-- Кажуть, що таки заводы вже е, Кузьмич, тильки я не бачив их.
-- Да ну! -- ахнул Кузьмич, пораженный, очевидно, тем, что не ему
первому пришла в голову такая мысль.-- Эх, язви их корень! Стало быть, уже
имеются такие заводы?
-- Маемо, Кузьмич, маемо! -- с гордой улыбкой подтвердил Пинчук, теперь
уже совершенно уверенный в том, что есть у нас такие заводы, словно уж сам
видел их собственными глазами. Потом, побурев лицом, добавил: -- Побачим ли
мы все это своими очами? Ухабистый лежит у нас шлях впереди, Кузьмич.
Перейдя улицу, густо заросшую подорожником и вечной спутницей
запустения -- дымчатой лебедой, или "цыганкой", как ее именовали в этих
местах, Пинчук и Кузьмич приблизились к полуразрушенной мазанке. Перед тем
туда юркнул зачем-то Сенька Ванин. Войдя в помещение, Пинчук увидел его
мирно беседующим с поваром Михаилом Лачугой. На снятой с крючьев двери, при
входе в мазанку, сушились на солнце галушки.
В самой мазанке на большой треноге лежал черный котел, вывороченный
Лачугой из каменки разрушенной бани. Котел и сам повар не блистали чистотой.
Это возмутило Пинчука.
-- Що ж ты сидишь?! -- закричал он на опешившего Михаила. -- Подывись,
якый в тэбэ котел! Свиней тильки кормить с цього котла. Дэ твий халат?..
Кузьмич опасливо озирался по сторонам, чувствуя и свою вину в этом
деле: ведь хозяйство-то роты было последнее время в его руках.
-- Я говорил ему на сей счет, -- оправдывался он, гневно посматривая на
помрачневшего Лачугу. -- Да в разум не берет мои слова. Ты, говорит, мне не
указ. Побывал у генерала, так теперь думает, что уж и сам генерал.
Михаил молча и недобро скалил свой щербатый рот, прощупывая нового
старшину мутноватым взглядом.
-- Не нравлюсь, ищите другого. Я с этим котлом всю хребтину поломал, --
проговорил он.
-- Жалко, що ты голову свою дурацьку не зломав! Ты у мэнэ гляди. А то
таке лекарство пропышу, що вик памятать будэш!
-- Не стращай!
-- А я и не стращаю. Вернусь, проверю. И щоб усе чысто було! Зрозумило?
-- Понятно, -- вяло ответил повар.
-- А ты тэж марш звидциля, ничого дурака валять! -- бросил старшина
Сеньке и вышел вместе с Кузьмичом во двор.
В мазанке некоторое время стояло неловкое молчание.
-- Что он на меня? -- кивнул лобастой головой Лачуга в сторону двери.
-- Тож мне начальник великий объявился. Видали мы таких!
-- Нет, ты с ним поосторожней, Миша, -- совершенно серьезно посоветовал
Сенька. -- Пинчук -- человек крутой и строгий. Беспорядков не терпит. Чуть
заметил что -- и беда!.. Недаром председателем колхоза был! Этот враз научит
уму-разуму...
Рассказывая об этом, Ванин не скрывал и собственной боязни перед
Пинчуком.
-- А вообще-то он очень правильный человек. Зря ругать не станет. А уж
коли провинился, пеняй на себя: спуску не даст. Лучшего старшину не сыскать
на всем белом свете.
-- Что ты мне его расхваливаешь, как красну девку, -- свистя сквозь
щербатые зубы, заметил Михаил. -- Сам вижу, что за птица. Заест.
-- А ты делай все хорошо, и не заест. Почему от генерала-то ушел?
-- По своей воле.
-- Сам, значит?
-- Сам.
-- Хо? Сам! -- Ванин захохотал.-- Милый ты мой, хоть бы врать-то
научился. Иди ко мне на курсы, за неделю академиком в этом деле будешь...
Это, брат, ты от меня так легко можешь уйти, а не от генерала. Правда, хоть
я и ефрейтор, но до генерала мне еще далековато...
-- Не понял ты меня, Семен, -- обиделся Лачуга. -- Отпустил меня
генерал. Я сам попросился у него в разведку. Хотел разведчиком быть, а тут
опять с котлом пришлось возиться.
