мимо действующих сопок Апача, Паратунка и горячих у их подножия
ключей, в которых смогли варить себе рыбу и подстреленную дорогой
дичину.
- Твоя страна и моя страна - как руки у людей, - радостно
выставил Куч перед глазами Шелихова ладони с растопыренными пальцами.
- Руки одинаковы, а люди разные: ты белый, а я красный.
- Пустое, - отвечал Шелихов. - Мы к тебе придем - всех одинакими
сделаем...
На спуске к Петропавловску Шелихов и Куч невольно остановились,
залюбовавшись величественным видом Авачинской бухты. Между четырьмя
курившимися сопками лежало глубокое зеркало вод. Двадцативерстным
широким клином это зеркало врезалось в яркую зелень берегов,
испещренную белыми стволами берез.
- Хороша! - вырвалось у Шелихова. - Прямая дорога в Америку! Одна
беда, полгода льдами заперта лежит...
Шелихов даже от цели своей поездки оторвался и перенесся в мир
глубоко затаенных желаний: "Ковер бы самолет добыть, сел бы на него и
за полдня в Америку перелетел... Али сапоги семиверстные..." И тут же
в тревоге за судьбу Натальи Алексеевны подумал: "Влез бы в них с
вечера среди камчадалов, а на другой день с Наташенькой в Охотском чай
бы пил. Сказки! Чудесные бы такие снаряды заиметь, чтобы одолевать и
время и пространства! Сбудется ли это?.."
Невдалеке от берега стоял корабль красного дерева, обитый латунью
до верхнего борта, с двенадцатью пушками, расставленными на палубе.
"Это тебе не русские купеческие галиоты, деревянными гвоздями шитые",
- мелькнуло в мыслях Шелихова, когда он осматривал понравившееся ему
судно.
Не открывая своих торговых намерений, он прежде всего постарался
разузнать, откуда пришли иноземцы и сколько шли.
Дородный капитан корабля "Юникорн" Ост-Индской компании Виллиам
Питерс выступал павлином и говорил:
- Из Бенгала вышел двадцатого марта, в Кантоне чай брал двадцать
восьмого июня, в Петропавловск пришел девятого августа...
"Ладно, хвались, хвались, - ничем не выдавая своего
удовлетворения, подумал Шелихов. - Ты пятьдесят градусов по широте за
сто сорок дней осилил, а я семьдесят градусов по долготе за тридцать
пять дней сумел пройти. Твое судно латунью обито, а мое червем морским
изъедено, ракушками облеплено... Вот и поглядим, кто хозяином морей
станет".
На корабле Григорий Иванович пил подносимое англичанами виски и
осторожно разведывал о торговых намерениях заморского гостя. На берегу
же уговаривал Штейнгеля не допускать англичан до торговли по мелочам,
а позволить ему, Шелихову, купить весь английский груз и поручиться за
него в уплате по векселю на Москву, в срок два месяца по предъявлении,
из шести процентов годовых.
Капитан-исправник Штейнгель согласился, и Шелихов объявил
Питерсу, вставляя для полноты убеждения уловленные из прежних встреч
дружеские слова на английском языке:
- My friend - дружище, чтоб не ворочаться тебе с грузом и не
вызывать хозяйского неудовольствия, готов я у тебя, for friendship -
дружества ради, весь груз покупить, ежели цену сбавишь и векселями
возьмешь... Money, казны то есть, при себе не имею, но власти
поручатся, что я все заплачу...
Капитан Питерс, приписав это предложение соблазнительному
действию виски, даже удивился. Но думал недолго. У него было поручение
Ост-Индской компании проникнуть в неведомые, на краю света, владения
русских и во что бы то ни стало завести там с ними торговлю. Чего же
лучше! И Питерс на условия Шелихова согласился, дав со своей стороны
обязательство уплатить при расчете установленные русским
правительством пошлины.
