канцеляриях появления морехода с посулами, Шелихов вернулся на корабль

и утром на заре снялся с якоря, чтобы идти на Камчатку.

К полному своему удовольствию, он в самую последнюю минуту вдруг

увидел спешившего на байдаре к кораблю асессора Коха. Кох понял, что

Шелихов в судную канцелярию теперь уже не зайдет, купец хитрит, но и

Кох не прост: он навестит морехода на корабле сам. И все же Кох

опоздал.

- Улетел воробей, сыпь, сукин сын, соли на хвост! - орал,

надсаживаясь, Шелихов, примечая, как отстает байдара от набирающего

ход корабля.

К концу третьего дня плавания воображаемые гримасы и брань

разочарованного в своих ожиданиях Коха уже не смешили Шелихова.

Веселое настроение померкло. Начался дождь, и стали давать себя знать

рывки шторма, до силы которого дошел обычный в этих широтах к концу

лета резвый муссон.

В попытках обойти далеко высунувшийся в море острый нос Камчатки

мореход и его команда выбились из сил. Штормом далеко отнесло корабль

от курса - галиот был уже у Большерецкого устья на западном,

противоположном Петропавловску, берегу. Но и войти, на худой конец, в

безопасное устье реки при таком шторме дело очень трудное - здесь

встречалось много преграждавших вход мелей и подводных камней. А между

тем продовольствие на "Святителях" кончилось, так как запастись

продуктами в Охотске не было ни времени, ни возможности. Надо было

что-то предпринимать.

- Погодишка всему делу поперек встала, - ворчал Пьяных, как бы

утешая Шелихова в неудаче замысла. - Подал бы господь благополучными в

Большерецк проскочить...

Продрейфовав в виду Большерецка сутки без воды и пищи, Шелихов

после безуспешных попыток заякориться принял решение съехать в байдаре

на берег и подготовить доставку на корабль по окончании шторма воды и

рыбы.

- Дойдешь ли?! - усомнился Пьяных, глядя на бушующие волны, но

отговаривать не стал и приказал готовить байдару.

Спустя короткое время двухлючная байдара, как легкая щепочка,

взлетела на гребне набежавшей волны. Во втором люке сидел верный Куч.

- Держись, Захарыч, глаз не спускай с Большерецка. До свиданьица,

товарищи добытчики! - крикнул Шелихов, и через мгновение щепка,

которой человек доверил себя, исчезла в пене крутящихся валов. В

Америке, насмотревшись на алеутов, гоняющихся в бурном море за китами,

Шелихов приобрел к кожаной байдарке, как средству передвижения по

морю, величайшее доверие.

Через два часа большая толпа камчадалов приветствовала отважных

байдарщиков на берегу торжественной пляской.

Шелихова знали в Большерецке, знали и о том, что он три года

назад ушел в плавание на Америку. Поэтому камчадалы особенно радостно

приветствовали необыкновенное возвращение морехода. По местному

обычаю, Шелихов должен был, не минуя никого, зайти в каждую избу и

ярангу, и везде, куда бы он с Кучем ни входил, им подносили туесок с

напитком. Этот туесок нужно было обязательно выпить, чтобы не нанести

смертельной обиды гостеприимному хозяину.

- Тьфу, опять же мухоморовая! - сплюнул Григорий Иванович,

возвращая туесок.

- Холоша, холоша! - лепетали простодушные камчадалы, нахваливая

свою дурманную, настоенную на грибах мухоморах водку.

Начальник селения казак-урядник Большеротов рассказывал последние

новости Камчатки.

- Рыбой красной четыре ямины завалили, китов...

- Мне пуд сто рыбы надобно, дадите?

