прочистить жиклеры, когда из-за ближайшей возвышенности послышалась частая стрельба и донеслись

крики «ура».

Мы с беспокойством поглядывали в ту сторону, каждую минуту ожидая, что на гребень возвышенности

вымахнут казаки. Но их пока не было. Как потом выяснилось, наш кавалерийский эскадрон преградил

белоказачьему разъезду путь к самолету. Мы были бесконечно благодарны товарищам-кавалеристам, которые спасли нас от неминуемой расправы.

Но этим происшествием наши испытания не кончились. Самолет находился уже в 35—40 километрах от

Уральска, в районе станции Переметная, когда мотор опять забарахлил. Он стал давать перебои, а затем и

вовсе замолк. Значит, опять вынужденная посадка, и к тому же в самом гнезде белого казачества. Мы

хорошо знали их садистскую ненависть ко всему революционному. Белоказаки не щадили никого, кто

попадал к ним в лапы.

Развернув самолет на север, я решил планировать в степь, чтобы выиграть расстояние и время. Ясно

были слышны ружейные выстрелы и пулеметные очереди охотившихся за нами белоказаков, видны были

всадники, скачущие в сторону нашей предполагаемой посадки.

Мы благополучно приземлились километрах в 10—12 от станции Переметная, в лощине, окруженной

небольшими холмами. [17]

Порай еще в воздухе сорвал с себя каску, старый промасленный полушубок и распихал по карманам свои

немудреные инструменты. Как только самолет коснулся земли, он уже оказался на нижней плоскости и

приступил к работе.

Вскоре на окружающих лощину холмах появились спешенные белоказаки. Они растянулись в цепь и не

спеша стали окружать место посадки самолета, явно намереваясь взять нас живыми.

Это нас и спасло. Порай быстро сделал свое дело и вскочил в гондолу. Через минуту мотор взревел, самолет рванулся вперед.

Рев машины и пулеметная очередь, выпущенная техником, ошеломили казаков. Самолет прошел над их

головами, и мой товарищ выпустил еще две — три очереди. Мы видели, как вскачь разбегались от

коноводов насмерть перепуганные лошади.

Оставляя в стороне станцию Переметная, я взял курс на Уральск. Остальную часть пути совершили

благополучно и скоро приземлились на своем аэродроме.

* * *

Уже две недели, как Уральск блокирован. В ночь на 4 мая белоказаки делают первую яростную попытку

штурмом овладеть городом. Но наши бойцы стойко отражают все атаки и отбрасывают врага на исходные

позиции за реку Чаган.

Значительную помощь войскам оказывают добровольные дружины жителей — преимущественно

рабочих железной дороги, предприятий города, больших паровых мельниц Стулова и Карева.

Мы, авиаторы, в эти решающие часы также не оставались безучастными. Находясь в окопах, вместе с

бойцами отражали атаки противника огнем двух своих пулеметов «Люис».

Получив отпор, противник несколько присмирел. И все же положение гарнизона с каждым днем

становилось все труднее и труднее. Таяли силы защитников города, катастрофически сокращались

боезапасы и продовольствие. Дневной паек пришлось значительно сократить.

Как-то рано утром, в один из первых дней июня, [18] на аэродром прискакал верховой и передал мне

приказание немедленно явиться к начдиву, В его кабинете я застал комиссара дивизии Андреева. Начдив, очень возбужденный, крупными шагами подошел ко мне, положил руку на плечо:

— Товарищ Степанов, вам поручается ответственное задание, от выполнения которого во многом будет

зависеть участь всех нас. Я не хочу скрывать от вас, что положение наше трудное. Войска четвертой

армии ведут тяжелые оборонительные бои, и надеяться на их помощь не приходится. Было бы хорошо, если бы вам удалось связаться с оторвавшейся при нашем отступлении группой комбрига Наумова и

передать мою записку. Пакет не должен попасть в руки врага. Разрешаю вам прочитать его.

