скользили по мокрой траве.
Хорошо, хоть не каждый день нужно приходить в группу. За всю неделю,
что группа в сборе, он являлся всего два раза. Живет Микола, затаившись на
глухом хуторе, у жадной неразговорчивой старухи. Впрочем, он сразу нашел с
ней общий язык, предложив ей на выбор немецкие марки, польские злоты и
советские рубли. Старуха долго думала, а потом взяла за постой сразу в трех
валютах.
-- Хоть что-нибудь да останется, -- заключила она. Когда Скляной
рассказал об этом временному командиру группы лейтенанту Крюгеру, тот долго
хохотал:
-- По-моему, она ведьма! На русских хуторах всегда живут ведьмы,
присмотрись-ка к ней!
Однако ведьма приняла Миколу совсем неплохо и даже вот одолжила ему
старый кожух, который так греет холодными ночами, когда Скляной, сидя часами
в лесу у переносной рации, вылавливает из далекого эфира позывные
радиостанции абвера.
Сегодня ночью он получил особенно важное указание с добавлением
немедленно передать его лейтенанту Крюгеру. Вот из-за этого и пришлось
спозаранку тащиться сквозь мокрый кустарник.
"Покуда солнце взойдет -- роса очи выест", -- снова вспомнилось ему.
-- Ох, выест, -- вздохнул Скляной и услышал негромкий оклик сзади из-за
кустов:
-- Стой!
Скляной вздрогнул и остановился, подняв руки вверх.
-- Ложись.
Скляной лег, стараясь проглотить тугой комок, подступивший к горлу.
Что-то уж очень чисто голос говорит по-русски. И только, когда человек вышел
из-за кустов, страх прошел. Лейтенант Роденшток тоже узнал Скляного.
-- Что это ты на себя нацепил, Иван?--спросил лейтенант. В группе все
немцы звали Скляного Иваном.
-- Это русский кожаный пиджак, -- ответил Микола. -- Ведите меня к
господину лейтенанту Крюгеру. Я получил важную радиограмму сегодня ночью.
Приказано передать ее немедленно. А вы напугали меня, очень уж чисто
говорите по-русски.
Роденшток довольно улыбнулся. Они прошли между кустов к хорошо
замаскированному лагерю диверсионной группы. Да, Скляной с каждым днем все
больше убеждался, что отряд подготовлен отлично. Самые боевые и опытные
диверсанты вошли в группу. Пятеро из них отлично говорили по-русски и уже не
раз бывали в советском тылу. Скляному стало ясно, что их группе командование
придает особое значение. Это чувствовалось и по тому, как неусыпно следила
радиостанция абвера за позывными группы. "А раз так, -- думал он, -- и у
меня тоже есть возможность сделать карьеру. Дай-то бог!"
Подходя к Крюгеру, Скляной, уже вполне оправившись от недавнего испуга,
приосанился. Широкоплечий рыжеволосый Крюгер, одетый в линялую советскую
гимнастерку, галифе и кирзовые сапоги, сидел на поваленном дереве, выгребая
из котелка завтрак--распаренный концентрат.
Увидев Скляного, он отложил котелок.
-- Что-нибудь есть, Иван?
-- Точно так, господин лейтенант, получена радиограмма о предстоящем
прибытии командира группы. Велено передать вам лично, вот... -- он протянул
Крюгеру бумажку со столбиком цифр. -- Дальше я не расшифровал. Это по вашему
личному коду.
-- Хорошо!--сказал Крюгер.-- Подождите, я прочту. Скинув свой кожух,
Скляной расстелил его в стороне
у дерева и прилег. Уже сквозь дремоту он услышал взволнованный голос
Крюгера. Тот звал Роденштока и еще кого-то.
-- Ну, слава богу, -- говорил Крюгер, -- наконец-то кончается наше
бездействие. Молниеносный рейд, а там два месяца отдыха в тылу. Послезавтра
к нам прибывает командир группы. А вы знаете, кто им назначен? Капитан
Шварцбрук. Отто Шварцбрук.
-- Мне эта фамилия ничего не говорит, -- отозвался Роденшток.
-- Ну что ты! А я знаю его отлично, с ним не пропадешь! Это отличный
специалист. Он работал у Скорцени.
