в Китае.

Наши летчики узнали об этом лишь после боя, когда в штаб Смушкевича доставили одного из тех, кому

удалось остаться живым, — знаменитого японского аса капитана Маримото.

Хотя японцы и потерпели поражение в воздухе и теперь не решались начинать первыми, а лишь ждали, что предпримут наши летчики, ясно было, что они еще попытаются взять реванш в небе, а главное, на

земле.

Но дать им возможность собраться с силами никто не думал. Решено было опередить японцев.

В один из августовских вечеров, накануне праздника летчиков, в гости к ним приехали маршал

Чойбалсан, комкор Смушкевич и другие командиры. Когда все уселись за столы, поднялся невысокий, стройный полковник Лакеев и сказал:

— Говорят, японцы зимовать собираются. Нас зима не пугает. — Он бросил взгляд в сторону гостей. —

Но может, не придется, а?..

Смушкевич лукаво улыбнулся. Ему уже был известен день наступления.

Утром 20 августа шестьсот советских самолетов замерли на старте. Вместе с другими командирами

Смушкевич занял место в большом напоминающем террасу окопе на склоне горы Хамар-Даба, где

находился командный пункт. [101]

Перед ними раскинулось поле боя. Правда, пока его скрывал густой предрассветный туман. Все с

нетерпением ждали, когда он разойдется. Стрелка часов подошла к пяти часам сорока пяти минутам. Тут

же над КП пронеслись истребители Л. Трубченко и Г. Кравченко.

— По вашим можно время проверять, — улыбнувшись, заметил Смушкевичу Штерн.

— Посмотрим, как будет дальше, — ответил Яков Владимирович. — Главное ведь впереди.

Ушедшим истребителям предстояло подавить зенитные установки. Японцы сами помогли им в этом. Они

открыли по самолетам такую бешеную стрельбу, что не засечь их огневые точки было просто

невозможно.

Смушкевич взялся за трубку телефона.

— Бомбардировщикам — вылет! — скомандовал он.

Но в это время подошедший к нему его адъютант Прянишников тревожно доложил, что истребители, которые должны сопровождать бомбардировщиков, взлететь не могут.

— Как так не могут? — переспросил Смушкевич.

— Туман затянул аэродром, — объяснил Прянишников.

Мысль Смушкевича работает с лихорадочной быстротой. От этих коротких секунд зависит исход

операции. Не взлетят истребители — и она сорвана. Отдай приказ на вылет — могут побиться в тумане

на старте.

— Вылетать, — коротко скомандовал Смушкевич.

Через несколько минут над головой послышался знакомый гул. Шли бомбардировщики. Их было сто

пятьдесят. Яков Владимирович напряженно всматривался в небо. Наконец он облегченно вздохнул. [102]

Рядом с бомбардировщиками появились истребители Забалуева. Еще выше над ними парили девятки

«Чаек». Все-таки взлетели!

Поражавший всегда своим непоколебимым спокойствием Смушкевич с трудом сдерживал волнение. Еще

бы! Ведь никому никогда не приходилось до сего дня руководить воздушной операцией такого масштаба.

Черные фонтаны, взметнувшиеся на горизонте, сообщили о том, что летчики успешно начали

наступление.

За пятнадцать минут до атаки пехоты Смушкевич повторил удар. После этого японская артиллерия в

течение полутора часов не могла сделать ни одного выстрела по нашим частям. Спустя три дня

окружение шестой армии генерала Камацубары стало очевидным. Наша авиация громила ее

беспрерывно. Господство в воздухе было полным. Теперь на один сбитый наш самолет приходилось

десять японских.

Но Смушкевич в это время находился уже далеко отсюда.

В конце сентября на Центральном аэродроме приземлились те самые «Дугласы», что несколько месяцев

назад взяли отсюда курс на восток.

Их торжественно встречали. Все уже знали имена новых Героев Советского Союза. Знали и то, что там, на Халхин-Голе, Сергей Грицевец и Григорий Кравченко первыми удостоились этого звания вторично.

На аэродроме гремел оркестр. Из самолетов показались летчики. Они вышли и остановились возле трапа, видимо ожидая еще кого-то. Наконец из кабины самолета показалось радостное лицо Смушкевича. Он