- Ах, и мошенник же ты, Григорий Иваныч, как сумел с англичан
заматерелую гордость сбить да заодно с нею и цены на товары скинуть! -
восхищенно отозвался камчатский капитан-исправник Штейнгель, принявший
на себя роль переводчика в переговорах. - Ведь Питерс-то, по прибытии
к нам в Петропавловск, цену груза в двенадцать тысяч объявил...
- Облыжно мошенником меня называете, ваше высокоблагородие, -
поморщился Шелихов от дружеской грубости барона Штейнгеля. - По славе
о сей выгоднейшей торговле стекутся отовсюду купцы и всякого народа
многочисленность. Но вот в рассуждении о курсе кораблей Ост-Индской
компании, как и судам других держав, надлежит границы поставить да на
картах линию обозначить, чтобы они в север и северо-восток на
обысканные российскими подданными земли и острова американские не
уклонялись. Наш интерес в том, чтобы подданные других наций не могли
входить в пользы, отечеству нашему принадлежащие...
- Это уж не в моей власти! Об этом ты, Григорий Иваныч, в
Петербурге, перед престолом хлопочи...
- Не премину-с, ваше благородие, и не сробею, - заверил его
мореход.
Годом позже, по прибытии в Петербург, в конце 1787 года, в
поисках правительственной поддержки дороге в Америку, он действительно
чистосердечно сообщил обо всем этом коммерц-коллегии и императрице в
своей "Записке о странствованиях в Восточном море"; сообщил и о
полученной в этой сделке прибыли: "полтинник на рубль".
Получив за проданный груз векселя, в которых подпись Шелихова
была удостоверена и скреплена государственной печатью камчатского
капитан-исправника барона Ивана Штейнгеля, капитан Питерс при
разгрузке задержал и заупрямился выдать пять ящиков чая жулана,
корзину китайских чашек и несколько кусков дабы.* Возник спор, едва не
расстроивший сделку. (* Китайская плотная хлопчатобумажная материя.)
- Ну, на что они вам занадобились? - пытался Шелихов уговорить
подвыпившего на отвальном обеде англичанина уступить хотя бы чай. - В
Кантон идете, там чаю наберетесь по самые бимсы верхней палубы...
- Чай и китайские товары я в Кантоне на комиссию взял у
Лихудзы... богатейший купец... По китайским законам, потерпевший
кораблекрушение не отвечает за груз. Нужны, конечно, доказательства...
Вот то, что я оставил, в морской воде выкупаю, разобью, изорву и...
сдам Лихудзе... кораблекрушение!
- Капиталы наживать у английских купцов учиться надобно, ваше
высокоблагородие. Такой коммерции у нас и в Кяхте не случалось, -
усмехнулся Григорий Иванович, намекая исправнику Штейнгелю на
неуместность упрека в "мошенничестве", который тот сделал ему,
Шелихову. Но Штейнгель и виду не подал, что понял, - он невозмутимо
продолжал переводить путаные объяснения англичанина. - На англинцах-то
вы худа и не замечаете! - настойчиво продолжал Шелихов и махнул
наконец рукой: не прошибить баронской симпатии к заграничному.
Проводив Питерса в море, Шелихов стал рядить петропавловских
камчадалов и вольных людей на доставку купленных товаров батами до
Большерецка и оттуда вдоль берега - в Тигилский острог. Снарядить
такую экспедицию дело было нелегкое, но уж очень хотелось Шелихову
распродать купленное до возвращения в Охотск.
Прибыль предвиделась немалая, поэтому на деньги и на натуроплату
солью и чаем мореход не скупился. Предстояло верст полтораста на гужах
подняться вверх по речке Аваче, одолеть в верховьях небольшой волок на
другую речку - Быструю, а потом вниз по Быстрой сойти до Большерецка.
Этим путем без особых приключений, если не считать нескольких
разбившихся на камнях батов, - груз, хотя и подмоченный, был спасен -
Шелихов и добрался дней за десять до Большерецка.
Но наступившая осень с проливными дождями и густыми многодневными
туманами прекратила сообщение между селениями и стойбищами Камчатки.
Надежды Шелихова расторговаться до наступления зимы без остатка таким