языке. Вечерами, окруженная высокопоставленными "друзьями" из числа

гитлеровских офицеров, руководивших железнодорожной службой, она вела

остроумную светскую беседу, осторожно вытягивая сведения о военных

перевозках, графике поездов, о специальных группах и эшелонах. Работа

крупнейшего железнодорожного узла Украины находилась под контролем наших

разведчиков.

Под стать Евгении была и Раиса Окипная. Черноокая красавица-украинка с

длинной косой, уложенной вокруг головы, смуглолицая, чем-то похожая на

испанку.

Эта обаятельная женщина с успехом выступала в Киевском оперном театре.

Подношения, цветы, аплодисменты. Многие видные гитлеровские офицеры и

генералы старались быть в ее обществе, не стесняясь, беседовали в ее

присутствии о своих делах. А один венгерский генерал даже просил ее руки. И

никто, включая и специально подосланных гестапо агентов, не догадался, что

она разведчица.

-- Ты говоришь, Окипная работает в театре? -- переспросил Максим

Елизарова.

-- Да, причем немцы к ней явно благоволят.

-- У меня есть сведения, что на днях в оперном театре украинские

националисты собираются провозгласить какую-то декларацию. Сможет она

провести нашего человека в театр?

Это было за несколько дней до 24-й годовщины Октября, и Максим решил,

что хороший взрыв, который прогремел бы в зале, когда там соберутся

украинско-немецкие подонки, напомнит оккупантам и их прислужникам, кто

действительный хозяин на украинской земле.

Окипная достала Елизарову документы о том, что он бухгалтер оперного

театра, и обещала провести подрывника. Требовалось много взрывчатки, ее

собирали по всему Киеву. Максим подобрал боевиков, было подготовлено место

для заряда. В связи с той операцией Кудря отложил день ухода Елизарова и его

группы через линию фронта.

За несколько дней до взрыва Кудря собирался пойти к подрывнику. Он

подошел к окну, чтобы посмотреть, нет ли "хвоста". Как будто все было в

порядке. Но на здании, где раньше красовались гитлеровские и нацио-

налистические желто-блакитные флаги, остались только флаги с черной

свастикой. "Неспроста это", подумал Кудря. Действительно, неспроста. Немцы

решили дать понять своим холуям, чтобы те не зарывались, и запретили

намеченное сборище в театре.

В тот же день Кудря узнал от Тараса, что в ночь на 7 ноября в Киеве

готовится большая облава на коммунистов.

Эту новость он передал Елизарову.

-- Вам придется уходить,-- сказал Максим.

-- Хорошо,-- ответил Елизаров.

-- Теперь слушай внимательно. Передай Центру, что мы никогда не упадем

духом. Скажи, что "Терпелиху" я не смог найти; сгорел адрес. Материальная

помощь нужна, но я ее не прошу. Если люди придут, то я их обеспечу. Места

встречи и пароли те же, кроме "дома Гинзбурга". Никаких личных просьб у меня

нет, кроме одной: сообщи жене и сыновьям, что жив, здоров, работаю там, куда

меня послала партия. Никогда их не забываю.

Они расцеловались.

Максим легализовался. Чтобы не вызвать подозрений он поступил в

медицинский институт и утром с учебниками в руках шагал на лекции.

-- Так я и врачом незаметно стану,-- говорил он шутя Марии Ильиничне.

Дела его шли хорошо. Он устроил одного из преданных людей заместителем

головы районной управы, другого -- в транспортный отдел городской управы.

Его человек уже работал в гестапо. И даже на случай отхода немцев у него

была возможность послать с ними хоть до Берлина надежного разведчика. Его

люди работали в железнодорожных мастерских, в гараже генерального

комиссариата, где они уничтожили тридцать немецких легковых автомашин,

обслуживавших гитлеровских чиновников и офицеров.

