три захода вдоль вражеских окопов, предоставив Пораю возможность «попрактиковаться» в стрельбе.

Враг тоже не дремал. Поэтому, когда через некоторое время мы приземлились в Уральске, обнаружили, что самолет продырявлен в девяти местах.

Я передал начдиву ответ комбрига. Но Наумову не суждено было соединиться с осажденным гарнизоном

Уральска. Вскоре после этого командующий 4-й армией приказал ему пробиваться на запад, к станции

Семиглавый Мар, на соединение с главными силами армии...

* * *

Шел второй месяц осады. Город кишел шпионами и контрреволюционерами. Поступали все новые и

новые сведения о поимке провокаторов и диверсантов, об обнаружении скрытой телефонной связи с

противником, была предпринята даже попытка угнать от здания штаба дивизии единственный броневик.

Только поломка какой-то детали помешала осуществлению этого подлого замысла.

Враг был коварен и изобретателен. Для передачи сведений он использовал скот. В распиленных и искусно

склеенных рогах коров, в заплетенных гривах и хвостах лошадей работники чека обнаруживали планы

[21] расположения наших частей, огневых точек и важных военных объектов. Коровы и лошади свободно

паслись и часто перегонялись с одного на другой берег Чагана, разделявшего наши и вражеские позиции.

Положение защитников города становилось все более тяжелым. Снаряды подходили к концу. Уже

пришлось организовать мастерскую для отливки пуль и для изготовления патронов. Не хватало хлеба, овощей и соли, а сахара давно не было.

Большой радостью для бойцов была махорка, которую доставлял им самолет. Ради этого ценного груза

пришлось на время отказаться в полете от общества Порая: вместо него я брал лишний мешок табаку.

По пять — шесть мешков втискивали в гондолу моего самолета снабженцы из полевого штаба 4-й армии

на станции Алтата, крепко опутывали их веревками. А я тащился с этим грузом, тревожно

прислушиваясь к рокоту мотора, каждую минуту ожидая сюрприза от «казанской смеси».

Но Порай был изобретательным человеком. Перед каждым полетом он проделывал целый ряд

манипуляций с капризным горючим, прежде чем залить его в бак, по нескольку раз процеживал жидкость

сквозь мелкие сита и в довершение пропускал через замшу. Поэтому вынужденные посадки стали

значительно реже.

Белоказаки, хорошо осведомленные, с каким грузом регулярно совершает воздушное путешествие мой

«Фарман XXX», при подходе его к Уральску открывали бешеный артиллерийский огонь.

Мне даже пришлось каждый раз менять направление подхода. Кроме того, зная, что казаки избегают

обстреливать город, так как у многих из них там находились семьи или родственники, я снижался и, едва

не задевая крыши домов, благополучно доходил до аэродрома.

* * *

Белоказацкое командование предпринимало отчаянные попытки овладеть городом. Но защитники

Уральска героически отражали атаки врага. [22]

В перерывах между боями наши бойцы и белоказаки иногда вели «задушевные разговоры».

— Эй вы, краснопузики! — кричали с другого берега Чагана. — А крепко мы вас поймали в мешок! Вот

скоро совсем завяжем его и вам будет хана! Все пойдете в Урал рыбу кормить.

Наши бойцы не оставались в долгу:

— Не говори «гоп», казура несчастная. Что-то долго вы этот ваш мешок завязываете. Неровен час, зубы

себе обломаете!

В ответ разъяренные казаки открывали беспорядочную стрельбу. .

* * *

В конце июня враг предпринял последний и самый ожесточенный штурм города. Погода этому

благоприятствовала: дождь лил как из ведра.

С вечера белые усилили артиллерийский обстрел наших позиций. Чувствовалось, что они готовятся к

атаке. Но откуда будет нанесен главный удар?

Город переживал напряженные часы.

Гарнизон был слишком малочислен, чтобы обеспечить прочную оборону на всех участках. В это

решающее время на помощь бойцам пришли рабочие дружины.