В документе говорилось о состоянии осажденного гарнизона, о концентрации крупных сил белоказаков

вокруг города. В заключение Наумову предлагалось двигаться к Уральску.

Задача моя действительно была не из легких. Как найти в тылу противника группу, связь с которой

потеряна много дней назад?

— А не знаете ли вы, товарищ начдив, хотя бы приблизительно, местонахождение комбрига Наумова? —

спросил я.

— Не знаю. По-моему, он где-то в районе станции Деркул. Ищите! Обшарьте всю местность, но

обязательно найдите!

Начдив и комиссар дивизии на прощание крепко расцеловали меня, словно и не надеялись больше

увидеть.

Вернувшись на аэродром, мы с неразлучным другом Пораем стали готовиться к полету. .

* * *

Станция Деркул и местечко Зелененькое кишмя кишели народом, здесь было много подвод. Кругом

виднелись окопы, но определить, наши их занимают или белые, оказалось не просто. Пользуясь тем, что

нас не обстреливали, я снизился до 150—100 метров. Но и это не помогло. Мы разглядели только, что

вокруг поселка и станции лежало множество трупов. Здесь, по всей вероятности, недавно кипел горячий

бой. [19]

Тогда я решил направиться на север, к хутору Железнову, с надеждой нагнать по дороге какую-нибудь

одинокую повозку или всадника, сесть поблизости и получить необходимые сведения. Благо ровная степь

позволяла приземлиться.

Но, пролетев 15 километров, вплоть до самого хутора. Железнова, мы никого не увидели — степь словно

вымерла. Зато в самом хуторе обнаружили много кавалеристов.

Время шло. Я уже решил произвести посадку, и только осторожность Порая помешала сделать этот

опрометчивый шаг. Как мы потом выяснили, в хуторе находились белоказаки.

По совету Порая я развернулся и направил самолет через станцию Деркул на юг, к хутору

Архангельскому. Километрах в шести от него обнаружили два ряда окопов, занятых солдатами. Позади

окопов виднелись четыре орудия, обращенные в сторону станции Деркул. Стало ясно, что в Деркуле и в

местечке Зелененьком наши красные части и мы находимся у цели полета.

А когда подлетали к местечку Зелененькое, к нашей радости, заметили, что на крыше одного из домов

взвилось красное полотнище. Приземлились и, не выключая мотора, стали ждать скачущих всадников.

Порай держал пулемет на боевом взводе. Но уже издали мы хорошо различили широкие красные ленты

на папахах.

Все же Порай приказал им остановиться и разрешил подойти к самолету только одному. От него мы

узнали, что попали в группу Наумова.

А в это время от поселка уже бежали к нам запыленные и оборванные люди. Измученные, перенесшие

тяжелые испытания, потерявшие всякую надежду встретить своих, они, как дети, радовались прибытию

самолета и прямо на руках понесли нас к комбригу. А наш старый испытанный «фарман», подхваченный

десятками пар рук, был мигом укрыт рядом с кирпичным домом. Вся эта незабываемая сцена

происходила под ураганным артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем взбешенного неприятеля.

Комбриг Наумов встретил нас со слезами радости на глазах — [20] до того был взволнован этот

мужественный человек, не раз смотревший смерти в глаза.

— Мы сильно переживали, — говорил он, — видя, как вы мечетесь в воздухе, и боялись, что по ошибке

сядете к белякам. Хорошо, что ребята сообразили выпросить у какой-то женщины красную юбку и

смастерили подобие флага!

Комбриг рассказал, что его группа только что выдержала 36-часовой ожесточенный бой и отбила восемь

яростных атак белоказаков. Потеряв более 400 человек только убитыми, враг вынужден был отойти. Тем

не менее положение Наумова ничуть не улучшилось. Кольцо белого казачества вокруг его группы было

так же крепко, как и вокруг Уральска.

Вскрыв пакет и прочитав приказ, Наумов тут же карандашом на клочке бумаги написал ответ. После

этого мы распрощались с ним и снова поднялись в воздух. Для острастки я на бреющем полете сделал