Рая Окипная завоевала доверие начальника полиции юга России --

полковника Грибба. Она и Женя Бремер имели связи со штабом венгерского

командования и сблизились с шефом украинской полиции в Киеве майором Штунде.

К заместителю генерального комиссара Киевской области фон Вольхаузену тоже

была устроена экономкой наша разведчица. Через нее поступала очень

интересная информация.

Но самое главное было то, что людям Максима удалось наладить связь с

товарищами из партийного подполья. Это дало возможность создать в Киеве и

пригороде семь диверсионных групп. Через работавшего в городской полиции

преданного нам человека по фамилии Черный все люди были обеспечены оружием.

Как-то, заглянув к своей знакомой, пожилой украинке, Максим застал ее в

слезах.

-- Что с вами? -- спросил Кудря.

-- От радости,-- ответила женщина.-- Первый раз в этом аду плачу от

радости. Взгляните, Иван Данилович.-- И она протянула ему небольшой листок,

отпечатанный на тонкой бумаге. Кудря прочитал сначала один, потом второй

раз: к населению Украины со словами правды и надежды обращался секретарь ЦК

Коммунистической партии Украины.

-- Как будто весточку от сына получила,-- сказала женщина, вытирая

слезы.

Кудря решил перепечатать и распространить эту листовку. Так он и

сделал. И хотя это не предусматривалось заданием, он стал заниматься и

листовками.

Эта работа была не менее опасной, чем работа разведчика. Прежде всего

надо было получить материал. А для этого необходимо было наладить регулярное

слушание московских радиопередач, что каралось расстрелом. И все же каждый

день, лишь только немецкий офицер-железнодорожник Георг выходил из дома,

Женя Бремер включала его приемник, слушала Москву, записывала сводку и

передавала Кудре. Максим писал текст листовки, а Женя печатала ее на машинке

"тиражом" в 300 экземпляров.

Это было опасное занятие. Соседи могли обратить внимание на стук

машинки, донести в гестапо. И они переносили машинку с одной квартиры на

другую. Через связных и разведчиков Кудря распространял листовки в Киеве и

ближайших селах.

Но были у Максима и серьезные неудачи.

Возвращаясь домой, Кудря заметил, что за ним следят. Он оглянулся:

вблизи -- никого. Улица казалась пустынной: два-три человека на весь

квартал. Старуха катит тележку с тряпьем, пожилой усатый украинец тащит

корзину. Тихо, спокойно.

-- Нервы, -- подумал Максим.

И все же шагнул в ближайший подъезд. Старуха прокатила тележку.

Украинец прошагал мимо. Максим вышел из подъезда. У входа стоял невысокий

красивый парень и разглядывал номер дома.

-- Владик,-- удивился Максим,-- ты что здесь делаешь?

-- За тобой гонюсь,-- усмехнулся парень.

Максим знал его -- Владик Корецкий был футболистом одной из львовских

команд.

-- Что же ты здесь делаешь? -- настойчиво переспросил Максим.

-- То же, что и ты,-- негромко ответил Владик. Максим с удивлением

посмотрел на Владика и сказал:

-- Я попал в окружение и был в плену, откуда удалось освободиться.

-- Знаешь, Иван,-- сказал Владик,-- я тебе не верю. Во всяком случае

считаю необходимым помочь тебе, хотя бы деньгами: я получил в НКВД для

работы, и будет правильно, если ты воспользуешься частью. Могу помочь и

людьми --имею хорошего радиста.

Да, радист был нужен Максиму. Дело в том, что радиосвязь с Центром была

нарушена. Весь запас сухих батарей, с таким трудом спрятанный у Линевича,

уходил на вызовы главрации, а ответа не было. Вдобавок оба радиста попали по

доносу управдома в поле зрения полиции. Максим решил переправить их через

линию фронта, передав с ними накопившиеся у него сведения.

-- Радист? -- переспросил Максим.-- Откуда он у тебя?

-- Из партизанского отряда.

Они договорились встретиться на Крещатике в кабачке, куда Владик обещал