С начала переправы противника через Чаган удалось определить место его сосредоточения и время

штурма. Пользуясь дождем и темнотой, белоказаки спешили до рассвета перебросить через реку

побольше сил.

Наши бойцы и рабочие дружинники, сосредоточившись в окопах и за халупами на окраине города, сидели тихо, не желая спугивать врага. Все ждали условного сигнала с командного пункта начдива.

И вот гулкий артиллерийский выстрел взорвал напряженную тишину. Тут же залаяли пулеметы. Наша

артиллерия обстреливала противоположный берег Чагана, чтобы отрезать переправившегося противника.

Здания в городе дрожали от гула орудий.

Второй сигнал — ракета — поднял подразделения и рабочие дружины в стремительную атаку. Не

ожидавшие этого белоказаки дрогнули и стали в беспорядке [23] отступать к Чагану. Но немногим из них

удалось переправиться к своим. На поле боя осталось более пятисот убитых и раненых. Из них

большинство отъявленные головорезы — бородачи из полка «имени Христа Спасителя», те, кто готовили

беспощадную расправу с защитниками города.

В этом бою героический гарнизон красного Уральска еще раз доказал свою глубокую преданность

молодой Республике.

Странно звучит, но после этой победы положение наше стало еще более трудным. На каждое орудие

осталось всего по четыре снаряда.

В эти сложные и полные лишений дни по осажденному городу разнеслась радостная весть о приветствии

защитникам Уральска от Владимира Ильича Ленина. В телеграмме на имя командующего Южной

группой войск М. В. Фрунзе говорилось: «Прошу передать Уральским товарищам мой горячий привет

героям пятидесятидневной обороны осажденного Уральска и просьбу не падать духом, продержаться еще

немного недель. Геройское дело защиты Уральска увенчается успехом.

Предсовобороны Ленин».

Слова вождя придали защитникам Уральска сил, они еще больше укрепили веру в окончательную победу.

Гарнизон принял непоколебимое решение удержать город во что бы то ни стало.

Кончились запасы горючего. Казалось, связь с армией будет окончательно нарушена. Но выход нашел

председатель чека Штыба. Он разослал по городу десятки людей, которые собирали у населения все, что

могло гореть. На аэродром стала поступать самая различная посуда с бензином, керосином, газолином и

даже с одеколоном. Эта масса разнокачественной жидкости смешивалась, десятки раз перебалтывалась, процеживалась искусной рукой Порая и превращалась в подобие авиагорючего. В результате самолет

опять имел на несколько вылетов теперь уже «пораевской смеси».

* * *

В июне на Восточном фронте наступил решающий перелом. Наши войска под командованием [24] М. В.

Фрунзе перешли в контрнаступление. Подавляя ожесточенное сопротивление врага, они неудержимой

лавиной рванули на восток.

На нашем участке части славной Чапаевской дивизии форсировали реку Белую, заставив колчаковцев

оставить город Уфу. После этого чапаевцы двинулись на помощь осажденному Уральску. Защитники

города с нетерпением ожидали освобождения.

И вот 11 июля перед нашими окопами севернее Уральска вдруг появились полтора десятка бойцов на

взмыленных лошадях. Крики радости раздались в окопах, когда среди всадников бойцы разглядели

самого Чапаева.

В тот же день в здании штаба 22-й дивизии состоялось совещание совместно с командованием 25-й

дивизии. Было решено одновременно ударить по окружавшим Уральск белым войскам из города и из вне

его. На авиацию в это время возлагалась задача бомбить и обстреливать врага с воздуха.

Кстати, со станции Алтата прилетел летчик Лабренец — командир нашего отряда. Он тоже должен был

участвовать в предстоящем бою.

Мы тщательно готовили свои самолеты. В баки заливали остатки горючего, подвешивали бомбы, кабины

загружали «стальными стрелами».

Наступил рассвет решающего дня. Наши части, форсировав Чаган, с ходу стремительно атаковали окопы