- А куда ее девать-то, целу ямину отвалим. Ты нам только

солью-чаем пособи, второй год рыбу тушением заготовляем, соли нет. В

Петропавловск англинец пришел... Василий Петрович... или как его бишь,

запамятовал... торговать намерился, и все у него есть: пшено

сарацинское, соль, чай, китайка, водка французская, крепкая. Бабы

затормошили: съезди да съезди, мы, мол, без рубашек ходим, долго ли до

греха... Я и съездил, только не допустил исправник Штейнгель,

заборонил расторжку: "У нас, говорит, у самих все есть и ни в чем мы

не нуждаемся, да и беспошлинно торговать правительством запрещено". С

тем домой и вернулся. Ты бы, Григорий Иваныч, через хребет махнул, в

Петропавловское наведался бы. Мы тебе для такого занятия и лошадей

дадим.

Не прерывая, Шелихов слушал казачьего урядника. Иностранный купец

- ведь это и есть то самое, ради чего он предпринял плавание в

Петропавловск. Мягкую рухлядь, привезенную на "Святителях", он

обменяет на английские товары, сам наживет и людям без труда свои

"добавочные" вернет.

- Ладно! - важно ответил он и виду не подал, как заинтересовали

его новости Большеротова. - Лошади мне твои не нужны, у меня корабль

есть. Завтра на него вернусь и в Петропавловск пойду, а ты мне со

своими людишками рыбу и воду на корабль представь, я же за вас, сирот,

так и быть - расторгуюсь...

2

Шелихов с Кучем остались спать в избе Большеротова. А когда на

зорьке встали и вышли на кекур,* с изумлением увидели, что "Святители"

исчезли с горизонта. (* Выступающий в море утес.)

- Что скажешь? - обратился мореход к Кучу. Куч только плечами

пожал. - Видно, на Пенжинскую понесло, - предположил Шелихов. -

Придется и нам туда вместо Петропавловска сухопутьем тянуться... Да,

совсем ко рту было поднесли, и вот на, мимо обнесли! - сказал он,

подумав, что встретиться с прибывшим в Петропавловск английским

торговым мореходом так, видимо, и не придется.

- Давай лошадей! - вернулся он в дом Большеротова и тут же, начав

расспрашивать о дороге на Пенжинскую губу, выдал свое изменившееся

намерение.

- На Пенжинку лошадей не дам, - отрезал Большеротов. - Сам

загниешь и лошадей загубишь - шутка сказать, восемьсот верст пройти.

Хребтом не пройдешь - медведи на лошадей позарятся, а берегом коряки и

ламуты не пропустят... они сейчас немирные... Да и что толку, если и

доберешься! Ты придешь, а Пьяных "Святителей" уже в Охотск увел.

Зимой, - на носу-то зима! - на конях от Пенжинки к Охотску не

спустишься, это тебе не на байдарках море в шторм переплыть. Придется

олешек или собак добывать, а на таком деле беспременно голову

сложишь...

Шелихов признал доводы Большеротова разумными. Оставалось, таким

образом, лишь одно: осуществить первоначальное намерение - перебраться

через хребет, мимо сопки Вилючинской, в Петропавловск. Денег, правда,

при себе мало, мягкая рухлядь осталась на корабле, но если

петропавловский исправник Штейнгель дозволит расторжку, англинец,

может быть, и согласится под его государственную гарантию принять

векселями на Москву или Петербург. В таком случае он, Шелихов, тоже

заработает, но только уже в свой карман, без дележки с кем бы то ни

было. Ну, а если и ничего не выйдет из попытки торговать без наличных

денег, то... Шелихов тут задумался. Только что входившие в торговую

практику векселя Григорий Иванович считал необходимым внедрять в

обиход сибирской и заокеанской торговли - не будешь же возить за собой

сундук с деньгами. Да, - примиренно пришел к выводу мореход, - если он

ничего не купит, то хоть расспросит и узнает от английского капитана

координаты пути в Кантон, на Филиппины, Малакку и Индию. А знать

теперь это для Шелихова такое дело, что за него он и сам готов большие

деньги заплатить.

Оставив Большеротову залог за трех лошадей, Шелихов на следующий

день вместе с Кучем выехал в Петропавловск. Третья лошадь шла под

вьюком с продовольствием.

Они прибыли в Петропавловск на седьмой день трудного пути, следуя