-- Фирма солидная. Когда он прибывает?
-- Послезавтра.
-- Ну что ж, Шварцбрук, так Шварцбрук.-- Хорошо, конечно, если знаешь
командира.
Сказать по совести, Роденшток был не очень доволен этим знакомством.
Конечно, теперь Крюгер станет вторым человеком в группе, а он и сам мог бы
рассчитывать на эту роль...
Обратно Скляной уносил в потайном кармане свернутую трубочкой бумажку с
зашифрованной радиограммой В ней сообщалось, что группа готова встретить
капитана Шварцбрука. Местом явки был назначен хутор, где обосновался со
своей рацией Скляной. Все равно сразу после прибытия капитана придется
уходить в другое место. Обратный путь через кустарник еще больше измотал
Скляного, но, вспомнив свои мечты о карьере, он завалился в сено спать лишь
после того, как передал ответную радиограмму.
Куда же вы пропали, капитан!
Над Берлином тоскливо ныли сирены очередной воздушной тревоги. На
центральных улицах было остановлено движение. Где-то в центре начался пожар.
Карл Либель остановил машину. Придется из-за этих союзников пешком пройти
пару кварталов. Он взглянул на часы: без двадцати восемь.
"Ну и денек, -- подумал обер-лейтенант, -- пролетел, как миг единый!"
Усталость уже давала о себе знать. Он зашагал по краю мостовой вдоль
тротуара. В быстро темневшем небе шарили лучи прожекторов, вспыхивали
красные звездочки разрывов зенитных снарядов.
Навстречу Карлу бежали две растрепанные женщины. Та, что постарше,
волочила по асфальту край одеяла, свисавшего с плеч. Она ежеминутно
наступала на него, путаясь и повторяя одно и то же:
-- Боже мой, я совсем забыла, боже мой...
-- Быстрее, мама, -- подгоняла ее молодая, -- до метро еще далеко, и я
опоздаю на работу...
Либель учтиво посторонился, давая женщинам дорогу. Да, им тоже нелегко!
Может быть, теперь они поймут, что такое война? Поймут и расскажут детям,
чтобы те запомнили на всю жизнь...
Либель подходил к Фридрихштрассе. В самом центре города в небо
поднималось пламя.
"Еще немного -- и бомба попала бы в Имперскую канцелярию", -- подумал
Либель и посмотрел на серое здание, над подъездом которого была укреплена
огромная эмблема гитлеровского рейха. Орел, раскинув крылья, вцепился
когтями в лавровый венок. Либель видел эмблему и раньше. Днем в полированных
перьях орла -- маленьких зеркальцах нержавеющей стали -- отражалась вся
жизнь улицы. Редкие автомашины (бензин забрал фронт), редкие прохожие (людей
тоже забрал фронт). Сейчас, в зареве близкого пожара, перья орла вспыхнули
красным отсветом. Казалось, орел ожил, его хищный глаз уставился на город,
на бегущих людей, словно он выбирал очередную жертву. Либель усмехнулся.
"Ну, уж если и до тебя добралась война, не усидеть тебе на своем месте".
В двух кварталах от рейхсканцелярии, окруженный аккуратным зеленым
газоном, стоял небольшой газетный киоск. На его стенке среди реклам и
объявлений висел большой плакат: человек с поднятым воротником в темных
очках и шляпе поднес палец ко рту. "Тсс! -- гласила надпись. -- Молчи! Тебя
может подслушать вражеский шпион!" Около киоска возился, запирая дверь,
газетчик с черной повязкой на глазу. Либель подошел к нему. Мимо сновали
люди.
-- Добрый вечер, Фред, что, уже есть вечерний выпуск?
-- Господин обер-лейтенант! В такое время! Я закрываю. Ну хорошо, --
газетчик взял у Либеля, сложенную вчетверо бумажную марку.
-- Это необходимо сегодня, -- тихо сказал офицер. Газетчик молча кивнул
головой и, открыв дверь, нырнул в свой киоск.
-- Вот все, что есть,--сказал он через полминуты, выходя из дверей и
протягивая обер-лейтенанту вечерний выпуск "Берлинер цейтунг".
-- Спасибо, Фред, до свидания!
-- До свидания, господин обер-лейтенант, сдачи, как обычно, не нужно?