-- Ах вон оно что!.. Ну ничего, Миша, не горюй. Кормить разведчиков --
тоже большое дело. Дай-ка лучше закурить.
-- Некурящий я.
Сеньку осенила какая-то новая мысль.
-- Некурящий? -- притворно удивился он. -- Да как же это ты? Не
понимаю. Я вот, например, подыхаю без курева. Выдадут на неделю, а я за один
день все искурю. А потом хожу, щелкаю зубами, как голодная дворняжка, да
покурить спрашиваю. Впору хоть вой...
С присущей ему сообразительностью Семен сразу же оценил обстановку.
Если вести себя по-хорошему с этим поваром, думал он, то можно получить от
него не только привилегию в смысле котлового довольствия, но и положенную
ему порцию махорки. Оттого-то Ванин и подобрел так быстро.
-- Тебе пора уже к котлу вставать, -- услужливо заговорил он. -- Может,
помочь дровишек наколоть? Это я мигом.
-- Не надо. Я сам.
Сенька в душе выругал недогадливого кулинара, но все же надеялся, что
его слова произведут необходимое воздействие на некурящего повара.
Ванин взял топор и вышел из мазанки. Остановился, хищно кося глаз на
курицу, мирно рывшуюся в мусоре и что-то там выклевывавшую. Затем нагнулся,
взял полено и поставил его на попа. Взмахнул топором и опустил его на...
голову курицы.
-- Что ты наделал? -- в ужасе заорал Лачуга.-- Это ж хозяйская курица!
-- Неужели? Ай-ай-ай! -- притворно заахал Семен.-- Ну, так поскорее ее
в котел -- и концы в воду!
-- Вот набить бы тебе самому "котел", тогда б ты знал, как совать свой
нос...
-- Ну-ну, ты полегче! А то остальные зубы повыбью!
В дверях мазанки появился молодой разведчик Алеша Мальцев. Запыхавшись,
он сказал:
-- Товарищ ефрейтор, к командиру роты.
Сенька оглянулся, досадуя на то, что не удалось довести дело до конца.
-- Ну, пошли.
Мальцев перепутал: Ванина вызывал не командир роты, а старшина Пинчук,
нашедший для разведчика какую-то работу.
4
Марченко же сидел у себя в хате и выколачивал о стол разноцветный
мундштук, ожидая, когда к нему явятся с докладом Пинчук и Кузьмич. Те вскоре
пришли,
-- Докладывайте, -- приказал лейтенант, не прекращая своего занятия.
Это не понравилось Пинчуку, и он громко обратился к командиру:
-- Товарищ лейтенант, разрешите докладать!
-- Что кричишь? Я не глухой. Сказал же -- докладывайте.
-- Так я хотел по всей хворме.
-- После войны -- по всей форме. А сейчас не до этого.
Марченко вдруг легко вскочил на лавку и, быстро обернувшись, присел на
подоконник. Тонкий и сухой, стремительный, он как-то весь подался вперед,
будто готовился к прыжку. Из-под тонких броней поблескивали глубоко
посаженные каштанового цвета глаза.
-- Ну, я слушаю.
Кузьмич и Пинчук доложили: первый -- о сдаче, а второй -- о приеме
имущества.
Выслушав доклад, лейтенант приказал прислать к нему Акима.
Пинчук с видимой неохотой уходил из хаты. Он надеялся, что командир
роты поинтересуется, как у него, старшины, обстоят дела, что его волнует и
прочее. Но ничего этого не случилось. Кровно обиженный, Пинчук все же
проговорил:
-- Время, мабуть, у него нэмае.
Встретив Акима на улице, старшина холодно передал приказание:
-- Командир вызывав.
Аким удивленно посмотрел на Пинчука, хотел о чем-то спросить, но тот
быстро прошел мимо.
-- Писарем хочу тебя поставить, -- сказал Марченко, когда Аким появился
в хате. -- Как ты на это?..
Аким внимательно посмотрел на офицера, будто видел его впервые.
-- Как же? -- повторил Марченко свой вопрос.
-- Я бы попросил, товарищ лейтенант, не назначать меня писарем. -- Аким
еще внимательнее, с каким-то беспокойным любопытством рассматривал командира
и только теперь увидел, как был красив их лейтенант. -- Не хочу я быть
канцеляристом.
-- Почему? -- Марченко соскочил с подоконника, мягкой походкой старого